Иногда

– Почему ты бросила меня?

– Ты уже большой мальчик, а меня позвала дорога.

– Какая дорога?

– Своя собственная.

– Но как я без тебя? – Виталий искусал губы в кровь. Хотелось кричать и швырять горшки герани на пол. Ей хорошо! А ему нет. Она жива! Но не с ним…

Он прочёл ответ:

– Также, как и со мной. Ведь я в твоём сердце. И в детях, которые у тебя родятся, буду я.

– Но ты не увидишь внуков! Ты не дождалась их. И в этом виноват я.

– Я их ещё увижу. Я знаю точно. А ты ни в чём не виноват. Я тебя торопила, просила их для себя, а ты не был готов. Да, я их очень хотела. Но я могла бы родить ещё пятерых детей, но не родила. Представляешь, сколько бы у меня тогда было внуков. Но я стала требовать от тебя того, чего ты не мог дать. Прости меня.

Виталий охнул и застучал по дисплею:

– Отец приходил на похороны. Он сказал, что отец и что ты не разрешала видеть меня. Это так?

Ответ был долгим – всё горело и горело, что мама печатала. Виталий ходил и смотрел на экран. Смотрел и ходил. Минуты казались такими длинными, как в детстве в очереди к зубному, где ему выдирали второй зуб. Когда выдирали первый, время пролетело быстро – он носился по коридорам. Но во второй раз бегать не получилось – дрожали коленки, да и он сам, а мать его держала за руку, да ещё и шлёпнула, когда он хотел убежать. О, как он злился! И сколько злился! До самой её смерти. Которой не было?

Сообщение появилось. Большое сообщение:

«Да, здесь я тоже виновата. Я не смогла простить его, когда он ушёл к другой женщине. Та родила троих детей, и он не хотел тебя видеть. Целых тринадцать лет. Тебе было пятнадцать, когда он вышел со мной на связь. И я запретила. Запретила из-за тех бессонных ночей, когда я была одна, а ты болел. Запретила из-за тех вечеров, когда назавтра у нас не было даже хлеба, а он не платил алименты. Запретила из-за того, что когда тебя первый раз побили, я не смогла дать отпор обидчикам, и тебя побили второй раз, а потом и в третий. И били до тех пор, пока ты не занялся боксом. Но это прошло долгих два года. Запретила потому, что любила его одного, и он оказался единственным мужчиной в моей жизни, который не хотел тебя видеть целых тринадцать лет. А меня не захотел никогда. Да, это была слабость. Да, это была обида. Да, это была ненависть. А на этом месте могла цвести любовь. И пусть в пятнадцать лет ты бы узнал отца, но тогда ты бы узнал и о том, что я тебе всё это время лгала, лгала о том, что он умер в командировке, и нет даже могилы. Я виновата. Очень. Но это понимаешь только, когда на грани жизни и смерти. А после смерти – особенно хорошо. Прости, сын мой. Прости. Я так много тебе не дала.

Не кори себя за петлю или не купленную землю. А особенно за внуков. Ты мне дал так много, что даже не можешь представить. И я тебе благодарна за это. Очень. Жаль, что я поняла это слишком поздно».

Виталий читал и плакал. Плакал и читал вновь. Прежде чем он смог написать ответ, прошло несколько часов:

– Мама, я плачу.

– Почему?

– Мы столько всего не успели…

– Что?

– Столько всего сказать друг другу. Я никогда не говорил тебе, что люблю тебя.

– Несмотря на столько лжи, которую я принесла в твою жизнь?

– Это в тебе говорила любовь.

– Нет, это во мне говорил эгоизм. Но он уходит перед смертью, стирается будто надпись, сделанная мелками на асфальте, под дождём. И тогда остаётся любовь. Так ты теперь знай, что эгоизм ушёл, а любовь осталась. Моя огромная любовь к тебе. Мне жаль, ведь её могло быть больше в твоей жизни, а я строила стены, возводила укрепления и не пускала.

– Что ты мне не дала?

– Любовь отца. Любовь братьев и сестёр. Наверное, поэтому я требовала внуков, чтобы заменить тебе то, что не дала в детстве, чтобы уйти спокойно, с уверенностью, что ты получил своё сполна.

– А ты спокойно ушла?

– О да! Очень! Потому что я поняла, что любовь – внутри. И открыть её может только каждый. Сам. И в себе. Не надо жалеть о прошлом. О том, чего ты мне не дал! Смотри в будущее, а моя любовь всегда с тобой.

– Но внуки не увидят тебя!

– Они меня почувствуют. Дети чувствуют намного больше, чем взрослые. И даже если их не будет, то мне будет хорошо. Потому что любовь она не в других, она – во мне. Я так долго её искала снаружи, а когда пришло время уходить, нашла у себя внутри. Помни, что я люблю тебя, – ещё раз написала мама.

Ум Виталию не давал покоя – он хотел найти логическое, научное объяснение того, что происходит. Столько хотелось спросить, о стольком поговорить – мужчине казалось, что они и не говорили толком при жизни. Так о быте, о чепухе, а о главном – нет. Или они говорили на разных языках – он не понимал её, а она – его. Это раздражало. А сейчас все заслоны рухнули.

Он никогда не верил, ни единой мысли не допускал о Боге, Высшем разуме, о чём-то большем, чем то,что доказала наука. А теперь… Он переговаривался с умершей матерью при помощи современных средств связи.

«Пора в психушку», – прошептал Виталий. На дисплее высветилось:

– Даже не думай, что ты сошёл с ума. Просто тебе открылось то, что ты до этого не видел.

– Ты где? А где телефон?

– Как говорят, я – на небе. Или в других измерениях. Или на других вибрациях. Какая разница! Главное, я есть. А телефон? Телефон у тебя.

– А ты с какого мне пишешь?

Но на этот вопрос Виталий не получил ответа. Пришло сообщение «Доброй ночи», и абонент вышел из зоны действия сети. Он даже звонил. Не один раз. Тридцать четыре. До пяти утра. Лишь на рассвете тяжёлый сон одержал вверх и утащил горюющего мужчину в свои владения.

Глава 3

28 июня

Семь утра сорок четыре минуты

Виталий рывком сел на кровати и схватил телефон – убедиться, что вчерашнее не было сном. Да, это ему не приснилось. Длинная переписка сохранилась в телефоне, а вот абонент с того момента не появлялся.

Виталий настрочил:

– Доброе утро, мама.

И стал ждать ответа. Горе уходило, будто его продырявили. Да-да, кто-то сделал в нём множество дырок и из него утекала безысходность с тоской от смерти матери. Ведь она не умерла. А он был дураком. Не верил в жизнь после смерти, подшучивал над ней, когда она говорила о Боге, уходил от любых разговоров на эту тему. А теперь ждёт известий с того света. Виталий усмехнулся.

Он перечитал переписку двадцать два раза и выучил наизусть многие места, но две голубые галочки не загорались, даже две серые – сообщение так и не было доставлено. Часы показывали два часа дня. Мужчина даже побрился и убрался в маминой комнате. Герани и земля полетели в ведро – он всё равно не любил поливать цветы и не хотел заниматься этим после смерти матери. Пылесос весело загудел, а потом и ведро с тряпкой обрадовались делу. До этого убиралась только мама, даже в комнате сына. Уборка отвлекла – шутка ли без опыта и сноровки убрать трёхкомнатную квартиру. Но Виталий убрал. Дочиста. Каждый уголок. Устали руки, спина. Целых четыре часа телефон скучал в одиночестве – мужчина не желал отвлекаться от уборки. Точнее отвлекал себя уборкой от мучительного ожидания.