Древняя и эллинистическая Греция. История от истоков до времен Александра Македонского
Мы привыкли к тому, что новое общество обозначают термином «микенская культура»; и действительно, представляется, что царская резиденция в Микенах уже во время своего основания играла ведущую роль. Только здесь находим мы невиданное богатство захоронений, которое можно объяснить только заморскими путешествиями, грабительскими походами на Крит, а пышность захоронений – подражанием роскоши египетских усыпальниц. Только там появляются минойские мастера глиптики и золотых дел мастера. Только в Микенах находим мы свидетельства применения боевых колесниц.
Новая цивилизация необычайно быстро распространилась и в другие центры Греции, прежде всего в Мессению, где, вероятно под влиянием близко расположенного Крита, появляется точно такая же лаковая керамика. Правда, в Мессении не строили шахтных гробниц, но, возможно, под вдохновляющим воздействием критских образцов начали устраивать более крупные купольные захоронения. Одну такую купольную гробницу исполинских размеров откопали в 1960 году на границе Мессении и Элиды. В кучах строительного мусора в дромосе были обнаружены черепки только среднеэлладских и раннемикенских горшков. Запад Пелопоннеса в то время вообще, как кажется, переживал время небывалого культурного расцвета. Также и во внутренних частях полуострова население вскоре познакомилось с новым феодальным придворным укладом и приступило к строительству купольных гробниц. Даже в самих Микенах вскоре восприняли такую форму и отказались от устройства шахтных гробниц. Слуг из свиты теперь везде хоронили в камерных могилах с длинными входами и тщательно обработанными дверями; эти могилы не обкладывали камнем, но – вероятно, по египетскому образцу – вырубали в скалах.
Микенский феодальный и княжеский стиль распространился также на Центральную Грецию и Фессалию. Одним из важнейших мест такого рода является Иолк. Повсюду следы среднеэлладской культуры вытеснялись образцами микенской цивилизации. На плоскогорьях, правда, микенская керамика появляется довольно поздно.
Мы обозначаем этот период распространения микенской культуры, шахтовых гробниц и первых образцов купольных захоронений как раннемикенский. Он продолжался приблизительно от 1580 до 1480 года до н. э. На Крите в это время Кносс преодолел последствия катастрофы и его дворец переживал время своего последнего величия. Между минойскими и микенскими царями могли существовать дружественные отношения, вероятно, имели место и взаимные династические браки. И Крит, и Микены предпринимали морские путешествия, активно поощряли мореплавание. Однако, имея опорные пункты в южной части Эгейского моря, а также господствуя в торговле с Египтом, Крит пока опережал Микены.
Последняя фаза эпохи кносских дворцов продолжалась приблизительно с 1470 по 1400 год до н. э. Ее обозначают как II позднеминойскую и относят приблизительно к тому же времени, когда существовала среднемикенская эра материковой Греции (ок. 1480–1400 до н. э.). Принято думать, что архитектура последнего кносского дворца проявляет в своем стиле удивительную и замечательную в своем роде закостенелость. Это бросается в глаза при взгляде на так называемую дворцовую керамику, а также на грифовые фрески конского тронного зала. Но специалисты уже давно заметили, что эта дворцовая керамика отличается таким же исполнением, какое присуще повсеместно обнаруживаемым образцам материковой Греции, однако в других частях Крита такая керамика отсутствует. Очевидно, что Кносс заимствовал стиль уже не на острове, а в области распространения микенской культуры.
На материке все царские резиденции в то время переживали время наивысшего и полного расцвета. Это относится как к Микенам, так и к их близ расположенным вассальным владениям, так же как и к династиям Лаконии и Западного Пелопоннеса. В Аттике в это время существовало множество мелких царств, в Беотии большие дворцы в Фивах и Орхомене, в Фессалии – Иолк и Нелея. В районе Микен начали производить великолепную эфирейскую керамику. Даже Кносс, правда без особого успеха, пытался подражать этой керамике. Вне всяких сомнений, можно, таким образом, утверждать, что материк уже занял ведущие позиции и стал служить образцом и примером для подражания также и для Кносса.
С этим согласуется и тот факт, что в последние годы близ Кносса был обнаружен ряд захоронений микенских воинов. Уже сам тип расположения помещений гробниц в скале указывает на материковое наследие; о том же говорит и вооружение – шлем, меч, копье и кинжал, а также золотая чаша, как погребальная утварь. Наверняка погребенные там воины занимали высокое положение, к тому же их снаряжение вполне соответствовало вкусу, с которым их изображали на статичных фресках того времени. Нам неизвестно, шла ли речь о микенских воинах, бывших обыкновенными наемниками, или уже пробившихся в высший слой властителей. Вероятно, предводители наемников в Кноссе добились власти, как позже сделали это норманнские князья в Нижней Италии, или греческие князья восходили на трон после удачных браков, как это делали Гогенштауфены в Сицилии. Как бы то ни было, сражения и разрушения, связанные с переделом власти, вряд ли были менее жестокими и кровавыми в греческую эпоху, нежели в Средние века.
В конце этого периода мы отчетливо видим в Кноссе греческих властителей и греческие бухгалтерские книги. Из Кносса новые владыки распространили свою власть и на весь остров. Дворцы Феста и Маллии, так же как вилла в Агиа-Триаде, перестали быть резиденциями. Исходно минойские опорные пункты – такие как Мелос, Тера, Иалис и Родос, Кос и Милет – также перешли в руки греков. В Кноссе около 1400 года до н. э. было новое землетрясение, которое разрушило – на этот раз окончательно – древний дворец.
Кносский дворец так и не восстановили, вероятно, не в последнюю очередь потому, что цари Микен не были расположены снова заполучить сильного соперника. На остров начали проникать все новые и новые греческие переселенцы, которые оседали в основном в западной части Крита, хотя селились они также и в районе Кносса и Агиа-Триады. Но дворцовая культура погибла навсегда. Пришельцы так и остались колонистами с рациональным колонистским менталитетом.
В материковой Греции тем временем резиденция царя в позднемикенский период (1400–1200 до н. э.) стала приобретать все более ведущее значение. Вокруг городского акрополя была воздвигнута монументальная каменная стена. После грандиозного расширения укрепления переместились также открытые Шлиманом шахтовые захоронения. Над старыми могилами были насыпаны большие холмы, на которых воздвигли благородные стелы. Это памятное место было отделено от окружающего ландшафта так называемым кольцом плит. Вход в крепость и в плитовое кольцо вел через Львиные ворота. На вершине акрополя расположился государственный дворец с просторным мегароном. На склонах холма были выстроены многочисленные дома воинов и жрецов. За пределами каменных стен в разбросанных группах домов жили прежде всего купцы. Здесь тоже имеют место многочисленные купольные гробницы, большинство которых погребено под высокими земляными курганами. Самый большой из них был позже назван «сокровищницей Атрея». Курган купольной гробницы, неверно названной могилой Клитемнестры, покрыл участок прежде расположенных здесь шахтовых гробниц. Погребенные там покойники отличались своим почетным положением от «обитателей» других шахтовых гробниц. Членов свиты хоронили в камерах, вырубленных в скалах.
Вторая княжеская резиденция, принадлежавшая, как представляется несомненным, той же микенской династии, была выстроена в Тиринсе. Там была расположена гавань и большой город. Предположительно правитель Микен проводил в этой резиденции зиму. Так же как в Микенах, дворец был превращен в мощную неприступную крепость, отстроенную по всем правилам тогдашнего фортификационного искусства. Центр дворца тоже представлял собой большой мегарон, открывавшийся на обширный внутренний двор.
Рядом, в Арголиде, в более мелких городах и крепостях правили династии вассальных князей, то же самое касается Просимны, Бербати, Мидеи, Асины и Лариссы. Вблизи некоторых из этих крепостей были открыты купольные гробницы. В одной из могил недавно был найден покойник в полном вооружении – с шлемом, панцирем, поножами, мечом, кинжалом и копьем. Признаки выдающейся военной силы, которая предстает нашему взору в Арголиде, позволяют предположить, что цари Микен господствовали не только в этом районе, но и распространили свою гегемонию на другие части Пелопоннеса, а возможно, и на всю Грецию.
На Пелопоннесе стояли еще два больших дворца. Один располагался в Лаконии и пока еще не найден, другой был обнаружен американской экспедицией близ Ано-Энглианос, мифического Пилоса. Владетелям Пилоса подчинялся также целый ряд вассальных княжеств, резиденции которых были откопаны в последние годы. Со среднемикенского периода в Аттике на первый план все больше и больше выдвигаются Афины; в Беотии сравнительно рано был разрушен дворец в Фивах, в Фессалии господствовали Иолк и Нелея, но там в это время известного влияния стали добиваться и другие княжества.
Большое историческое значение имеют также завоевательные походы, которые микенские князья и воины совершали в заморские страны. Отчасти под водительством Микен, отчасти на свой страх и риск герои устремлялись на своих кораблях в неизведанную даль, основывали укрепленные города, становились торговцами, наемными воинами, сражаясь на боевых колесницах, или просто занимались пиратством и сухопутным разбоем.
Так, в 1960 году на побережье Эпира был открыт микенский город с купольными гробницами. Другие микенские поселения обнаружены в районе нижнеиталийского Тарента, в Восточной Сицилии, на Липарских островах и в Искии. Греческие мореплаватели освоили также и остров Мальта. Важнейшими рынками сбыта микенского масла, которое разливали в так называемые сосуды с ручками, в Восточном Средиземноморье стали Египет, Палестина и Сирия. На Кипре поселились многочисленные микенские купцы и ремесленники. Они вырабатывали там микенскую керамику, чем составили мощную конкуренцию производителям метрополии.
На полуострове Кирена микенские воины в некоторых случаях играли роль колесничих. Они организовали отряд колесниц, который на стороне ливийских царей участвовал в походах против Египта. И когда в хеттских клинописных текстах упоминается о людях и царях Ахийявы, то возможно, что имеются в виду микенские воины и князья, которые сами себя именовали ахейцами. Письма хеттского царя «повелителю Ахийявы», возможно, были адресованы не кому иному, как правителю Микен.
Но не только в Сирии и на южном побережье Малой Азии, но и на западе Малой Азии сталкивались интересы Микен с интересами великого Хеттского царства. Можно даже говорить о совместном владении Микенами и Хеттским царством в Милете (в хеттских документах Милавата). Немецкими археологами в тех местах был обнаружен микенский город, окруженный сильными укреплениями.
Естественно, возникли микенские населенные пункты и на различных островах Эгейского моря; правда, до сего времени был открыт только один микенский дворец – на острове Мелос. Микенскую керамику находят всюду – на Халкидике, во всей Македонии и до западных гор. Напротив, в районе Мраморного моря и в Причерноморье до сих пор не было найдено несомненных следов микенского присутствия. Возможно, в этих местах микенской торговле препятствовала Троя.
Так же как в позднебронзовую эпоху, Троя еще в ранний период микенской эры оставалась сильной крепостью, торговые интересы которой простирались до Кипра. Город того периода располагался в культурном слое, который обозначается как Троя VI. Около 1300 года до н. э. этот город был разрушен землетрясением, но потом, правда в более скромных масштабах, снова отстроен и заселен (как Троя VIIa). Греки, как о том повествует легенда, осаждали именно Трою VI.
Эллада всегда состояла из отдельных государств, но и здесь можно вычленить известную последовательность. Пилос контролировал территорию Великой Мессении с многочисленными мелкими вассальными династиями. Микены господствовали не только в Арголиде и на Аргивском полуострове, но и в Коринфе, кроме того, на стороне Микен выступали также некоторое число вассалов. В Аттике дошло до известного синойкизма, который практически насильственно был ориентирован на Афины. Фивы, Орхомен и Иолк также со временем овладели каким-то числом вассалов. Все эти факты заставляют полагать, что здесь мы имеем дело с политической организацией феодального типа. Микены добились гегемонии над всей Грецией, и, видимо, этот факт в то время признавался всеми. Раннее разрушение дворца в Фивах может говорить о соперничестве между Фивами и Микенами.
То, что нация микенской Греции, несмотря на известное насильственное разделение, представляла собой некое замкнутое единство, неопровержимо видно по данным раскопок. Архитектура дворцов, принадлежности купольных гробниц, керамика – все это пронизано удивительным единством и превосходит своим единообразием более поздние свидетельства греческой материальной культуры, относящиеся к VII или VI векам до н. э. Отсюда мы с уверенностью можем предположить, что эта нация и обозначала себя одним именем, а именно ее представители именовали себя ахейцами, что мы находим еще у Гомера. Таким образом, микенскую культуру можно с полным правом называть ахейской, что не должно привести к путанице, несмотря на тот факт, что в более поздние времена это имя стало иметь совершенно иное значение.
Характер позднемикенской культуры определялся воинской верхушкой и княжескими бургами. Война и скачки, охота и пиры были главными чертами образа жизни, какую по преимуществу вели эти классы. Сцены сражений на колесницах и охоты на вепря украшали стены дворцов; в окрестностях дворцов находили сотни чаш, в Пилосе вообще был большой винный погреб. В выездах и прогулках участвовали также и придворные дамы, которые, правда, теперь были одеты не по минойской, а по микенской моде. Женщины сами правили своими колесницами и повозками. Наряду с любовью к наслаждениям и авантюрам для господствующих классов микенского общества были очень характерны интересы к приобретениям и имуществу. В заморских предприятиях часто сочетались оба пристрастия, так же как у греческой знати VII и VI веков до н. э. Масло и парфюмерию, вино и керамику стали грузить на корабли и продавать за морем. Излюбленными товарами стали также пряности, мебель, изящные предметы роскоши из фаянса и слоновой кости.
Об оригинальном микенском искусстве мы можем говорить только с некоторыми ограничениями. Фресковая живопись, рельефная скульптура, глиптика все еще несли на себе явный след минойского искусства, однако по сравнению с изображениями процессий и культовых действий в микенском искусстве на первый план выдвинулись сцены сражений и охоты. В том, что касалось передачи движения, картины выглядят статичными и чопорными. Микенскому вкусу гораздо больше соответствовало изображение неподвижных образов – лошадей с оруженосцами, воинов в защитных позах или певца с лирой.
В вазовой живописи начиная с 1400 года до н. э. еще более решительно отошли от традиций вещной росписи и перешли к орнаментальным украшениям. Минойская динамика повсеместно уступает место статике. При этом становится отчетливо ясно, насколько сильно повлияло разрушение Кносского дворца на традиции критского культурного наследия; после падения дворца влияние минойской культуры было утрачено. То же самое касается и гончарного искусства, которое превратилось в отрасль массового производства, продукция которого, хотя и соответствовала всем требованиям по техническим и качественным свойствам, по декоративной росписи стала на уровень серийного производства. Более тщательно отделывались инкрустированные мечи и кинжалы, на которых мы находим цветные изображения животных, или украшения, выполненные чернью, в золоте или серебре. Великолепные достижения были сделаны в искусстве обработки слоновой кости и в резьбе, украшавшей роскошную мебель. В архитектуре и строительной технике сохранились древние эгейские традиции мегарона и купольных гробниц. В манере, в которой строили теперь дворцы, крепости и гробницы, стала проявляться большая монументальность, величественность, сочетавшаяся часто с преувеличенной простотой и скромностью. Здесь начинает явственно проступать одна характерная черта, которой предстояло сыграть решающую роль в более позднем эллинском искусстве, которое в строительном деле намного превзошло минойскую архитектуру. В минойском искусстве мастерски отрабатывались мелочи, мелкие детали, преобладали игровые мотивы en miniature. Микенская же архитектура возвещает наступление возвышенной величавости эллинской строительной мысли; в первую очередь это касается Львиных ворот, то же самое видим мы в «сокровищнице Атрея», которые своей расчлененной мощью и гармоничными пропорциями оставляют в тени ранние минойские прообразы. Эти два микенских памятника принадлежат к самым впечатляющим образцам всех времен.
В строительстве гражданских и фортификационных сооружений проявились высокие технические дарования микенского мира. Устойчивые к сильному ветру детали ворот и лестниц, колодцы и мосты – все это являет собой образцы передовых решений, найденных микенскими строительными мастерами. Возможно, они пробовали свои силы и в строительстве плотин и водохранилищ.
Архитектура и ремесло показывают, насколько сильно позднемикенская эпоха была пропитана духом рационализма. Хотя романтика героического рыцарства тоже не угасла, приключений все же больше искали на чужбине, а во дворцах правили больше палочкой писца, а не мечом. Торговля требовала ведения бухгалтерских записей, и дворцы служили регистратурой меновой торговли. В Пилосе были найдены многие сотни исписанных глиняных табличек, которые являются не чем иным, как бухгалтерскими документами. Добросовестно регистрировали все – владение землей и имуществом, число рабов и многое, многое другое. Ведение бухгалтерской отчетности в большой степени напоминало таковое, обнаруженное Эвансом в записях на тамошних глиняных табличках. Если мы можем сегодня иметь лучшие сведения обо всем этом, то лишь благодаря гениальным открытиям Майкла Вентриса, который сумел расшифровать линейное письмо B.
Начиная с 1900 года, в течение трех десятилетий, уже Эванс нашел много тысяч текстов, составленных с помощью линейного письма B, которое, как установлено, возникло из реформированного кносского линейного письма A. В 1939 и после 1952 года Блеген нашел сотни таких табличек и в Пилосе, несколько десятков их было обнаружено и в Микенах, в частных домах, расположенных как внутри, так и вне города. Итак, имеющийся в нашем распоряжении материал отнюдь нельзя назвать скудным, и все же он мог бы быть еще обширнее, если бы в микенские времена, так же как на Древнем Востоке, обжигали глиняные таблички, чтобы сделать их более долговечными. Однако ахейцы, так же как и минойцы, писали прежде всего на папирусе и пальмовых листьях. На глине они выдавливали лишь менее важные записи, прежде всего бухгалтерские, которые приходилось хранить лишь короткое время. Поэтому глиняные таблички не обжигали, а просто высушивали на воздухе. Когда надобность в них проходила, эти таблички просто выбрасывали; как только на них воздействовала влага, они снова превращались в мягкую аморфную массу. Только во время пожаров некоторые таблички случайно подвергались обжигу, приобретая долговечность. Не пережившие пожаров микенские населенные пункты предстают перед нами, лишенные письменных памятников.
Поскольку по поводу найденных до 1952 года текстов не были известны ни система письма, ни язык, на котором они были составлены, постольку было мало надежды, что удастся когда-либо расшифровать или перевести эти тексты. Единственным лучом света в этом темном царстве было то, что знаков было около семидесяти, и по этому их числу было установлено, что речь идет о слоговом письме с открытыми слогами (согласный плюс гласный) и что отдельные группы знаков, обозначающие слова, отделялись друг от друга разделительным знаком. Однако поначалу ученые пошли неверным путем, пытаясь расшифровывать текст как собрание пиктографических изображений, интерпретировать содержание пиктограмм, расположенных между разделительными знаками, но знаки никогда не рассматривали как представления слогов. Таким образом, в течение многих лет все попытки расшифровки текстов оказывались тщетными.
Желанная цель еще долгое время оставалась бы недостижимой, если бы не молодой архитектор Майкл Вентрис, превосходный мыслитель, исследователь природы языков, который изящно и последовательно довел до конца формально-логическую обработку текстов. Но ему не хватало знания о том, на каком языке написаны тексты. Но именно в это время трудами Эллис Кобер и Эмметта Беннетта было установлено, что имеющиеся в нашем распоряжении образцы текстов, составленных линейным письмом B, написаны на другом языке, нежели тексты, составленные линейным письмом A. Правда, поначалу Вентрис полагал, что идиоматика текстов близка этрусской. Однако после того, как в 1952 году Вентрису, с помощью достойных восхищения комбинаций, удалось расшифровать написания критских городов Кносса, Амниса и Тилисса, а потом перенести полученные таким образом фонетические значения пиктограмм в другие слова, он, к собственному изумлению, понял, что в своей основе язык табличек является древнейшим греческим языком.
С этого момента расшифровка стала продвигаться быстрее, уже к концу года ее можно было считать законченной. Благодаря счастливой случайности среди найденных Блегеном в Пилосе табличек была обнаружена одна, содержавшая инвентарную опись треножников и сосудов, причем рядом с каждым словом было помещено изображение соответствующего предмета. Все эти надписи без исключения подтвердили правильность чтения слогов, предложенного Вентрисом. Он смог еще, при поддержке присоединившегося к нему для дальнейшей работы Джона Чедвика, в 1956 году опубликовать большую работу, посвященную расшифровке знаков линейного письма; но в этом же году Вентрис погиб в автомобильной катастрофе.
Хотя проведенная работа была настоящим чудом, мы тем не менее сталкиваемся здесь с большими трудностями, как только речь заходит об адекватной оценке текстов. Во-первых, греческий язык микенской эпохи на полтысячелетия старше языка гомеровского; в фонетическом отношении мы имеем дело с его ранней, кажущейся нам чуждой ступенью. Далее, сама орфография не слишком способствует успеху наших усилий. Линейное письмо B подходило для минойского языка, но не слишком хорошо годилось для передачи греческого. Собственно говоря, это была своего рода стенография, сокращенное письмо, при котором зачастую пропускали согласные в конце слогов и слов. И наконец, в подавляющем большинстве случаев мы находим в табличках отчеты, а также несколько писем и строчки бухгалтерских записей. Эти сообщения не содержат никаких имен, кроме имен отправителей и адресатов, названий населенных пунктов, наименования товаров и их количества. Собственно говоря, там мало материала для перевода. Как только тексты стали доступны в подробностях, стало ясно, что речь в них идет об инвентарных списках предметов или о боевых колесницах, о списке жертвенных животных или приказах о мобилизации. Конечно, с помощью таких случайных и отрывочных списков и текстов можно пролить свет на религиозные воззрения и социальное расслоение, на устройство сельского хозяйства, а подчас и на исторические события. Отсутствуют лишь имена царей, так как писавшие письма и так знали, при каком царе они живут. Как сильно зависим мы от коварных прихотей случая, показывают микенские тексты.
Мы надеялись найти упоминания об Агамемноне и Оресте, а обнаружили вместо этого подробные описи лекарственных снадобий и овощей. В целом тексты разочаровали исследователей, особенно в том, что среди них совершенно отсутствуют литературные произведения, юридические документы и настоящие письма. Правда, с их помощью мы смогли с интересом взглянуть на тогдашнюю экономику и хозяйственную жизнь и на ту сторону микенской культуры, о которой умалчивают романтические греческие сказания о героях.
Песни о героях, возможно, существовали уже в позднемикенскую эпоху; эти песни прежде всего исполнялись профессиональными певцами при княжеских дворах. Возможно, сюжеты песен – такие как путешествие аргонавтов или освобождение из-под минойской долговой кабалы – возникли в эти ранние времена и повествуют о событиях среднеэлладского периода.
Вместе с последовавшим в XII веке до н. э. распадом Микенского царства погибла и большая часть таких старых сказаний. Вторгшиеся в страну дорийцы проявляли мало интереса к этим песням и сказаниям. Так, сюжет об освобождении от минойского гнета сохранился только в Аттике, а легенда об аргонавтах сохранилась только благодаря своим вневременным мотивам. Кроме того, теперь в сказочном виде представлялись факты, которые на закате уходящей микенской эпохи были подлинной историей. Наследники древних ахейцев, которые поселились главным образом на западном побережье Малой Азии, приложили максимум усилий к тому, чтобы держать в памяти этот последний блеск микенской древности, как свидетельство существования лучшего мира, утраченного, потерянного рая. Эти воспоминания относились к княжеским дворам Микен, Пилоса, Фив, Орхомена и Иолка, к гегемонии Микен, а также к зловещим и страшным событиям при дворе Атридов, к борьбе Микен с Фивами, но прежде всего к походам против враждебных городов на побережье Малой Азии. Так возник цикл сказаний об Атрее, Агамемноне и Оресте, о Кадме и Эдипе, о Несторе, о борьбе семерых против Фив и о Троянской войне.