История войн на море с древнейших времен до конца XIX века

То же касается и огнестрельного оружия, а именно судовых пушек. Порох тоже был известен китайцам уже за много веков до этого, и сведения о нем дошли до Европы, вероятно, тем же путем. Впервые пушки упоминаются в начале XIV в.; в 1311 г. генуэзцы изготовляли камнеметы, в 1323 г. было отлито несколько пушек в Меце, а в 1325-26 г. – во Флоренции; после этого они очень скоро появились и в других местах. Впервые они были несомненно применены в 1339 г., при осаде Камбре. В 1346 г. в сражении при Креси у англичан, по-видимому, имелись пушки.

На кораблях пушки вошли во всеобщее употребление только в конце XIV в., но на английских кораблях они использовались и раньше; так, например, на «Кристофере», который французы в 1338 г. взяли у англичан, и который при Слюйсе был отбит англичанами, уже было три железных пушки и, кроме того, одна ручная; были пушки и на многих других судах. Пушки на Средиземном море упоминается на пять лет раньше, при описании одного сражения тунисского бея против мавров.

В 1372 г. уже существовали железные, медные и бронзовые пушки и порох того же состава, как европейский порох XIX столетия. В начале это были, впрочем, только легкие орудия, притом кованые, так как литье пушек еще не было известно; пушки эти заряжались с казны и в первое время состояли из двух частей – зарядной камеры и длинного ствола, которые после заряжания скреплялись между собой. К одной пушке часто имелось по несколько зарядных камер. В конце XVI века впервые начали лить орудия, увеличили их калибр и, за невозможностью устроить для таких орудий прочный затвор, стали заряжать их с дула.

В течение первых десятилетий стрельба из пушек была, вероятно, мало эффективна, так как о них совершенно не упоминается ни в одном из описаний сражений до 1420 года. Положительным доказательством их слабого действия является то, что корабли по-прежнему продолжали наваливаться вплотную друг на друга и бой решался абордажем. В этот период на английских кораблях, имевших более 400 тонн, было всего по 3-6 орудий, а на меньших – только по два.

Существенные изменения в этой отрасли морского дела произошли только с наступлением новых времен. Введение пушек очень скоро оказало свое влияние на кораблестроение: кораблям стали придавать большую грузоподъемность, т. е. увеличились их размеры, носу и корме начали придавать округленные очертания; надстройки, имевшие до тех пор вид башен, стали делать более длинными, так что кормовая надстройка стала доходить до средней грот-мачты, а передняя выдавалась далеко вперед за форштевень.

«Когги» на севере и «каравеллы» на юге являлись до известной степени типами военных кораблей; высокие башни на этих судах очень неблагоприятно отражались на их ходе и вообще на их морских качествах. Встречаются уже четырехмачтовые суда, водоизмещение которых около 1500 года доходило до 400-700 тонн; у некоторых из них орудия имелись и на верхней палубе.

Искусство кораблестроения, которого достигли на севере, скоро приобрело широкую известность, так что даже для Средиземного моря старались добыть оттуда мастеров. Однако все верфи и являлись частным делом. В качестве государственных учреждений этого рода можно упомянуть только склады и арсеналы для хранения орудий, да еще несколько королевских верфей в Англии.

Громадное влияние на судостроение оказало открытие морских путей в Ост-Индию и в Америку; долгое плавание в негостеприимные, а иногда и враждебные страны требовало более крупных и лучше снаряженных кораблей. Известное значение имела и деятельность умершего в 1460 г. португальского принца Генриха, прозванного Мореплавателем.

Однако, испанские и португальские корабли, послужившие для первых, самых значительных открытий, вовсе не принадлежали к числу самых больших кораблей того времени. Колумб пустился в свое смелое плавание по океану на небольших каравеллах, которые, впрочем, были исправными морскими судами, как он сам о них отзывался. Корабли эти имели всего 120-130 тонн водоизмещения, 80-90 футов длины экипаж их состоял приблизительно из 50 человек; они имели 3-4 мачты, из которых только на передней имелись поперечные реи. Точно также и корабли, на которых Магеллан совершил свое кругосветное плавание, были очень невелики: два по 130 тонн, два по 90 тонн, а один даже 60 тонн; из них только один через три года возвратился в Испанию.

Тогда еще не было и речи о какой-либо настоящей морской тактике; унаследованные, так сказать, исторически, от, древних времен формы продолжали применяться по-прежнему без всякой критики: по-прежнему наступление на противника велось широким фронтом, а затем каждый корабль старался одержать верх над кораблем противника в одиночном бою; никогда не делалось попытки сосредоточить силы в каком-нибудь определенном месте, а о том, чтобы каким-нибудь способом, например охватом флангов, употреблением каких-либо особенных судов, приспособлений или оружия, обеспечить себе превосходство над врагом никто даже не думал. Может показаться, что всякое тактическое чутье в те времена совершенно заглохло, при чем меньше всего тактического смысла обнаруживали военные корабли северных государств; везде еще были в употреблении весла, и единственной задачей был бой на близкой дистанции и затем абордаж.

Более значительные флоты разделялись на 3-4 отряда, которые командующий флотом старался довести до неприятеля в возможном порядке, после чего начиналась общая свалка и одиночный бой кораблей; четвертая эскадра часто играла роль резерва. Корабли подходили к противнику по одиночке, пускались в ход, абордажные крючья и багры, а затем начинался рукопашный бой, совершенно так же как и во время гребного судоходства и даже в самые первые дни его. Бой происходил как будто на суше, с той лишь разницей, что шел на зыбкой корабельной палубе: другими словами, кораблями пользовались не как оружием, а просто как местом для боя.

Некоторые исключения в этом отношении уже упомянуты выше: таково стремление англичан в битве при Дувре в 1217 г. выиграть у противника наветренную позицию, а также в большом сражении при Слюйсе, где король принял особые меры в отношении расстановки своих кораблей, на которых были посажены частью стрелки и частью тяжелая пехота.

Особая морская тактика и не могла выработаться, так как на севере не существовало, в сущности говоря, никаких постоянных флотов, а те флоты, которые каждый раз собирались с какой либо специальной целью, предназначались не для морского боя, а для того, чтобы атаковать неприятельское побережье или перевезти туда армию. Поэтому флоты, в том числе и военные корабли, состояли почти исключительно из завербованных купеческих судов с их экипажами, к которым, в качестве боевой силы, придавались солдаты. Эти купеческие корабли редко бывали крупных размеров, так что и экипажи их были немногочисленны, например, корабли в 120 тонн имели:

Эти цифры относятся однако только к судам, которые должны были служить настоящими военными кораблями; при десантных операциях на суда сажалось больше солдат и число матросов в этих случаях часто уменьшалось.

С постепенным возрастанием размеров кораблей, усилением их вооружения и увеличением числа орудий, а также с усовершенствованием рангоута и такелажа и развитием связанной с этим способности кораблей к маневрированию, число матросов, сравнительно с числом солдат начало постепенно возрастать. Это повело к значительному повышению способности военных кораблей к настоящим военным операциям на море.

Нужно в заключение заметить, что Португалия первая обзавелась настоящим парусным военным флотом, но военные корабли ее, вместе с тем, употреблялись постоянно, и даже главным образом для коммерческих надобностей. Однако португальские корабли в частых боях против турецких, египетских, индийских и арабских кораблей в далеком Индийском океане, не выработали и там особых тактических приемов, и португальский флот вскоре утратил свое высокое положение. Место Португалии заступили Испания, Англия и Нидерланды. Только тогда началось настоящее развитие парусного военного мореплавания.

Глава II. Балтийское море и Ганзейский морской союз

Насколько благоприятным во всех отношениях по самой природе своей, является положение Англии в отношении мореплавания, настолько же неблагоприятным в этом смысле является положение Германии.

1) Она лежит в середине Европейского материка и граничит с трех сторон с большими, могущественными государствами, против которых она всегда должна быть в полной боевой готовности; вследствие этого она исстари являлась театром всеобщих войн, причем все народы были заинтересованы в том, чтобы видеть Германию разъединенной, бессильной, раздробленной на части, которые можно было бы захватить. Вместе с тем и внутреннее развитие Германии не только не шло беспрепятственно, но наоборот, сопровождалось смутами и препятствиями.

2) С восточной, приморской стороны Германия прилегает не к открытому океану, а к внутреннему морю с узкими и неудобными выходами в открытое море, которые легко могут быть заперты, а на западе – к Северному морю, в котором Англия стоит, как сторожевая башня, и легко может держать под своим надзором все ведущие из него в океан узкие, не более 18-24 морских миль, проливы.

Весь берег этот не имеет естественных гаваней, кроме нескольких речных устьев, пригодных для кораблей со средней осадкой. Климат суровый, и судоходство нередко затрудняется льдами, при чем гавани замерзают на целые недели, а иногда и на месяцы.

В виду этого, положения Германии в отношении мореплавания должно считать неблагоприятным, хотя и не в такой степени, как положение России. В прежние времена, впрочем, дело обстояло гораздо лучше, так как фризы, голландцы и фламандцы по своему происхождению тоже принадлежали к германской народности, Зюйдер-Зее, а также устье Рейна, Мааса и Шельды принадлежали германцам, но вследствие неблагоприятных обстоятельств, т. е. внутренней разрозненности, были отняты у них сильными соседями; таким образом Германия потеряла самые важные гавани и лучшие водные сообщения с внутренней страной.

3) Почва Германии плодородна только в некоторых частях, наряду с которыми имеются бесплодные пространства, горы и леса; минеральные богатства Германии далеко уступают богатствам Англии и, кроме того, добываются так далеко от берега, что вследствие высокой стоимости доставки, не удовлетворяют даже потребностям собственной страны и совершенно не могут служить предметом морской торговли. (Тем настоятельнее является для Германии необходимость приобретать колонии, чтобы не быть вынужденной получать от иностранных государств продукты внешней торговли; для Германии колонии бесконечно важнее, чем для Англии и Франции).

4) Население Германии и доныне вполне сохранило свои качества, делающие его пригодным и для войны и для труда; жители прибрежных областей всегда отличались способностью к морскому делу, чему могут служить доказательством уже в древнейшие времена фризы и саксы.

Исторические события также сложились чрезвычайно неблагоприятно для развития Германии, как морской державы, частью вследствие ее географического положения, а частью по собственной вине некоторых германских князей и отдельных германских племен.

а) Вина князей заключалась в том, что они ставили свое собственное величие выше, чем единство родины и империи; следствием этого явилось, между прочим, установление выборной королевской власти, которая способствовала своекорыстной династической политике, препятствуя в тоже время последовательному проведению имперской политики.

б) Вина отдельных племен германского народа заключалась в том, что по недостатку национального сознания и стремления к единству и могуществу империи, они часто относились к соседям недоброжелательно и даже враждебно, и тем давали повод к раздроблению нации и к бесконечным войнам и раздорам.

в) Вина всего германского народа, взятого, как одного целого, заключалась в том, что он недостаточно высоко ставил свою родину, свой язык, свои обычаи и свои национальные особенности и недостаточно крепко за них держался; вследствие этого некоторым соседям удалось ассимилировать и привлечь на свою сторону пограничные германские племена, а с другой стороны германцы не сумели освоить чужие области, в которых они являлись господами уже в течение многих столетий; наоборот, во многих случаях они слились с чуждой, национальностью, и растворились в ней.

Прямой противоположностью в этом отношении является Франция, которая с течением времени так ассимилировала норманнов, бретонцев и другие кельтские народности на юго-западе, а также провансальцев, итальянцев, фламандцев и – не менее других – гермпнцев, что все эти многочисленные и разнообразные народности уже давно образовали все вместе одну великую нацию.

Объясняется это отчасти чрезвычайно благоприятным положением страны, но, главным образом, искусной и последовательной политикой французских королей, власть которых с самого начала была наследственной, и их советников. Благодаря им, герцоги и графы были своевременно усмирены, дворянство приведено к покорности, что привело к созданию единого, сильного государства. Значительно способствовало этому успеху и то, что короли постоянно заботились о языке и о развитии наук, благодаря чему французский язык сделался общим для всей страны и образовал связь между отдельными народностями.

Главная вина в германской разрозненности и слабости лежала затем на германских королях (которые носили побочный титул римских императоров), которые в печальном ослеплении заботились прежде всего не о Германии, а искали благополучия своей империи по ту сторону Альп, куда их постоянно привлекала великая притягательная сила Рима. Эта причина и отвлекала постоянно внимание германского народа от моря и помешала германской империи сделаться морской державой уже в те времена, когда политический центр тяжести лежал в Германии. Надо прибавить, что ни один из германских королей не происходил из прибрежных областей, а к тому времени, как Генрих I Саксонец был избран королем, саксы уже давно перестали быть моряками и ушли с побережья; все короли происходили из Средней и Верхней Германии, и море всегда оставалось для них чуждым.

Могущество на море приобрели не германские князья, а целый ряд нижненемецких городов, лежавших частью на побережье, частью внутри страны, не имевших между собой государственного единства и вообще состоявших между собой в очень слабой связи, без определенной организации и без единой верховной власти; соединила их и поддерживала связь между ними торговля и общие торговые интересы.

Их морское могущество в течение многих столетий играло большую роль, они занимали первенствующее место и их властью возводились на престол и низвергались короли. Этим, однако, дело не ограничивалось; этот союз городов уже в отдаленные времена колонизировал далекие страны, распространил на них христианство и подчинил их германскому влиянию, а в большинстве случаев – и владычеству. Явление это настолько замечательно и своеобразно, что обойти его молчанием в истории морских войн невозможно.

Мы уже упоминали о том, что германские мореплаватели уже в 40 г. н. э. доходили на выдолбленных древесных стволах до побережий Галлии, а во второй половине III в. побывали и в Средиземном море, где, между прочим, ограбили Таррагону. Около 280 года германцы, которых император Проб пересилил с Рейна на дальний восток, к Черному морю, добыли себе там корабли и прошли через Средиземное море, производя по пути грабежи. Они совершили набег на Карфаген, ограбили Сиракузы, и затем, через Гибралтарский пролив, возвратились назад.

Германские морские разбои продолжались до заселения Англии во второй половине V в., затем они прекратились, после чего наступил длившийся несколько столетий перерыв в германском мореплавании, которое снова возобновилось лишь постепенно, одновременно с развитием морской торговли. Так например, когда во время первого Крестового похода крестоносцы прибыли сухим путем в Тарс, в Малой Азии к ним неожиданно присоединилась в 1097 г. фризско-фландрская эскадра, которая отдала себя в распоряжение одного из предводителей.

Германцы с нижнего Рейна и с Везера принимали также участие и во втором Крестовом походе; в 1147 г. они прибыли через Англию к устью Тахо, и по просьбе короля в течение 3-х месяцев осаждали Лиссабон, который находился еще в руках сарацин, принудили его к сдаче и передали его португальцам; весной они двинулись далее в Сирию.

Однако, самым отважным походом был поход 1217 г. 300 кораблей из кельнского округа и большая армия собрались в устьях Мааса, вышли 29 мая в море, 3 июня прибыли в Дортмунд и 21 июля в Тахо. Большая часть флота, по просьбе португальцев, снова занялась осадой одной сарацинской крепости, а 86 фризских кораблей вскоре ушли дальше. 4 августа они подошли к Кадиксу, захватили его, 15 августа прошли Гибралтарский пролив и затем двинулись вдоль Европейского берега через Тортозу и Тулон в Чивита-Веккью, где и зазимовали.

В марте 1218 года они снова вышли в море, 24 апреля прибыли в Сирию, и в конце мая в Дамьетту, где к ним вскоре присоединилась и другая, большая часть флота, успевшая тем временем закончить свои дела в Португалии. В последовавшей затем и продолжавшейся полтора года осаде Дамьетты, которая защищалась с большим искусством и упорством, особенно отличились фризы – они прорвали устроенные против флота заграждения на Ниле, уничтожили мосты, так что им принадлежала главная заслуга в завоевании города, который был взят штурмом 5 ноября 1217 г.

Начало Ганзейского союза

Более чем за 400 лет до упомянутого выше морского похода, Карл Великий, около 800 г., положил основание городскому устройству в германских городах, а Генрих I, первый король сакского происхождения, дал дальнейшее развитие этому устройству, основал новые города и даровал им известную самостоятельность и некоторые привилегии (приблизительно около 925 года). Он упрочил морскую торговлю и охранял ее от усилившихся в то время морских разбоев датчан, однако не при помощи флота, а посредством победоносного похода, который он предпринял в Ютландию через лежавшие на Эльбе герцогства, после которого датский король Горм сделался его данником. Он был первым, и, к сожалению, единственным германским королем, который не счел нужным ехать в Рим для коронования папой в качестве римского императора. Если бы его преемники продолжали держаться этой политики, и ограничившись своим титулом германских королей, заботились бы об устройстве и объединении своих владений, на долю нашего отечества выпала бы лучшая участь, и у немцев своевременно выработалось бы более сильное национальное чувство.

К сожалению, уже сын Генриха I, Оттон Великий уклонился от этой политики; впрочем, немецкому морскому делу и он оказал косвенную услугу своим походом против датчан, во время которого он вторгся в 965 г. в Нордмарк и принудил короля Гаральда признать его сюзеренитет. Этим однако ограничилась деятельность германских королей на пользу морского дела; в остальном германские мореплаватели были предоставлены собственным силам.

Несмотря на это и не взирая на грабежи норманнов, германская морская торговля уже в те времена достигла значительного развития; уже в IX веке торговля эта велась с Англией, Северными государствами и с Россией, при чем производилась она всегда на вооруженных торговых судах. Около 1000 года сакский король Этельред даровал германским купцам значительные преимущества в Лондоне; его примеру последовал впоследствии и Вильгельм Завоеватель. Особенно процветала в то время торговля с Кёльном – рейнскими винами; вероятно именно в это время, около 1070 года, был основан в Лондоне на берегу Темзы «Красильный двор», который в течение многих столетий был сборным местом для германских купцов в Лондоне и центральным пунктом для германской торговли с Англией; впервые о нем упоминается в договоре между Германией и Англией 1157 года (Фридрих I и Генрих II).

Этот период имел вообще чрезвычайно важное значение для германского мореплавания. В 1158 г. город Любек, быстро достигший блестящего расцвета вследствие усиленного развития торговли в Балтийском море, основал германскую торговую компанию в Висби, на Готланде; город этот находился приблизительно на половине пути между Траве и Невой, Зундом и Рижским заливом, Вислой и озером Мелар, и благодаря такому положению, а также и тому, что в те времена, вследствие несовершенства мореплавания, корабли избегали длинных переходов, в него стали заходить все суда, и, таким образом, он приобрел большое значение.

В том же году купцы из Бремена высадились в Рижском заливе, чем положили начало колонизации прибалтийского края, который впоследствии, когда морское могущество Германии пришло в упадок, был ею утрачен. Двадцать лет спустя, туда был отправлен из Бремена августинский монах Мейнгард, для обращения туземцев в христианство, а еще двадцать лет спустя крестоносцы из Нижней Германии прибыли в Лифляндию, завоевали эту страну и основали Ригу. Таким образом, в то самое время, когда Гогенштауфены совершали с громадными германскими армиями многочисленные римские походы, когда Германия выставляла армии для следовавших один за другим Крестовых походов в Святую землю, нижнегерманские мореплаватели начали это обширное предприятие и благополучно довели его до конца.

Образование торговых компаний, о которых мы сказали выше, является начало Ганзы; слово «ганза» – фламандско-готского происхождения и обозначает «товарищество», т. е. «союз для определенной цели с определенными взносами». Первая ганза возникла во Фландрии, где в 1200 г. в городе Брюгге, который в то время являлся первым торговым городом севера, образовалось товарищество из 17 городов, с определенным уставом, которое вело оптовую торговлю с Англией и носило название фландрской ганзы; товарищество это, впрочем, не приобрело политической самостоятельности.

Первый толчок к образованию немецкой ганзы исходил из Висби, где в 1229 г. германские купцы, являвшиеся представителями многих германских торговых городов, в том числе портовых городов Любека, Бремена, Риги и Гренингена и некоторых внутренних городов, как например, Мюнстера, Дортмунда, Зеста, заключили договор со смоленским князем; это было первым выступлением «общества германских купцов»; слова ганза вошло в употребление значительно позже.

Таким образом Висби получил преимущество перед немецкими городами, но преимущество это вскоре перешло к Любеку, который в 1226 г. сделался вольным имперским городом и изгнал датский гарнизон. В 1234 г. город был обложен датчанами с моря и суши и стал готовить к бою свои «когги»; корабли эти разорвали цепи, которыми была заграждена река Траве, атаковали неожиданно блокадный флот и совершенно его уничтожили. Это была первая германская морская победа, одержанная притом над превосходящими силами.

Этот крупный успех, по которому можно судить о силе и воинственности любекского флота, дал городу право занять первенствующее место. Вскоре (в 1241 г.) Любек заключил с Гамбургом союз для содержания на общие средства флота с целью поддерживать свободу сообщений по морю, т. е. для выполнения функций морской полиции в немецких и датских водах, при чем полицейский надзор имел главным образом в виду самих датчан. Таким образом эти два города взяли на себя одну из главных задач военного флота.

Несколько лет спустя, во время войны с Данией, любекский флот опустошил датское побережье, сжег замок в Копенгагене и разрушил принадлежавший в то время Дании Стральзунд. Впоследствии флот этот в свою очередь потерпел поражение, но, тем не менее, заключенный в 1254 г. мир был выгоден для Любека.

Это было начало того тяжелого времени, когда Германия осталась без императора, время долгого междуцарствия, наступившего с прекращением династии Гогенштауфенов, в течение которого в Германии царил ужасающий произвол. До этого времени германские города, при возникновении разногласий с иностранными государствами, всегда опирались на германских князей, которым приходилось, правда, платить хорошие деньги за оказываемую ими помощь; с этого же времени городам этим приходилось надеяться только на самих себя.