Две Лии и Иаков. Книга 1

– Придумала! Я буду Лия, а ты другая, – руки вдруг захлопали от восторга, – у меня еще никогда не спрашивали, как называть или что делать, что я хочу или не хочу. Теперь я почувствовала, что боги милосердны ко мне.

– Идея хороша. А может еще другие предложения будут? Как-то… – и указательный палец правой руки поднялся вверх и описал пару кругов.

– Да, немного не звучит – другая Лия. Я бы обиделась, если бы меня так называли. Другая… Обидно. Может я буду Лия, а ты подруга?

– Как-то не складывается. Получается, ты будешь главная, а я так, сбоку, но ведь мы равны. Тебя мама как называла в детстве?

– Дочка, доченька, хорошая моя. Она меня жалеет. А тебя?

– Попрыгунья. – молчание. Потом резкий вздох и длинный-длинный выдох, – родителей вспомнила.

– Ой! Я этого не делала, но почувствовала. Извини, если тебе пришлось вспомнить свой мир. Я не хотела сделать больно.

– Ничего, меня прислали помочь тебе и выполнить поручение Создателя. Если ты узнала, что я сделала, значит я могу управлять телом так же, как и ты. Это очень важно. Надоело лежать. Кто будет вставать? Ясно, что мы, но кто будет управлять телом? Давай ты, а я прислушаюсь к ощущениям. – и через некоторое время, – в принципе, ожидаемо. Впечатление такое, будто тебя кто-то ворочает, нужно привыкнуть и освоиться. Теперь моя очередь. Ничего не предпринимай, только прислушивайся к себе.

– Здорово, стопы сложила под себя, колени расставлены, никогда так не сидела, неудобно, да и больно немного с непривычки. Ощущаешь? Я всегда подбирала ноги под себя, мы все так делаем.

– Вот видишь, прокол. Значит так садиться нельзя. Хорошо, что никто не видит. Поначалу придется все время себя контролировать, а еще лучше, если все это будешь делать ты, я имею ввиду двигаться. Что-то я совсем запуталась, но вернемся к нашим баранам.

– А что мы прокололи и к каким баранам возвращаться?

– Опять неправильно. А слова. Эти слова и выражения из моего мира. Прокол – значит сделала что-то неправильно, здесь делают и выражаются иначе, а бараны -следует вернуться к проблеме, которую обсуждали раньше.

– Уж очень непонятно ты иногда говоришь, так, наверное, боги между собой разговаривают. Хочешь, я буду называть тебя Божественная или Богоравная? Или посланница богов, ведь ты действительно послана мне богами. Так будет правильно и справедливо.

– Нет уж, это слишком. Сейчас, подожди, устроюсь иначе. Так нормально? Колени правильно? Это ты платье одернула? Ладно, а я уж подумала, что сама, чисто автоматически. Так вот, насчет имени. Я к богам отношения не имею, не отношусь то есть. Мне поручили помогать тебе и не более того, так что никаких чудес не будет. Вернуться в мой мир тоже не получится, но это я приняла и с этим смирилась. И предстоит нам, как говорили, «учиться, учиться и учиться». Сдаваться я не собираюсь и тебе не позволю. Да ты и сама не захочешь. Мы им всем покажем, кто в доме хозяин, хозяйка, то есть. Так вот, по поводу имени. Как у вас называют тех, кто знает больше, чем остальные, кто делает и говорит иначе, чем остальные?

– Говорят: илум – бог, симтум – судьба, тарбит – воспитание, тертум – указание. Какое имя тебе больше нравится?

– Наверное, Тарбит. Конечно и судьба, и указание по смыслу подходят, но как-то вызывающе получается. Да, Тарбит. А ты какое выберешь?

– Не знаю. Может синисту – женщина, катум – рука, ведь я рука божья, что он велит, то и выполняю, или адат – местная, из этой местности.

– Стоп. Адат мне нравится больше всего. Я буду называть тебя Адат.

– Адат. – молчание, – Адат хорошо звучит. И похоже на имя матери Адина. Адат – Адина, Адина – Адат. Да, я согласна.

– Значит, если мы обращаемся друг к другу Тарбит или Адат, мы общаемся мысленно, и нас никто не слышит. Если мы разговариваем с кем-то, делаем что-нибудь, значит делает или говорит Лия. Главное не говорить одновременно. Если я захочу вмешаться в разговор, сначала предупрежу. Ты тоже не начинай говорить, пока я не умолкну. Если позовут, откликаешься ты. Если будет какой-то важный разговор, говорю я. Прерывать чужой разговор только после мысленного обращения. Если что-то срочное, предостережение или приказ, выполняем сразу, без рассуждений и объяснений, все обсуждения после. Договорились?

– Договорились. Никогда так много не разговаривала, только слушала, как другие рассказывают. Даже устала немного. Может день такой удался, необычный, а может из-за раны на голове. Болит, все никак не успокоится. Но все это неважно, главное я теперь не одна, все остальное придет.

– Адат, теперь мы одно целое. Никого не боимся, знаем, чего хотим, вот, правда, не знаем, как сделать. Вот ты чего хочешь от жизни? Что просила у богов и у отца, я знаю. Но чего бы ты попросила у Создателя?

– Знаешь, Тарбит, сейчас я хочу, чтобы все знали, что я такая же, как и все. Пусть больная, пусть не могу работать, как остальные. Но я чувствую, мне больно, я умею смеяться, а не только плакать, я просто человек. А сейчас я попросила бы у Создателя ребенка. Мне никогда не доверяли детей, а меня тянуло к ним. Мне хочется родного, моего, такого ласкового, мягкого.

– Стоп, остановись. Сейчас польется из всех дыр. Не забывай, что, если ты начнешь плакать, я почувствую, что из носа течет, а глаза мокрые. Я тебя услышала и поняла. Здесь наши интересы совпадают, не буду вникать в подробности. Но, задача видится не такой уж и простой. Если ты согласна видеть мужа в любом мужчине, не беря во внимание ни статус, ни возраст, ни происхождение, то мне нужен в качестве отца моих, извини, наших, детей конкретно Иаков. Тебе подходит Иаков?

– Конечно подходит. Вопрос только в том, подходим ли мы ему. Иаков утверждает, что он наш родственник из известной и богатой семьи. Ревека, жена Исаака и мать Иакова, сестра моего отца и получается, он мой двоюродный брат. Такие браки не запрещены богами, но сомневаюсь, что он захочет видеть меня своей женой, ведь все его мысли о Рахели.

– Захочет, не захочет, вопрос второй. Если захотим узнать, спросим, но это вряд ли. Я имею в виду – будем спрашивать. Ответ твой я услышала, значит цель определена, вот только ссора твоя и уход из дома немного не ко времени. Хотя, как посмотреть. Будь мы не здесь, не удалось бы нам познакомиться и поговорить по душам. Завтра, точнее уже сегодня, домой явно не пойдем, так что, куда ты шла? В овечий загон? Ну я встаю, а ты идешь. Я сначала попробую двигаться, а потом виртуально поучаствую.

– Давай попробуем, Тарбит. Знаешь, иногда я тебя не понимаю, только догадываюсь, такие слова произносишь. Но то, что мы уходим я поняла. Нужно вот еще бурдюк и корзинку с припасами, что мама собрала, найти и забрать. Вставай, а потом я направлюсь, куда приказано. Неизвестно, как будут разворачиваться события, а там есть шатер и можно будет отдохнуть.

– Ты знаешь, Адат. О, уже встали и начали искать. Уже нагружены, значит все нашли, идем, и это радует, скоро отдохнем. Впечатление такое, будто я на все это со стороны смотрю, как во сне, только чувствую все. А по поводу слов… Мама всегда говорила, что я знаю три языка: для дома – правильный; во дворе, когда играю с друзьями или болтаю с подругами – особый, когда непонятных непосвященным выражений больше, чем известных слов, такой тайный язык получается; а в школе – вообще смесь трех: правильный, тайный, а еще язык учебников. Этот самый непонятный. Его, бывает, никто, ни взрослые, ни молодежь не воспринимают, только ученые и учителя. Адат, я тебе еще не надоела? Помолчать?

– Все хорошо, Тарбит, мне интересно, как сказку слушаю. Только вот почему я стою не так, как обычно. Плечи расправлены, спина прямая, да и глаза смотрят не вниз, а прямо перед собой. Непривычно как-то.

– Я встала как обычно, даже не задумывалась, мне так удобно.

– Из-за больных глаз я стараюсь смотреть вниз, на дорогу. Поэтому привыкла немного горбиться и закрывать голову платком. А так, как мы движемся сейчас, думаю, мы далеко не пройдем.

– Тут, Адат, ты не права. У богини Иштар, которую ты просила о милости, есть брат Шамаш, великий владыка дня. Он дарует всему сущему свет, дает полям и пастбищам плодородие, людям – благосостояние и здоровье. Лучи солнца, достигая земли, оживляют ее и, отражаясь, возвращаются к небесам, к своему божеству. Если ты идешь, наклонив лицо и разглядывая дорогу, то эти отраженные лучи попадают тебе прямо в глаза. Они начнут болеть и у нас появятся проблемы даже днем. Так что, стоим прямо, смотрим гордо. Кто они, в конце концов, такие, чтобы не уважать посланницу Создателя, которую оберегают великие и могущественные Син и Иштар. Так что, ничего не боимся, смотрим прямо и вперед. Ну, конечно, соблюдая осторожность. Тут я тебя подстрахую. Как беречь глаза от солнца – решим. А сейчас, подруга, данная мне богами, следует поспешить добраться до нужного нам места, пока Син помогает нам. Тем более, что осталось идти совсем недалеко, уже виден забор загона. Пойдем, Адат, на месте устроимся, наговоримся. Все обсудим, обо все договоримся. Смотри-ка, стих получился.

Извилистая тропа вилась по ковру серебреющей в свете полной луны травы, а по ней плыла стройная фигура уверенной в своих силах девушки.

Глава 2

Участок, на котором располагался дом Лавана, представлял собой почти правильный прямоугольник, к которому примыкал загон для скота. Он, и только он, являлся наследственной собственностью и был получен еще его прадедом Терахом и дедом Нахором. Нахор помог своим сыновьям обосноваться в разных частях этого плодородного края, а родовой дом остался младшему сыну Нахора Бетуэлю, отцу Лавана и Ревеки. Именно здесь состоялось сватовство любимой сестры, воспоминания о котором воскрешали чувство обиды и не покидали Лавана.

Право собственности на подворье было подтверждено ставленником царя Шуттарна в городе Харране, центре провинции в царстве Митанни, расположившемся на берегу реки Белих, притоке Евфрата.

Лавану жизнь, текущая по давно известным законам, была привычна, хотя порядки не всегда нравились прижимистому хозяину. Все сделки, договора, займы следовало регистрировать у царских служащих, за все записи и разрешения следовало платить. Кроме того, суровость законов не позволяла поддаться соблазну и даже в самой малости попытаться нарушить их. Да и количество установлений было так велико, что даже не стоило и пытаться дословно запомнить их. Подсознательная боязнь малограмотного крестьянина запутаться в сотнях законов и уложений не позволяла Лавану требовать чего-либо существенного от общинного совета, чем пользовались богатые семьи поселка. Постоянные напоминания об отсутствии сыновей и малочисленности семьи приводились в качестве довода при определении размеров поля для посева пшеницы и величины отары, которую Лаван мог выпасать на общинном пастбище. Побаиваясь иметь дело с судейскими, царскими служащими и жрецами, Лаван предпочитал заниматься привычным делом, не затевая ничего нового и незнакомого.

Именно так обстояли дела, когда в поселке появился Иаков. Ему невдомек были заботы Лавана, он не стремился вникать в его проблемы, не в этом он видел свое предназначение. Дома все бытовые вопросы решала его мать, воспитывая в нем скорее духовного правителя, чем руководителя большим хозяйством. Житель пустынных пространств, знакомый с устройством больших шатров и становищ скотоводов, он не особо представлял, чем он мог бы здесь заниматься. Иаков был незнаком с физическим трудом и рассчитывал с помощью будущего тестя добиться успехов в управлении или торговле. В Ханаане всем практическим наукам его обучал Элиэзер, главный слуга его отца Исаака и верный друг и наперсник матери Ревеки, но знания египетского письма и арифметики давались Иакову нелегко, а вот рассказы отца о едином Боге, зарождении и развитии жизни на земле, семье Авраама запоминались без труда и находили в душе сына горячий отклик. Он пытался докопаться до самой сути вещей и иногда своими вопросами ставил отца в неловкое положение, чем то и дело вызывал его раздражение. Исаак, не скрывая досады, отсылал его, однако уже при следующей встрече терпеливо объяснял непонятое и они продолжали свои беседы. От матери юноше досталась романтическая восторженность, некая созерцательность, умение чувствовать прекрасное н находить его в любой мелочи. Необычайное красноречие позволяло ему очаровывать собеседника, кем бы тот ни был.

Города Ханаана, родной страны Исаака и Иакова, находились под протекторатом Египта. В каждом из них стоял египетский гарнизон, и представитель, назначенный фараоном, принимал участие работе царского и городского советов. Отчасти поэтому, но еще и учитывая, что единое средство письма было удобно при существовании многих городов-государств со своими традициями и порядками, все официальные документы и записи велись по правилам египетской империи. Существовали также записи на арамейском, но чаще всего эту письменность использовали для частной переписки, хотя применение примитивного алфавита упрощало записи. С клинописью и особенностями математики Вавилонии Иаков был незнаком, но особо по этому поводу не переживал. Всегда можно купить грамотного раба или нанять слугу писца, главное – завоевать доверие и получить доступ деньгам семьи. В связи с обстоятельствами, вынудившими его прибыть сюда, Иаков не рассчитывал на скорый отъезд. И к поручению отца с матерью следовало отнестись со всей серьезностью.

Поздоровавшись с Лаваном и не особо вслушиваясь в его неприятный разговор с дочерью, Иаков осматривал место, где он рассчитывал поселиться. Зайдя в ворота, расположенные в правой части северной стены, он видел слева от себя проход на хозяйственный двор с загоном для отары, а прямо перед ним представал двор, на котором бурлила вечерняя суета, предвестник предстоящего отдыха после окончания очередного трудового дня.

Вдоль западной стороны двора располагались пять хижин круглой формы, соединенные внутренним сквозным проходом. Иаков видел такие на постоялых дворах и в бедных пригородах Кархемиса, который ему пришлось миновать по дороге к Ханаану, но особого желания жить в одном из них не возникало. Он привык к просторам пустынь и пастбищ, большим шатрам на стоянках, звездному небу при ночевках на переходах по Ханаану и здесь ему все казалось тесным и неудобным. Круглые дома диаметром в десять локтей были сделаны из тростниковой основы особого плетения и обмазаны толстым слоем глины, перемешанной с рубленой соломой. Согнутые верхушки тростника образовывали конусную крышу с отверстием в центре. Защиту глиняных стен от дождя обеспечивала штукатурка, в которую добавлялся природный асфальт из окрестностей Урука. Для входа в хижины предназначались две деревянные двери, вставленные в низкие проемы во второй и четвертой из них, этим достигалась некоторая обособленность двух крайних помещений, небольшие окна были снабжены занавесками из листьев финиковой пальмы. Земляной пол хижин был устлан циновками из тростника, на которых спали их обитатели, а на стенах располагались полки для утвари. Перегородками между домами в сквозном проеме анфилады служили тяжелые тканые из толстых шерстяных жгутов шторы.

Свободные части восточной и северной стен владения Лавана были отданы хозяйственным помещениям. Под навесами вдоль них и в сараях весь день трудились немногочисленные слуги и рабы, готовили еду, ковали и ремонтировали металлические части, обрабатывали шерсть, готовились к уборке урожая и стрижке овец. Да мало ли работы найдется в крестьянском доме. Иаков стоял, ожидая Рахель, которая пообещала позаботиться о привлекательном незнакомце. Перед ним разворачивалось нечто подобное представлению, которое он наблюдал при свете костров в исполнении заезжих фокусников. Те иногда прибивались к торговым караванам.

И сейчас, когда в центре двора разыгрывалась настоящая трагедия, массивный дом в глубине служил превосходной декорацией этой сцены.

Его задняя стена, длиной около сорока локтей, вместе с глинобитной стеной примерно такой же длины и высотой в четыре локтя, составляли южную границу владений. Фундамент дома был сложен из камня, привезенного с северных гор, а стены из глиняного кирпича-сырца. Тонкий обожженный кирпич применялся только для облицовки нижней части здания. Вяжущим составом служили глина с примесью золы и природного асфальта. Через каждые семь слоев сырцового кирпича во всю толщину стены были уложены тростниковые циновки, пропитанные асфальтом, которые предохраняли стены от влаги и почвенных солей. Окна обеспечивали проветривание помещений, а при необходимости они закрывались ставнями из пальмовых листьев. Украшенная богатой резьбой дверь, наличие которой свидетельствовало о богатстве хозяина, украшала вход. Дерево и деревянные заготовки привозились с севера, стоили очень дорого. Деревянная мебель, станки, приспособления, домашняя утварь очень ценились. Нередко они служили средством обмена, частью приданого или передавались по наследству.

Внутри дома центральное помещение занимала столовая, из которой можно было попасть в комнаты, служившие спальнями или кладовыми. Земляной пол был покрыт вытканными из шерсти коврами и половиками, уложенными на тростниковую основу, пропитанную вяжущим раствором. Когда вы заходили в столовую из небольшой прихожей, то слева от вас располагалось возвышение со скульптурой Иштар, покровительницей дома, а справа массивный обеденный стол рядом с очагом. Статуя Иштар высотой в локоть была не единственной в доме Лавана, но именно ей выпала честь украшать главную комнату усадьбы. У него, правнука торговца храмовыми принадлежностями Тераха, была отдельная комната со статуэтками и табличками с изображением божеств, куда не допускался ни один из домочадцев. Именно там происходило его общение со всемогущими богами, обдумывались непростые вопросы и принимались важнейшие решения. Кроме того, под каждым из четырех углов дома при строительстве были уложены фигурки покровителей, воплощающие стихии. Элиль – бог воздуха и ветра, Гирра – бог огня, Адад – бог осадков и бурь, Амурру – бог степей охраняли здание от проникновения злых сил и возможных опасностей.

Коленопреклоненная фигура старшей дочери перед опешившим от подобной дерзости Лаваном не вызывала у Иакова никаких ощущений, кроме чувства досады. До него доносились мольбы и доводы Лии, но статный полный сил мужчина даже в самых безумных мыслях представить не мог рядом с собой это сгорбленное, закутанное в бесформенное платье существо. Он медленно обводил взором двор, а до его ушей доносилась гневная речь и суровый вердикт Лавана. Иаков не воспринимал себя как участника и, тем более, причину разворачивающейся перед ним трагедии, все мысли были с Рахелью, его единственной и желанной женщиной в этой незнакомой стране. Если бы он смог хотя бы попытаться вникнуть в суть просьб этой совсем незнакомой ему девушки, его бы охватило чувство недоумения. Как мог незнакомый путник, не обменявшийся ни словом, ни взглядом с невзрачной девушкой, вызвать у той такую бурю эмоций? Для него, привыкшего находиться в центре внимания рядом с матерью, все происходящее было не более, чем досадный инцидент. Иаков вспомнил мать, вспомнил ее теплые руки, обнимавшие голову маленького мальчика, вспомнил рассказы о праве первенца, предсказания прекрасного будущего повзрослевшему мужчине. И сейчас, когда он встретил ее, словно помолодевшую Ревеку, прекрасную желанную Рахель, ему дела не было до разворачивающегося перед ним зрелища. Рахель на самом деле своим округлым жизнерадостным лицом с нежными пухлыми щеками, к которым невольно хотелось прикоснуться и ласкать, с пухлыми губами, просящими поцелуя, с большими черными глазами, в которых тянуло утонуть, походила на сестру Лавана. Именно поэтому она и была любимицей отца, не имевшего сил забыть давно уехавшую единственную сестру, и души не чаявшего в ее возрождении в младшей дочери.