Я забираюсь за конторку и включаю фонарь на телефоне. Внутренняя часть стола выступает из темноты, и я направляю свет в угол.
Она на месте.
Надпись в верхнем левом углу. Вырезана кое-как бабушкиными садовыми ножницами в приступе безумной отваги.
Здесь были У. и П. Июль 1995 г.
Это Уилл написал. Я улыбаюсь при виде буквы г с точкой. Даже в граффити все по правилам.
Бунтари вместе навсегда
Это уже я добавила внизу. Хотя непослушными нас нельзя было назвать, просто иногда мы проказничали. Мне было десять, когда мы это написали, а Уиллу двенадцать.
Знала бы я, что и двадцать лет спустя останусь бунтаркой.
– Ну… не знаю, – пробормотала я, видя, что все семейство ждет моего решения. – Вы же знаете, я цветы терпеть не могу, да и ответственность – это не мое. Может, мне его продать?
Все так и ахнули.
Мама тяжело вздохнула.
– Подождите.
Она схватила меня за руку и вытащила в вестибюль отеля. Вовремя, а то быть бы мне растерзанной родственничками.
– Поппи, Поппи! – Мама покачала головой. – Что мне с тобой делать?
– Старовата я, чтобы меня отшлепать, – отшутилась я – мой обычный защитный механизм в серьезных ситуациях. – Тридцатилетних переростков в вестибюлях понтовых отелей щетками не шлепают, может, в номер зайдем?
Мама смотрела на меня с укором.
– Когда-нибудь… – она поднесла палец к моим губам. – …ты наживешь себе серьезные неприятности. Ты очень легко выходишь из себя, а вспыльчивый нрав при остром уме – опасное сочетание.
Я невесело усмехнулась.
– Уже сколько раз наживала.
Мама отступила на шаг и окинула меня взглядом.
– Может быть, ты унаследовала это от нее, – задумчиво произнесла она. – Такой темперамент. Твоя бабушка никогда моему отцу спуску не давала. Не то чтобы обидеть хотела, все в шутку. Точно как ты.
Она протянула руку и погладила меня по волосам.
– В молодости у нее была такая же копна черных волос, как и у тебя. Помню, как она подолгу расчесывала их перед зеркалом. В то время средств для выпрямления волос еще не было, так она собирала их в высокую прическу.
Она вздохнула, как всегда бывало, когда приятные воспоминания уступали место проблемам – как правило, связанным со мной.
– Правда, Поппи, не представляю, о чем думала мама, оставляя тебе свой драгоценный магазин. Она не питала на твой счет иллюзий. Но, видно, у нее на то были причины. А она, хотя я в молодые годы ни за что бы этого не признала, в очень многом оказывалась права.
Она посмотрела на меня с надеждой: вдруг передумаю?
– Ну ладно, ладно, я поеду, – тихо сказала я, уставившись на свои ботинки от Док Мартен. Они непривычно блестели: начистила их специально для похорон.
– Правда? – Мама засияла так, словно выиграла в лотерею. – Это чудесные новости!
– Только уговор, – сказала я. – Я поеду в Сент-Феликс и посмотрю, что там и как, но если пойму, что это не мое, или возникнут какие-нибудь проблемы, то продам магазин, и чтобы потом без претензий. Идет?
Мама слегка вздрогнула, но потом кивнула.
– Конечно, Поппи, договорились. Просто надеюсь, что чары Сент-Феликса подействуют на тебя, как бывало в детстве.
А потом произошло то, чего не случалось очень давно: она притянула меня к себе и крепко обняла.
– Может, вернется прежняя Поппи. Мне так ее не хватает.
Обнимая ее в ответ, я думала, что если только Сент-Феликс не умеет обращать время вспять, то той, прежней Поппи, не будет.
Глава 2
Камелия – моя судьба в твоих руках
– Есть кто-нибудь?
Внезапно раздавшийся голос вырывает меня из воспоминаний, которым я предаюсь, уютно свернувшись под конторкой; я подпрыгиваю и ударяюсь головой.
– Ограбление, – бухаю я, когда незнакомый тип с любопытством свешивается сверху.
– Что вы там делаете?
На меня с тревогой смотрит рослый широкоплечий незнакомец.
– Ищу кое-что. – Я встаю, потирая голову. – А почему вас это волнует?
– А вы имеете право здесь находиться? – Темно-карие глаза подозрительно оглядывают меня с пят до головы.
– За воровку меня приняли? Тогда уж давайте и за дурочку: красть здесь особо нечего.
– Да еще с таким шумом.
Я молча смотрю на него.
– Я проходил мимо, услышал грохот, – объясняет он. – Вот и решил зайти проверить.
Я вспоминаю про опрокинутое ведро.
– А… понятно.
– А вы-то что тут делаете?