Чуть короче жизни

Прасковья хотела еще пожаловаться на нерадивого мужа, но Прохор, сославшись на усталость, выставил ее из своей каморки.

– Вона что! – огорошенно сказала Прасковья закрывшейся перед носом двери. – Прохор пить отказывается: не к добру это!

45

Женя думала, что не уснет, но заснула сразу же, едва голова опустилась на подушку. Сны снились странные: вначале Женя долго бродила по деревенскому кладбищу, а отец Федор грозил издали пальцем, потом пытался читать молитву, да сбивался и замолкал. А потом стая черных собак гнала мимо кладбища волка, который перескочил через ограду да сорвался в свежевырытую яму. Собаки с рычанием окружили яму, но тут откуда ни возьмись выскочил Кертон, и с рычанием вцепился в горло главаря. Вся стая бросилась на Кертона. Женя вскрикнула в страхе и проснулась. Рядом, подобрав под себя ноги, сидела Элен. Женю поразило выражение ее лица: тоскливое и испуганное.

– С Максом что-то случилось!

– Откуда ты знаешь?

Вместо ответа Элен указала на пол: там сидело штук пять жирных серых крыс вокруг одной более крупной и черной. Женя набрала в грудь воздуха, но завизжать не успела: Элен зажала ей рот.

– Тихо! Это местный хозяин крыс. Его никто не вытащил бы из норы, если бы Герни был… Если бы он был… Он меня чувствует даже на расстоянии! Он не позволяет Чердже слишком уж дебоширить!.. Хозяин крыс выходит только, если в город приходит чума.

Чума?! В Улатине?! Женю прошибла дрожь. Черная крыса встала на задние лапки, потянулась носиком к Элен. Дрожали крошечные усики, глаза-бусинки отблескивали почему-то красным, хвост вытянулся в струнку. Элен протянула руку крысе навстречу. Хозяин крыс обнюхал протянутую ладонь.

– Он говорит, что чума пришла сама! Он не звал ее! Он пришел говорить с Чердже.

– Я слушаю!

Откуда она взялась? Между двумя кроватями стояла еще одна Элен, абсолютно похожая на первую, только без слез на щеках.

– Я слушаю! – повторил Чердже. Эта Элен была старше или казалась такой. Глаза были строже, морщинки пролегли над бровями, опустились кончики рта.

Черная крыса тоненько запищала, серые, припадая к полу, неслышно разбежались. Чердже слушал хозяина крыс молча, только тонкие ноздри трепетали. Сестры в оцепенении следили за разговором до тех пор, пока Чердже не сказал:

– Довольно!

Женя на секунду отвела взгляд, а когда вернула обратно, в комнате уже не было ни Чердже, ни крыс. Элен тихо плакала, закрыв лицо ладонями. Женя с силой отвела ее ладони и спросила:

– Что. Что он решил?

– Здесь нарушены местные законы. Хозяин крыс просил Чердже убраться из города и отозвать чуму, иначе все смерти в округе лягут на его счет. И на мой тоже.

– Что он ответил?

– Дал им отсрочку. Если кто-то восстановит равновесие…

– Надо искать Вольфа! – Женя соскочила с кровати, готовая бежать, но тут же остановилась. Элен все так же сидела, подобрав под себя ноги, бледная, испуганная. – Что ты?

– Чердже никогда у меня не прорывался напрямую! У Нэти – да. А у меня – нет!

– Когда-нибудь это должно было случиться! Поехали искать Вольфа! Только нам в Улатине чумы не хватало!

46

Едва серел рассвет, когда хмурый Прохор запряг не слишком-то отдохнувших лошадей. Поднятый все-таки женой Никитка, сонно щурясь, приветствовал барышень.

– Ты обожди чуток, Проша, я те покажу новую машинерию!

– Некогда мне, Никита! – сурово ответствовал Прохор. – Потом как-нибудь!

Коляска загрохотала по сонным улицам, но только пара собак ленивым лаем проводила приезжих – Улатин спал.

На Базарной площади Прохор остановил лошадей почти напротив театра. Почти ничего здесь не напоминало о ночной стычке, но на камнях мостовой темнели несколько подозрительных пятен, глядя на которые Элен вновь заплакала вначале тихо, потом все громче и громче.

– Барышня, не нужно так убиваться! – осторожно сказал Прохор. – Сейчас мы в городскую больницу съездим…

Женя глубоко вздохнула и выдохнула:

– Прохор, езжай-ка ты с барышней к отцу Федору! Оттуда заедешь в Арсеньевку к маменьке, скажешь, я что остановилась у Горюновых. Завтра утром заберешь меня.

Она обняла Элен и повела ее к коляске.

47

У Горюновых Женя взяла шарабан с кучером Василием и отправилась в городскую больницу. Но Вольфа там не оказалось. Тогда она поехала в полицию и нарвалась на долгий неприятный разговор в кабинете полицмейстера. Убийство градоначальника наделало в Улатине много шума. Вдова покойного Зинаида Павловна показала, что Вольф первым оказался в их ложе после смертоносного выстрела. Именно он вывел ее из горящего театра и оставил на попечительство исправника. С одной стороны вдова была искренне благодарна иностранцу, а с другой стороны он являлся важным свидетелем.

Женю долго расспрашивали о подозрительных особах из публики, но она ничего такого припомнить не могла. Полицмейстер пожелал лично побеседовать также с гостями Арсеньевых. Особенно его заинтересовала личность Зимина, но именно о нем Женя могла рассказать меньше всего. Она адресовала полицмейстера к Поливанцеву, который лучше знал петербургского студента. О ночном нападении полицмейстеру Женя рассказала не все. Она не стала ничего говорить о своем с Элен предшествующем похищении, так как объяснить их чудесное спасение было практически невозможно. Она сказала, что они с сестрой на извозчике покатались по окрестностям Улатина, а на обратном пути пересели в свой экипаж и уже ехали в гости к Горюновым, как внезапно налетевшая шайка оборвала их прогулку самым жестоким образом.

В свою очередь полицмейстер заверил Женю, что никакой информации о ночной стычке к нему не поступало. Он предложил госпоже Арсеньевой осмотр найденных за последние сутки в окрестностях города мертвых тел на предмет возможного обнаружения среди них господина Вольфа. Не без внутренней дрожи Женя согласилась на эту процедуру, но в полицейском морге ей сделалось дурно, и полицмейстер был вынужден вызвать из больницы доктора Святкина. Доктор попенял Жене, что она так и не занялась собственным здоровьем и приписал для успокоения нервов нюхательную соль. Обмахиваясь заботливо поданным полицмейстером носовым платочком, Женя думала о том, что в морге, к счастью, Вольфа не оказалось, но где теперь искать беднягу, она не представляла. Заскучавший Василий заметно оживился при виде барышни Арсеньевой, но полицмейстер напомнил ему о недозволенных на территории города гонках с лукашинскими рысаками, и кучер снова загрустил.

– Возвращаемся домой? – спросил он, имея в виду дом Горюновых.

– Знаешь, где гадалка живет? – вместо ответа спросила Женя.

– А то! – обиделся Василий. – Мы у нее часто бываем.

«Мы» – это значило, что Анна Горюнова посещала Нинель Ботвееву довольно часто.

48

Гадалка как раз собиралась куда-то ехать, но Женя уговорила ее вернуться в дом. «На минутку!» – как она просила. Гадалка небрежно бросила на стол шляпку, щедро украшенную искусственными цветами и с ворчанием полезла за картами.

– Ох, уж мне эти дела сердечные! Никакого у вас терпежу нет, у молодых! Замуж бы выходили да остепенялись!

Все так же ворча она бросила карты.

– На какого короля гадаем? Червовый, трефовый?

– На пикового!

Нинель зачем-то постучала рубашками карт о столешницу и начала раскладывать. Минут пять она изучала получившуюся комбинацию, Женя ждала, затаив дыхание.

– Плохо твое дело, девка, – сказала наконец Нинель. – Военного ты, что ли, себе высмотрела? Смерть возле него стоит. И колдовство злое. Сильное колдовство. Позавидовали вам, что ли?

– Где он, Нинель?