Вильмовский недоверчиво покачал головой, однако направился вслед за другом. Вдруг их окликнул чей-то голос.
– Слышал? – спросил Вильмовский.
Смуга огляделся:
– Как будто кто-то кричал.
Они прислушались, потом до них отчетливо донеслось:
– Дядя! Сюда! Сюда!
– Это Патрик! Где он… – начал Смуга и умолк.
– Это я! Это я! Здесь, наверху! – Мальчишка махал взрослым руками с верхушки колонны.
– Черт бы тебя побрал! – выругался Смуга. – Что его туда понесло? Слезай сейчас же!
Мальчик радостно помахал им рукой, потом присел на краю колонны, спустив ноги вниз. Друзья подбежали к веревочным лестницам. Однако первое, что бросилось мужчинам в глаза у подножия колонн, была надпись: «Подъем по лестнице запрещен».
Тем временем Патрик уже спускался. Вильмовский слегка, потом посильнее потянул лестницу, желая проверить ее крепость. Болты, на которых она крепилась, слегка шатались. Заметив это, Смуга обеспокоенно крикнул:
– Патрик! Осторожнее!
Мальчик необычайно ловко передвигался по лестнице. Ему оставалось уже совсем немного, когда один из болтов вырвался из гнезда и лестница заходила ходуном.
– Боже! – вырвалось у Вильмовского.
Парнишка прижался к колонне и на мгновение замер.
– Дядя, не бойся! Я уже схожу.
И беспечно соскользнул на землю.
Смуга отер пот со лба, лицо его было суровым.
Они тут же вернулись домой, где по-мужски поговорили с мальчишкой. Тот, разумеется, клялся и божился, что исправится… Однако уже на следующий день носился по убогим, узким, грязным улочкам неподалеку от ведущих свое происхождение с римских времен выдолбленных в скале подземных многоэтажных катакомб Ком-эш-Шукафа. Излишне говорить, что его постоянно приходилось искать.
Однажды как-то днем Смуга объявил, что его друг вернулся и они могут его навестить. По словам зверолова, в 1891 году группа влюбленных в свой город и в его историю жителей Александрии с помощью итальянских архитекторов основала Греко-римский музей, где были собраны экспонаты далекого прошлого: статуи, различные фигурки, портреты, надгробия, саркофаги, надписи и в особенности монеты. Большей частью эта группа состояла из молодых людей, которые после обстрела города в 1822 году и перехода власти в Египте в руки англичан искали способ выразить свои патриотические чувства. Эта же группа несколько месяцев назад основала Александрийское археологическое общество. Смуга узнал об этом из письма, полученного в Лондоне.
Общество размещалось в здании позади музея. Когда они вошли, Смуга спросил:
– Господин Абир Шекейль на месте?
– Мудир[59 - Мудир (араб. – управляющий) – начальник в Египте, до 1961 года – правитель провинции (мудирии).] в кофейне, – ответил курьер, – сейчас я за ним схожу.
– Вот видишь, – вздохнул Смуга, – как повелось в этой стране. Приходишь на службу, вешаешь на крючок верхнюю одежду и направляешься в кофейню, а уже там ждешь посетителей.
Они прошли в большой зал с замысловатыми деревянными ставнями на окнах. Вокруг стояли витрины с древними скульптурами, монетами, папирусами. Стены были увешаны портретами исследователей античности. Смуга с Вильмовским с явным интересом стали рассматривать одну из витрин. Вдруг послышался гортанный голос:
– В чем дело?
Обернувшись, они увидели пожилого египтянина с седыми волосами. Одет он был в европейское платье. Заметив Смугу, старик сначала слегка опешил, но потом воскликнул:
– Аллах керим![60 - Аллах керим! – Господь мудр! (араб.)] Салам![61 - Салам! – Приветствую вас! (араб.)]
И тут оба, крепко обнявшись, наперебой стали обмениваться приветствиями:
– Клянусь бородой Пророка! Это на самом деле ты!
– Я, Абир, я…
– Да приумножит Аллах твое здоровье!
– И да будет милостив к тебе! Вот получил твое письмо и приехал.
– Это сам Пророк привел тебя ко мне, троекратный тебе поклон!
– Здравствуй и ты, салам!
После каскада почтительных и радостных приветствий, изумивших молчавшего Вильмовского, последовала церемония взаимных представлений, после чего все трое направились в ближайшую кофейню. Хоть она и находилась в европейской части города, а может, как раз поэтому, заведение оказалось чисто в арабском стиле. За столиками восседали исключительно мужчины, в основном европейцы, но были тут и местные жители, в белых галабеях и тюрбанах. Наиболее экзотично выглядели те, кто сочетал европейскую одежду с красными фесками. Большинство курили наргиле[62 - Наргиле – курительный прибор у народов Востока. По виду напоминает кальян, но, в отличие от него, вместо трубки имеет длинный рукав.]. Абир извлек одну из выставленных в ряд длинных трубок и жестом предложил гостям последовать его примеру. Смуга отказался, вынул свою трубку, однако Вильмовский поддался искушению. В огонек, тлевший в трубке, подсыпали ароматичного порошка. Благовонный дым, пройдя гибкий, длиной около метра чубук и сосуд с водой, через мундштук проникал в рот. При каждой затяжке трубка непривычно булькала.
«Будет мне чем похвастаться перед Тадеком», – подумал Вильмовский, пару раз затянувшись. Когда они отложили трубки, Смуга приступил к беседе:
– Я всегда восхищался, Абир, твоей любовью к Египту.
– Клянусь бородой Пророка! Ты любишь свою отчизну так же, как я, свет моих очей, родной город, Эль-Искандарию, – ответил тот с теплотой.
– Любишь больше, чем жену и детей, – улыбнулся Смуга. – И я знаю кое-кого, кто так же сильно полюбил море, что его и жениться не заставишь.
– То иная любовь, брат.
Вильмовский был искренне поражен. Абир назвал Смугу «братом», чего мусульмане никогда не делали по отношению к неверным.
– Однако Александрия – еще не Египет, – закончил мысль Абир. – И в древности, и сейчас говорят, что Александрия – ворота в Египет.
– Ты любишь Александрию, как жену, но Египет – как родную мать, – щегольнул метафорой Смуга. И тут же добавил: – Я тоже люблю Египет.
Последовала пауза, которую прервал Смуга:
– Мне необходима твоя помощь, брат.
Абир весь обратился во внимание.
– Я правда всем сердцем люблю Египет и знаю, что его разграбляют. Я ищу преступников, которые растаскивают гробницы в Долине царей.
– Так езжай в Долину, – ответил александриец.
– И поеду. Но мне нужен совет.