Аметисты Серафимы Суок

Ее внезапно сильный взгляд и металл в голосе не оставляли выбора.

– Совсем озверели, антихристы! – выкрикнул пузан, отскочив на безопасное расстояние.

– А я вас знаю! – запальчиво сказала Сима, когда они с дамой отошли в малолюдную часть рынка. – Вы в цирке выступаете.

– Уже не выступаю, – произнесла женщина со вздохом. – Муж на войне погиб, заменить его некем. Наш номер сняли с программы. Вот, реквизит распродаю, – сжала она ножны красивого ножа – одного из тех, что летели в нее на цирковой арене.

– Вы такая отважная! – восхитилась Серафима. – И красивая! – теперь девушка снова увидела в своей внезапной спасительнице красивую женщину. Этому не помешали ни седина, ни растекающиеся ручейками морщины, ни потрепанная одежда. Даже печаль в глазах, казалось, придавала ей шарм.

– Спасибо, деточка. Ты еще прекраснее.

– Я?! – удивилась Сима. Она даже оглядела свое старенькое гимназическое платье и поношенные туфли.

Циркачка перехватила ее взгляд:

– Разве красота в одежде?

– Не только, – дипломатично ответила Сима. – Но хорошая одежда, прическа, драгоценности не помешают. У меня из украшений только вот, – девушка накинула на свою изящную шейку «александритовые» бусы. – Хотела выручить за них хоть сколько-нибудь денег, чтобы купить обновку.

– У тебя все будет, – дама пристально посмотрела ей в глаза своим по-тигриному уверенным взглядом, из-за чего Серафима ощутила бегущие по спине мурашки.

Циркачка еще говорила такие слова, в которые хотелось безоговорочно верить потому, что все это было так приятно и прежде ей никто никогда ничего подобно не говорил.

– Тебя будут любить, ты станешь музой и будешь жить лучше многих.

– Но как? – уже не спорила Сима.

В глубине души она всегда знала, что особенная. Ей очень хотелось, чтобы пророчества этой женщины сбылись.

– Сколько камней в твоих бусах? – кивнула она на сиреневую нить.

– Пятьдесят семь! – сходу ответила Сима.

Она уже тысячу раз пересчитала «драгоценные» камни, предвкушая, как дорого их продаст и тем самым обеспечит себе роскошную жизнь.

– Перебирай камни в бусах и на каждый из них наговаривай: «Я прекрасна!» Пятьдесят семь раз.

– И всё? – хлопнула зеленоватыми глазами Сима.

Ей не верилось и одновременно хотелось верить, что все так просто и сказочно волшебно.

– Делай так несколько раз – и увидишь, что будет.

Низким пасмурным небом октябрь дышал в спину теплому сентябрю. По Французскому бульвару вместе с мусором ветер гнал опавшие листья.

Пританцовывая и разбрасывая ногами пожухлую листву, Сима бежала домой.

«Я прекрасна!» – пела ее душа. «Прекрасна! Прекрасна!» – вторили ей воробьиная стая, пожелтевшая ветка акации, тощая кошка, трущаяся о водосточную трубу, накрапывающий дождик и все вокруг.

На подошве правой туфли образовалась дыра, и Сима чувствовала каждый мелкий камешек, на который наступала. Хуже всего обстояли дела в сырую погоду. Стопа в дырявой туфле сразу же намокала даже в самый мелкий дождь. Было жаль штопаных-перештопаных чулок, которые стали протираться еще быстрее.

Придя в гимназию, девушка незаметно разувалась под партой и сушила намокшую ногу. Кроме нее в их классе учились и другие бедные дети, даже беднее ее, так что на общем фоне Серафима Суок своим весьма скромным материальным положением не выделялась.

Симе всегда было унизительно, когда ее причисляли к стану малоимущих. Из-за заношенного платья, из-за дырявой обуви… Да и вообще бедность не скрыть, она сквозит из всех щелей. Но теперь у нее есть бусы с пятьюдесятью семью чудесными лиловыми камнями. Таких бус нет ни у кого, даже у Таты Северьяновой, дочери владельца мясной лавки, у которой в их классе всегда все самое лучшее, от пальто до ластика. А еще у Симы есть тайна и надежда на лучшую жизнь, обещанная бывшей циркачкой.

Всегда, почти всегда при охлаждении между супругами злые языки пророчат адюльтер. Катя не могла допустить мысли, что ее муж подлец. Он ведь у нее порядочный! Артём не станет ее обманывать и вести двойную жизнь. Это так мерзко и низко! Если его чувства к ней остынут, он, прежде чем начинать новые отношения, закончит уже имеющиеся. Так поступают люди с достоинством. Артём не будет лгать, прятаться по углам, выкручиваться. Как минимум это несолидно для его статуса и возраста. Артём выше всей этой мышиной возни. Иначе как его уважать? «Определенно, у него непростой период», – решила для себя Быстрова.

Несмотря на то что Бобков совсем распоясался, Катя продолжала его оправдывать экономическим кризисом, сложной обстановкой на работе, усталостью… Думала, тяжелые времена пройдут, они вместе съездят в отпуск и все наладится. Но отчего-то конца черной полосы не было видно.

Тем не менее Катя чувствовала, что все идет к разрыву. Их брак бился в агонии, и Катя, стараясь оттянуть конец, впадала в крайности: то окружала мужа вниманием, была с ним мила и покладиста, то, не дождавшись ответной заботы или хотя бы благодарности, взрывалась и высказывала претензии.

Во избежание семейных конфликтов, Быстрова уходила в ближайший торговый центр, где бесцельно бродила по магазинам. Магазины ей осточертели, но больше идти было некуда. От нечего делать Катя обновила гардероб, но модные шмотки никакой радости ей не принесли. Чтобы меньше бывать дома, Катя шла на маникюр к Рынде, которая была рада поболтать и заработать.

– Да баба у него, отвечаю! – со знанием дела заявила Рыдалова, проворно орудуя пилкой.

– Артём не такой! – неуверенно спорила Катя.

Одним из основных качеств, за которые Катя выбрала мужа, была надежность. Много лет назад, в начале их романа, Артём производил впечатление человека, не разбрасывающегося словами, надежного, как скала, который никогда не подведет и на которого можно положиться. Быстрова до сих пор продолжала верить в эти его качества.

– Все они не такие. У меня у двоюродной сестры первый муж был еще тот кобелина! Вот послушай. – Дальше последовал рассказ о чьей-то не сложившейся семейной жизни.

Катерина вполуха слушала мерную трескотню бывшей одноклассницы, думая о своем.

В уголке кухни квартиры Рыдаловой, где она принимала клиентов, мерцала в лампе свеча, нагревая апельсиновое масло. Терпкий аромат укутывал и умиротворял. В этой давно не видевшей ремонта обстановке, изобилующей старыми аляповатыми вещами, Катерина чувствовала себя спокойно.

Она даже позавидовала Рыдаловой – ее независимости от мужчин и умению довольствоваться тем, что есть. Даже вот этой убогой квартире позавидовала – пусть тут все старое и дешевое, но исключительно свое и на свой вкус.

Жизнерадостная Людка не грызла себя за пятьдесят второй размер, за отросшие корни сожженных волос, за расширенные поры на лице и двойной подбородок. Она разрешала себе быть собой и ни на кого не оглядываться. Рында могла себе позволить в общественном месте громко хохотать и во всеуслышание обсуждать по телефону интимные подробности.

Если раньше Катя считала Рыдалову невоспитанной и примитивной, брезгливо морщилась, наблюдая ее вызывающее поведение, посмеивалась над уровнем маникюрщицы, не получившей даже среднего образования, то теперь все чаще думала, что иногда хочет поменяться с ней местами, чтобы иметь возможность наплевать на все условности.

У самой Катерины для этого не хватало смелости. И свободы. Она у себя дома не может коптить масло, как Рында, не может купить и поставить на полку понравившуюся безделушку, не может слушать музыку и смотреть телевизор так, чтобы не быть подверженной критике.

Артём непременно выскажется по поводу ее выбора, одарив комментариями в стиле «это же старье, муть, жуть, мрак и отстой!». Станет ежеминутно допытываться на все лады: «Ты это смотришь? Смотришь?! Смооо-триии-шь?! Давай переключим! Вот! Вот это оставь!» Будет бухтеть, пока жена не отдаст ему пульт и не уйдет.

Катя очень редко слушала музыку и смотрела сериалы. Делала это, только когда Артём надолго уходил из дома, и то прислушивалась к шагам на лестничной площадке, чтобы при звуке поворота ключа в замке успеть все выключить. Иначе презрительно сложенных губ не избежать.

Это было ненормально и создавало нервное напряжение. Артём обычно разговаривал с ней в такой манере, будто бы искал, к чему придраться: что ни реплика, то замечание. Про себя Катя называла мужа прокурором.

Жить с диванным прокурором – то еще испытание. Постоянно нужно быть готовой отражать нападки и критику; взвешивать, что предпочтительнее: объяснять свои действия и оправдываться за них или отложить их до момента, когда не будет рядом мужа. Если отмахнуться, будет еще хуже: Бобков, по обыкновению, жутко обидится и уйдет в глухую молчанку, делая атмосферу дома невыносимой. Такой уклад давил на нервы, опустошал и высасывал энергию.

Быстрова для себя решила: без резких движений найти в себе опору, а потом отползать к новой жизни. С Артёмом или без – будет видно.

* * *

– Знаешь, кого мы с Фролихой видели?! – радостно заорала в трубку Рында, словно речь шла о чем-то невероятном и архиважном.

Катя не сразу поняла, в чем дело. Она в ближайшее время не собиралась на маникюр, и вообще, похоже, у них с Артёмом отношения стали налаживаться. Муж внезапно предложил выбрать цвет обоев на ее вкус, чего прежде за ним не водилось. Обычно Артём до хрипоты бился за любую, даже незначительную мелочь, лишь бы все было как хочет он. А тут сам предложил. Это был верный знак.