Дочь императора

– Я вам верю, мессир, – отвечала она с волнением, – поэтому-то я и прошу вас в замок Гейерсберг. Никто вам не будет надоедать там расспросами. Вы будете совершенно в безопасности. Никто не помнит, чтобы кто-либо из обитателей этого древнего жилища бывал изменником.

– Я не могу вступить в этот замок, даже если он был бы жилищем моего брата, – сказал незнакомец. – Умоляю вас, сударыня, не настаивайте более. Отказываясь следовать за вами в Гейерсберг, я лишаю себя счастья провести несколько времени под одной с вами крышей. А кто знает, когда еще я вас увижу! Простите меня, сударыня, что слишком сильные причины заставляют меня отказаться от вашего предложения.

Хотя, по-видимому, незнакомец был немец, но в его голосе и взгляде проявлялось это ласкающее и убеждающее выражение, которое придает столько прелести некоторым итальянским натурам.

Каждое его слово трогало сердце обеих девушек, а особенно Маргариты. Сквозь опущенные ресницы она чувствовала восторженный и страстный взгляд раненого, устремленный на нее.

– Что с вами будет? – промолвила она.

– Я уже сказал вам, – отвечал он, – доплетусь до какой-нибудь крестьянской избы.

– Кроме хижины старой Лисбеты, которая здесь поблизости, вы на пространстве двух или трех миль не найдете никакого жилища. А так далеко вы не будете в состоянии идти.

– Я постараюсь.

Сделав два или три шага, он зашатался. В глазах у него затуманилось; ему показалось, будто колеблется земля под ногами; он инстинктивно искал опоры.

Увидев его слабость, Маргарита и Марианна бросились к нему.

В руке Маргариты изнемогающий раненый нашел себе опору, которая поддерживала его от падения.

– Вы теперь убедились, что не в состоянии идти один? – проговорила Маргарита, трепещущая от беспокойства, которое ей причинила слабость больного. – Если вы отказываетесь идти в замок, то мы проводим вас до Лисбеты. Это бедная шестидесятилетняя старуха, слепая и почти впавшая в детство. Вам будет у нее беспокойно, но, по крайней мере, вы будете там в безопасности.

– Как вы добры! – проговорил он.

– Возвратясь в замок, я расскажу о вас моей матери. Она вам пришлет постель и провизию.

Он грустно покачал головой.

– Послушайте, – сказал он, – вы может быть найдете меня очень странным и неблагодарным, но если, проводив меня к этой старой женщине, вы обязаны сказать кому-либо о моем присутствии, я буду просить вас лучше предоставить меня моей горькой участи. Во всяком случае, это будет лучше, потому что несчастье, тяготеющее над моей головой, преследует не только меня, но и всех тех, кто оказывает мне участие.

Сердце молодых девушек обладает столь сильным чувством преданности, что последняя фраза незнакомца окончательно поколебала нерешимость Маргариты.

– Хорошо, – сказала она, – позвольте нам довести вас до Лисбеты, и я вам обещаю, что мы никому не скажем о вас.

– Я не знаю, как благодарить вас за вашу доверчивость и доброту, – сказал незнакомец, – да наградит вас Господь за это!

Поддерживаемый молодыми девушками, он медленно достиг хижины, которая находилась не далее четверти мили.

Несмотря на бодрость и энергию, которые поддерживали его силы во время этого перехода, бедный молодой человек был до того изнурен и так страдал, что Маргарита чувствовала, как он дрожал при каждом шаге.

В сердце ее отдавалась эта болезненная дрожь раненого.

Она страдала не меньше него, как она потом сама говорила.

Понятно, какое могущественное влияние произвели эти события на сердце Маргариты, сердце, еще не тронутое житейскими бурями.

Раненый был устроен в небольшой чердачной комнате домика, занимаемом Лисбетой. Комната эта была южная; она завалена была соломой и наполнена пылью, которую нужно было стереть. Марианна усердно принялась за это дело, и прекрасная Маргарита не побрезговала помочь ей.

Наконец комната приведена была в порядок, молодые девушки устроили соломенную постель, на которую постелили кое-какие нашедшиеся у Лисбеты простыни и одеяла.

Несмотря на свои лета и слепоту, Лисбета с удивительной ловкостью помогала им.

Большая трудность предстояла теперь незнакомцу взобраться по лестнице, которая вела в его будущее помещение.

Поддерживаемый своими покровительницами и цепляясь за перила, он хотя и совершил это трудное восхождение, но усилия, которые он при этом делал, раскрыли его раны.

Кровь полилась так сильно, что несколько минут опасались, что нельзя будет ее остановить. Одно мгновение даже биение пульса и сердца прекратилось, и смертельная бледность покрыла прекрасное лицо незнакомца.

Когда он пришел в себя, первый его взгляд встретил встревоженные и наполненные слезами глаза Маргариты.

На раны нужно было наложить новые повязки.

Через час незнакомец впал в какое-то усыпление, которое не походило на нормальный сон, но было скорее следствием слабости.

Молодые девушки, поручив его попечениям старой Лисбеты, с приказанием хранить обо всем молчание, поспешили возвратиться в замок.

К счастью для Маргариты баронессы Гейерсберг еще не было дома. Я говорю к счастью, потому что она стала бы расспрашивать свою воспитанницу, о причине, задержавшей ее, не по чувству недоверия, но из участия к ней.

Баронесса Гейерсберг возвратилась только к обеду. Маргарита имела привычку давать ей отчет обо всем, случившемся с ней в продолжении дня, но теперь она могла и не лгать, не говоря ничего своей приемной матери о встрече с рыцарем. Так она и сделала.

Но, тем не менее, тайна эта была мучительна для бедной Маргариты, честная и откровенная душа которой не имела никогда секретов от своей покровительницы.

Надо не иметь никакого понятия о сердце молодых девушек, чтобы сомневаться, думала ли Маргарита о бедном раненом. Это была ее последняя мысль, когда она ложилась спать, и первая при пробуждении. Совесть ее мучилась мыслью, что она теперь покоится в своей комнате на мягкой постели, а несчастный раненый должен довольствоваться только соломой и толстыми простынями.

Этого одного беспокойства, внушаемого положением больного, было уже достаточно, чтобы сосредоточить на нем все мысли Маргариты. Но как думать о незнакомце, не припоминая при этом также его благородные и красивые черты лица, его бархатные глаза, его тонкие усы, и нежный голос?

Как не думать об этой тайне, которая его окружает, как не тронуться его мужеством, его страданиями?

– Он не может обойтись без нашей помощи и попечений, – шептала молодая девушка, одеваясь. – Ему необходимо белье и хорошая пища. Кто перевяжет его раны? Только бы они не раскрылись… Бедный молодой человек! Увидим ли мы его еще живым?

Эта последняя мысль скоро взяла верх над всеми прочими и наложила молчание на угрызения совести, которое испытывала Маргарита при мысли, что она будет действовать тайком от своей приемной матери.

Как только баронесса Гейерсберг удалилась в свою комнату, рассмотреть разные деловые бумаги, присланные ей адвокатом, Маргарита наполнила две большие корзинки бельем и разной провизией и отправилась с Марианной в хижину Лисбеты.

Лисбета объявила двум молодым девушкам, что у раненого сильная горячка, и что он дурно провел ночь.

Они поспешно поднялись к нему.

Несмотря на беспамятство, которое редко его покидало, он узнал Маргариту. Луч радости и благодарности заблестел в его глазах, и казалось, осветил его лицо.

Из подушек, которые они принесли, молодые девушки приготовили ему более покойную постель, хотя и не достаточно мягкую для такого больного. Он не мог есть, но Маргарита сделала ему своими белыми руками прохладительное питье, рецепт которого окружной доктор дал ей, как успокаивающее средство для раненых.

Всегда неутомимая, когда приходилось исполнять дела, Марианна возвратилась в замок за простынями и другими вещами, которые она забыла. Во время ее отсутствия Маргарита оставалась одна с незнакомцем.

Он не мог говорить, но глаза его говорили за него, Маргарита хорошо понимала выражение взглядов.

В продолжении всей недели раненый был в опасности. Каждый вечер, оставляя его, Маргарита спрашивала себя, увидит ли она его завтра. Она отдала бы все на свете, если бы он позволил привести к нему доктора, но он заставил ее дать честное слово не говорить никому о его присутствии.