Древняя и эллинистическая Греция. История от истоков до времен Александра Македонского
Более богатым и разнообразным инвентарем регулярно отличались погребения царей. Так, в захоронении близ Мохлоса были найдены великолепные золотые украшения. То же самое можно сказать и о пышных усыпальницах, устроенных для царей Маллии. До наших дней эти погребения называют не иначе как «хрисолаккос», то есть золотыми могилами. Когда Эванс откопал царскую усыпальницу в Кноссе, выяснилось, что она была разграблена еще в глубокой древности, но тем не менее гробница выделялась своим архитектурным великолепием. Над собственно гробницей, расположенной под землей, был найден верхний, надземный этаж с расположенным в нем храмом, однозначным свидетельством существовавшего в те времена ритуала погребального культа.
К временам, когда минойская культура уже начала приходить в упадок, относится знаменитый саркофаг из Агиа-Триады, на стенах которого были изображены сцены этого культа мертвых: в жертву приносили быка, его кровь посвящали подземному миру; вместе с покойником хоронили и других животных, съестные припасы и даже модели судов, вероятно для пересечения потусторонних водоемов. Все это составляло погребальные жертвы, отправлявшиеся в потусторонний мир вместе с умершим; погребальное пение сопровождалось игрой на музыкальных инструментах. Обряды выполнялись главным образом жрицами; участвовавшие в церемонии мужчины переодевались в женские одежды, иногда, правда, они обряжались в звериные шкуры (под египетским влиянием?). В качестве предмета процессии изображен силуэт вертикально стоящего покойника. Подразумевается ли его труп, мумия или воплощенная кровь быка, вернувшаяся по нашу сторону бытия? Этот вопрос остается без ответа, как и другие, о том, например, везет ли фантастическая упряжка, изображенная на боковой стороне саркофага, только богов, или в этом путешествии принимает участие и душа усопшего. Несмотря на то что картина на саркофаге сильно впечатляет, ее объяснение для нас пока невозможно.
В греческих мифах существуют разнообразные отголоски минойских представлений о потустороннем мире. Так, судьей мертвых и властелином подземного царства считали Радаманта, а после него также Миноса. Радаманта переместили в Элисий, а потом на острова блаженных, что восходит в точности к минойским представлениям.
Минойская религия содержит еще множество не решенных нами проблем. Твердо установлено одно – на Крите религия играла такую большую роль, что сравниться с ним в этом отношении могли немногие культуры. Вся частная и общественная жизнь была буквально пропитана религиозными мыслями и чувствами.
Поскольку на Крите существовала абсолютно не воинственная культура, все культурные усилия были направлены на мирные цели. Важнейшей предпосылкой к этому служило процветание экономики. Крит мог похвастать упорядоченным сельским хозяйством, имел в своем распоряжении большое поголовье скота, плоды развитого садоводства. На острове производили и экспортировали вино, масло, духи, вывозили в Египет древесину. Однако важнейшей статьей минойского вывоза служили художественные изделия. Для этого, естественно, приходилось ввозить в больших количествах нужное для их изготовления золото и слоновую кость, при этом египетские изделия по своему ювелирному изяществу и красоте инкрустаций также служили неподражаемым образцом. Но Крит превосходил весь остальной мир оригинальностью и качеством сосудов из керамики и фаянса, стеатита и благородных металлов, красотой статуэток животных и резьбой по дереву, мастерством глиптики, геммами и печатями, а также производством длинных мечей с роскошно украшенными рукоятками.
Этими промыслами занимались отчасти во дворцах, отчасти в частных мастерских. Обмен товарами происходил во дворцах, бывших центрами меновой торговли, при этом ремесленники не испытывали никакого давления и принуждения со стороны дворцовой администрации. Небольшие предприятия преуспевали и в провинциях, хороший доход приносила рыбная ловля, добыча пурпурной крошки и губки, а также производство тканей и красителей, давильни масла и производство парфюмерных изделий.
Ошибочным представляется часто высказываемое мнение о том, что по своему техническому развитию Крит отставал от Микен. В действительности именно минойские ремесленники были законодателями подлинных технических новаций. В Эгейском регионе именно они первыми построили водопровод и водохранилище, устроили во дворцах туалеты, ванные и канализацию, они были большими мастерами в строительстве дорог и мостов. Их оснащенные парусами и веслами суда были лучшими кораблями своего времени. Они первыми в строительстве освоили выносную каменную кладку, как концентрическую, так и линейную, и, кроме того, даже использовали свое знание закона сообщающихся сосудов в устройстве фонтанов. Отстали критяне только в строительстве крепостей и укреплений, поскольку считали, что им не нужны фортификационные сооружения.
Однако насколько минойская культура преуспела в своих усилиях в экономике и технике, настолько же малых успехов удалось добиться ей в некоторых других отношениях. Вину за это нужно возложить на присущее этой культуре ограничение, или, лучше сказать, самоограничение. Критяне были слишком вялыми и небрежными работниками, пугались пребывания на чужбине. Только на своем острове чувствовали они себя счастливыми, им не хватало пионерского духа и тяги в неведомое. Минойской международной торговле не хватало порыва, напора, а минойская талассократия так и не привела к созданию морской империи. Их технические интересы ограничивались и исчерпывались тем, что лежало на поверхности, они пренебрегали терпеливыми, требовавшими самоотречения исследованиями и изысканиями, которые нуждались в длительном и тяжком труде. Человек минойской культуры отличался общительностью, получал большое удовольствие и радость от сутолоки, зрелищ и празднеств. В частных развлечениях он предпочитал настольные игры и игру в кости. Таким образом, можно сказать, что критянин был склонен к игре и не отличался волей и стойкостью в достижении отдаленных целей; именно поэтому в реальности в жизнь воплощались лишь немногие перспективные проекты.
Никакое художественное мастерство, никакая утонченность, никакое изящество не смогло бы придать критским изделиям такую привлекательность, не будь эти изделия порождением собственно минойской творческой идеи. Другими словами, если бы Крит удовлетворился усвоением преимущественно культурных заимствований из-за границы, то творения критских мастеров вряд ли отличались бы большей оригинальностью, чем, к примеру, финикийские или этрусские. В ранний период развития критской цивилизации острову не хватало собственных культурных импульсов. В те времена Крит был подвержен влияниям со стороны Северной Африки, Передней Азии, Анатолии, Греции и Балканского полуострова, ограничиваясь созданием комбинаций из заимствований. Однако с момента создания древних дворцов на острове пробудились собственные изобразительные силы. В новом духовном климате восторжествовало своеобразие специфически критского художественного ремесла, весьма стихийного, элементарного собственного искусства.
Толчком к этому развитию ни в малой степени нельзя считать заимствование спирали и завитков на Кикладах и Балканском полуострове. То, что на Крите сделали с этими заимствованиями, стало собственным искусством, проникнутым идеей движения, искусством его изображения. Все грядущие минойские творения были созданы под знаком этой идеи.
Во времена древнейших дворцов господствовали криволинейные украшения, представляющие особый интерес. Этот криволинейный орнамент использовали для украшения тканей, образцы которых были покрыты бесконечно повторяющимся раппортом. Однако на первый план своей красотой выдвинулись керамические изделия. Декоративные элементы покрывали по окружности стенки сосудов, на них наносили подлинные планетные системы, состоявшие из кругов, эллипсов, спиралей, завитков и противозавитков, которые направлялись наружу, внутрь и комбинировались в немыслимых поворотах. Никогда позже не видел мир такого богатства, подобного орнаментального разнообразия, усиленного таким же гармоничным сочетанием множества взаимодействующих цветов, создавшим неповторимую цветовую гамму.
Ко времени древнейших дворцов центр тяжести художественного творчества переместился на орнаментальные концепции. При этом орнаментальные картины создавали впечатление буйного и пышного цветения, ибо все эти спирали и завитки изображали ветви и листья растений; критские орнаменты того времени пленяют сочетанием принципов геометрических и растительных мотивов.
При этом об изображении фигур мастера заботились лишь попутно. В те времена фресковая живопись была еще не развита. Поскольку в то время отстало и гончарное ремесло, то существовали только статуэтки богов, молящихся людей и животных. Все эти изделия служили культовым посвящениям, кроме того, для этого же выполняли резьбу по камню. Только здесь, в глиптике, сценическое искусство выходит на простор художественного воображения. Мы видим старика, сидящего под пальмой за игровой доской, ссорящихся женщин или жаждущего человека, пьющего воду из сосуда. Здесь мы видим по преимуществу изображения животных, которых показывали в движении, в стремительном беге или в прыжках. Видим мы львов, быков, диких коз, грифов и сражающихся зверей. О значении мореплавания говорят многочисленные изображения кораблей. Наряду с этим мастера не забывали и об орнаментах, спиралях, завитках, розетках и звездочках. Встречаем мы и печати, хотя и редко, на которых пиктографическим слоговым письмом нанесено имя владельца. Исключительно редко на расписных вазах мы видим фриз, украшенный изображениями рыб, деревьев, или фигуры богини, вокруг которой танцуют жрицы. Однако эти попытки портретной и фигурной живописи все же остаются пока слишком вычурными и орнаментальными.
Когда после природной катастрофы были заново отстроены дворцы и наступила «новая эра», изменившаяся ситуация придала минойскому искусству новый импульс. На первый план выступило искусство изображения фигур. Имена скульпторов нам неизвестны, но их творения убеждают нас в том, что это были гениальные мастера. Они создавали фигурные фрески и рельефные изображения на стеатитовых чашах. Однако наивысшего расцвета их искусство достигло в малых формах, а именно в резьбе по камню (в глиптике).
Большим богатством отличается исполнение мотивов и сцен. Мы находим миниатюрные фрески с изображениями больших собраний, празднеств и танцев; коридоры, ведущие в тронные залы, украшались монументальными изображениями процессий, несущих дары; резная стеатитовая чаша позволяет нам пережить участие в процессии по случаю праздника сбора урожая. Часто встречаются излюбленные изображения прыжков через быка, а также состязаний борцов и кулачных бойцов. Очень редки картины боев с применением оружия, серьезных схваток. Такие изображения встречаются только на печатях, где они исполнены динамизма и красоты форм.
Весьма многочисленны сцены с культовым содержанием – принесением жертв и молитвами. На геммах эти мотивы часто сочетаются с темой благословения божественного младенца. На печатях иногда можно видеть сцену оплакивания умершего весеннего бога, возложение священных деревьев и ветвей, принесение в жертву быка, камлания жрецов Таурта. Фрагмент недавно найденной стеатитовой чаши изображает принесение хлебных даров высшему божеству.
Находим мы и изображения божеств, но только на цилиндрических печатях и в виде статуэток, их никогда не изображали на фресках или на стеатитовых чашах. Найденные в развалинах Кносского дворца фаянсовые статуэтки богинь змей снискали вполне заслуженную известность. На печатях мы видим стоящую на вершине горы Великую Богиню в окружении львов и других животных, с двойным топором в руке; иногда ее изображали сидящей под священным деревом или на ступенях ее святилища. Иногда встречаются изображения юного бога, как правило в сопровождении животных. Что же касается скульптуры крупных форм, то она не столь уж невероятна, как полагают некоторые исследователи.
Что касается отображения сферы человеческих отношений, отличных от культовых сцен, то археологи находят изображения беседующих дам, развлекающихся принцев, офицеров, командующих солдатами. Особенно излюбленным мотивом фресок были все же садовые сцены. Едва ли в какую-то иную эпоху человеку с таким искусством удавалось воспроизвести очарование цветов и растений, ветвей и кустарников, освещенных солнцем и шевелящихся на ветру, так искусно вплести в сюжеты сказочное настроение. Здесь кошки продираются сквозь мелкий кустарник, подстерегая невиданную райскую птицу, здесь бродят обезьяны по светлым цветочным полянам; здесь видим мы куропаток и водоплавающих птиц, мелькающих за прибрежными кустами.
Заслуживает, однако, внимания одна примитивная черта этого искусства: в минойском искусстве нет перспективы; неоднократно отмечалось отсутствие центрального плана, а также во многих случаях отсутствует базисная линия. Фигуры людей, как правило, изображаются в профиль, но глаза при этом выглядят так, словно на них смотрят спереди. Окружающий пейзаж с его скалами, кустарниками, цветами выглядит обычно так, словно на него смотрят сверху, при этом изображенная сцена со всех сторон, даже с той, которую мы воспринимаем как бы сверху, тоже кажется окруженной предметами пейзажа. Подобные черты мы находим, между прочим, пусть даже и не в такой грубой форме, в египетском искусстве.
Современного зрителя минойское искусство фрески пленяет своей цветовой гаммой. Натуралистическое свободно сочетается в них с фантастическим. При изображении растений и цветов художники используют их натуральную окраску. Все мужчины выкрашены в красный цвет, а женщины в более светлый (как это было принято у египтян). Обезьяны окрашены в синий цвет, как, впрочем, некоторые деревья и птицы. Задний план окрашен не только в желтый, красный или синий цвет; часто встречается сочетание всех трех цветов, которые составляют при этом волнистый многослойный фон.
В целом своими линиями, цветовой гаммой и сценической композицией минойское искусство являет нам неповторимую красоту. Нас пленяют и очаровывают внутреннее напряжение картин, их плотное построение. Это искусство ускользает в мир грез, представляет фантастическое, но от этого становится лишь еще более реалистическим и действенным.
Микенская Греция
После вторжения говорящих по-гречески завоевателей в раннеэлладское культурное пространство Эллады началось сближение и смешение обоих элементов, победителей и побежденных. Так образовался новый народ, которому удалось выровнять и привести к одному знаменателю религиозные воззрения и другие культурные традиции; покоренные племена переняли греческий язык, а завоеватели восприняли земледельческий или городской образ жизни. Лишь те племена пришельцев, которые не дошли до региона раннеэлладской культуры, остались в стороне от этого процесса. Они остались «протогреками» и сохранили свои варварские обычаи и образ жизни.
Консолидация населения исходного раннеэлладского региона продолжалась приблизительно с 1950 по 1700 год до н. э. и отняла у народа много сил, потребовав их полного напряжения. Поэтому возникающая в этот период среднеэлладская культура оставляет после себя весьма скромный и незаметный отпечаток. Заново отстраиваются старые населенные пункты, сохранившие при этом свои прежние названия. Тем не менее прослеживается отчетливая тенденция переноса культурных и административных центров с побережья во внутренние районы. В домах-мегаронах обосновались мелкие царьки отдельных государств, и некоторые резиденции были обнесены прочными стенами. Объем торговли с Критом сократился, но нельзя исключить, что отдельные греческие местности находились по отношению к царям Кносса в положении данников, например отправляя им юношей и девушек для игр с быками. Нет никакого сомнения в том, что в то время в южной части Эгейского моря безраздельно господствовал минойский флот. Более тесными были связи греков с Халкидикой и Малой Азией. Благодаря анатолийскому влиянию в Греции появилась новая форма изготовления сосудов, известная как минойская керамика. Цветные росписи гончарных изделий часто повторяют узоры, характерные для анатолийских тканей.
В религиозном отношении, при соединении обоих компонентов, индоевропейцы привнесли в культ почитание девственности. Так, Афина, эгейская покровительница дворцов и всех нововведений, стала девой. То же самое можно сказать и об Артемиде, повелительнице животного царства, которая, утратив некоторые свои функции, как, например, в Эфесе, осталась богиней плодородия. Индоевропейский бог света Зевс принял на себя функции различных эгейских верховных божеств. Выступавший в образе коня индоевропейский бог мертвых, превратившись в Посейдона, сочетался браком с эгейской богиней земли, и эта пара стала богами подземного царства. Эгейского бога растительности стали почитать на Пелопоннесе под именем Гиацинта. Был заимствован и культ Эйлифии, богине земли Да добавили индоевропейское слово «матер», так получилось имя Даматер, то есть Деметра.
Как бы то ни было, объединение культур оказалось благотворным для обоих этнических элементов. Эта новая Греция после консолидации и накопления достаточных сил могла играть значительную роль в Эгейском регионе.
Катастрофы, которые около 1700 года до н. э. привели к разрушению древних критских дворцов, не остались без неблагоприятных последствий для престижа минойской державы. Хотя резиденции правителей были выстроены заново, мы тем не менее знаем, что на материке во всех отношениях росла уверенность в своих силах; росло и материальное благосостояние материковой Греции. Все чаще в этих местах стали отказываться от устройства простых, прикрытых лишь скромными каменными плитами могил, в которых поодиночке хоронили покойников, практически ничего не укладывая с ними в гробницу. На месте варварских захоронений, в которых покойники лежали в «эмбриональной позе», появились выложенные камнями шахтовые усыпальницы, где тела укладывали в вытянутом во весь рост положении, причем в этих могилах хоронили многих членов одной семьи. В то время как до тех пор отдельных покойников укладывали в большие глиняные сосуды, чтобы затем похоронить их в каком-то месте общего кургана, то теперь – прежде всего в Мессении – в таких курганах появились отдельные маленькие купольные гробницы.
Впечатляющее сооружение было недавно открыто Пападимитриу в Микенах. Это сооружение представляет собой каменный круг, внутри которого находятся в большом количестве шахтовые гробницы. Над каждой гробницей насыпан небольшой курган; на некоторых курганах установлены стелы с рельефными орнаментами или сценами охоты. Покойники лежали на дне шахт, большинство вытянуто во весь рост. Порой в одной шахте похоронено несколько мертвецов. У одного из усопших лицо было прикрыто маской из электрона. Эти могилы не были разграблены и демонстрируют значительное, но ни в коем случае не чрезмерное богатство, если судить по предметам, уложенным в захоронения. Каждый мужчина, поскольку речь идет о царских воинах, был похоронен с золотой чашей для питья, с мечом и кинжалом, украшенными золотом. Кроме того, были найдены украшенные золотом колчаны для стрел и большое количество глиняных сосудов, в которых, скорее всего, находились съестные припасы, парфюмерные принадлежности и прочие вещи. В могилы женщин укладывали их украшения и ряд ваз. Из росписей на сосудах мы узнаем, что эти погребения относятся к концу среднеэлладского периода, приблизительно к 1650 году до н. э., поскольку сосуды матовые, а натуралистические изображения растений говорят, что это подражание критским вазам. Только небольшое число захоронений относилось к более поздней, микенской эпохе. Но даже по этим среднеэлладским захоронениям мы можем сказать, что даже в то время происходило быстрое усиление власти микенских царей.
Приблизительно к 1600 году до н. э. морское владычество Крита в Эгейском регионе сильно пошатнулось. Возможно, это было связано с землетрясением, которое в те годы разрушило Кносский дворец. Вероятно, это землетрясение стало причиной мощной приливной волны, которая и уничтожила стоявший в гаванях минойский флот. Достоверно известно лишь то, что после этого Кносс подвергся нескольким грабительским нападениям.
Что касается материка, то этот период предстает перед нами как время внезапного, невероятного обогащения Микен. Об этом свидетельствуют последние шахтовые захоронения, открытые в недавнее время, и еще больше те шахтовые гробницы, которые были откопаны еще Генрихом Шлиманом в 1876 году. Из материалов этих гробниц нам стало известно, что теперь критские мастера были вынуждены выделывать предметы искусства по заказу и желанию микенских владык. В могилах обнаружено огромное количество роскошно украшенного оружия, многочисленные золотые печати со сценами охоты и сражений, а также маленькая печать с портретным изображением, выполненная с удивительным изяществом. На печати вытиснена голова властителя. Встречаются в захоронениях также и предметы критского происхождения, кроме того, множество несколько более грубых золотых украшений и бесчисленное множество маленьких золотых пластинок со спиральным узором, которые, вероятно, служили средством счета.
Эти могилы указывают также и на походы микенских царей в Египет, откуда в эту эпоху были изгнаны гиксосы, и представляется вполне вероятным, что в этих битвах принимали участие вспомогательные греческие отряды. Вероятно, благодаря египетскому примеру гробницы теперь стали украшать с небывалой доселе пышностью. Находили в могилах отделанные золотом страусовые яйца. Один из покойников оказался даже мумифицированным. Но самым главным заимствованием было новое средство ведения войны – боевая колесница, которая проникла в Микены из Египта.
Сами египтяне заимствовали колесницу у гиксосов и успешно использовали ее для изгнания этих завоевателей. Так как микенские греки вмешались в эту войну, то и они научились управлять колесницами и разводить чистокровных лошадей. С истинной страстью отдавались они состязаниям в искусстве управления двухколесными повозками. Греки не стали всадниками, они превратились в возничих и стрелков, воюющих на боевых повозках. Как настоящие поклонники спортивных состязаний и воинственные стрелки, колесничие не только образовали особый класс, который решал исходы битв, но и стали господами, которым нужны были оруженосцы и слуги, осуществлявшие уход за лошадьми и уборку конюшен. Вскоре у колесничих возник собственный кастовый дух. Колесничие заявляли немалые общественные претензии, короче, они образовали новое феодальное сословие.
Ведущими лицами в использовании нового оружия и задающими тон нового образа жизни стали сами цари. Поэтому они повелевали изображать себя на стелах, обнаруженных на шахтовых гробницах, открытых Шлиманом, в виде колесничих, отсюда сцены с участием царей в охоте с колесниц, изображенные на золотых кольцах. Сообразно с этим из захоронений исчезли стелы, на которых были изображены пешие охотники. В битве царю требовалось отнюдь не малое число колесниц, нужны были крупные их соединения; требовалась огромная свита. По этой причине были созданы многочисленные отряды колесничих, которые – как в Средние века министериалы своему князю – предоставляли себя в распоряжение царя. Представляется, что так же, как в Средние века, и так же, как во всех рыцарских обществах, в Греции уже в те времена появилось ленное право.
Однако не умирали и старые традиции. Покойники, как и в старые времена, лежали в шахтовых гробницах на галечном полу, наряду с керамикой заимствованного на Крите образца, украшенной спиралями, двойными топорами и растительным узором по лакированной поверхности, употребляли и старую среднеэлладскую утварь, а некоторые украшения выполнены в старых традициях, то есть весьма скромно и неброско. В открытых Шлиманом гробницах обнаруживаются золотые маски, такие же маски увенчивали упомянутые стелы. Спиральный узор этих стел мало чем отличался от узоров старых шахтовых гробниц. Новостью были только изображения боевых колесниц. В одежде и уходе за бородами мужчины оставались верны среднеэлладским традициям, хотя женщины ревностно следовали минойской моде. В архитектуре, культе и придворных обычаях многое было заимствовано у Крита, прежде всего это касается технических новшеств в канализации, строительстве дорог и мостов. Напротив, образ мыслей оставался среднеэлладским, так как тронный зал царя по-прежнему должен был представлять собой обычный, традиционный мегарон.
Так, на наших глазах, около 1600 года до н. э., возникает новая смешанная культура, в которой объединяются унаследованные от среднеэлладского периода обычаи, заимствованная с Востока боевая колесница и культурное достояние минойской эпохи. Носителями этой культуры считаются только греки среднеэлладского периода. Переход в новую, рыцарскую эру был плавным. Не было и речи о сломе традиций или о каких-то иноземных вторжениях. Археологический материал не дает оснований говорить о новом вторжении греческих племен в 1600 году до н. э., не говоря уже о 1950 годе до н. э. О каком-то мощном проникновении извне каких-либо чуждых обычаев около 1600 года до н. э. тоже не может быть и речи.