– Ребята! – позвала наглая докторша из наркологического диспансера, и перед Матвеем возникли два здоровенных санитара.
Оправдываться в том, что он не потомственный алкоголик, Степанову не пришлось. За него говорила пустая посуда на журнальном столике и заплетающийся язык. Заговорили, как в страшной сказке, и висевшие на люстре носки.
– Значит, вы считаете себя нормальным человеком? – ласково говорила докторша, пока дюжие санитары пытались успокоить разбушевавшегося Степанова. – Значит, у всех нормальных людей на люстрах висят носки? Между прочим, – заметила она Степанову, – раскидывать несвежие носки по комнате отвратительно.
Ее образ напомнил Степанову бывшую подругу жизни, и он послал докторшу далеко и надолго. После этого санитары полезли за смирительной рубашкой.
Следующими в тихую, мирную холостяцкую квартиру Степанова ворвались пожарные. Один из них повел носом и прокричал тревогу. Докторша с санитарами обернулась к пылающим на окне занавескам и закричала тоже. Степанов, руки которого скрутили орущие санитары, попытался затушить упавший под шторы окурок ногами, но пламя лизало тюль, как прожорливая кошка Репиной. И Матвей, не дождавшись пожарных шлангов, упал на него голой грудью.
После того как возгорание затушили и озвучили сумму штрафа за неосторожное обращение с огнем, огнеборцы уехали. Докторша покачала головой и полезла в аптечку за мазью Вишневского. Но намазать Степанова ей не удалось. В холостяцкую квартиру ворвался санэпидемнадзор в облике толстой тетки с ридикюлем.
– Язва? – ткнула тетка толстым пальцем в обожженную грудь Степанова, на которой вздулся приличных размеров пузырь.
– Ага, – ухмыльнулся он, – сибирская!
Пока тетка спорила с докторшей, куда следует отвезти Матвея, ввалилась милиция, искренне всех удивившая своей оперативностью.
– Куда ты дел гражданку Хрусталеву?! – с нехорошим прищуром допытывался у Степанова хмурый сержант.
– Товарищ начальник! Сюда! – подчиненный позвал его на кухню.
Матвей поморщился, глядя на то, как из его холодильника достают испорченное мясо. С этой Репиной он о нем совершенно забыл! Они собирались с друзьями на шашлыки…
– Варвара Семеновна, – укоризненно покачал головой сержант и полез в карман за наручниками.
«Если ты не родилась миллионершей или тебя случайно не усыновили состоятельные люди, души в тебе не чаявшие, то приходится каждое утро таскаться на работу и делать вид, что заинтересована процессом», – так рассуждала Марьяна Репина. Она поднималась по лестнице старинного трехэтажного здания, в котором располагался офис ее туристического агентства, и терзала себя за опухший вид. Переживания переживаниями, а заплывшие от пролитых слез глаза придется прятать под солнцезащитными очками, чтобы люди добрые не жалели на каждом шагу и не выражали соболезнования по поводу… О! Им же придется объяснять, по какому поводу она так опухла от слез.
Как хорошо, что она подумала об этом заранее!
Марьяна влетела в небольшую приемную, главными украшениями которой были огромная металлическая директорская дверь и смазливая секретарша, и склонилась над секретарским столом.
– Ксюха, – звонко зашептала Репина, – ты никому ничего не рассказывала?!
Смазливая секретарша, она же лучшая подруга Репиной, подняла на нее большие голубые глаза, полные честности, преданности и сострадания, и призналась:
– Не успела.
– И не говори, – потребовала Марьяна, – я сама все скажу!
Она вовремя предупредила. Украшение кабинета распахнулось, и перед девушками предстал Борис Семенович Борода, директор и владелец модного и продвинутого, как он сам искренне считал, оплота туристических услуг. Правда, подчиненные знали, что оплотом на самом деле является похоронное бюро супруги начальника. Все направления путешествий – в этот мир или в иной – семейством Борода были полностью охвачены.
За глаза начальника звали Борюсиком подчиненные, в глаза – жена. У каждого имелись на то свои основания: какие у жены – неизвестно, а вот у подчиненных – набивший оскомину призыв к борьбе с конкурентами, коим начиналась каждая планерка.
– Боретесь?! – Борюсик грозно сдвинул брови на переносице. – Учтите, враг не дремлет!
Марьяна слышала, что лет десять назад в вооруженных силах страны прошло поголовное сокращение состава, и одной из таких лишних, неприкаянных единиц стал бывший тыловой военачальник Борода, разом заделавшийся бизнесменом. Об этом говорили девочки в бухгалтерии. Марьяна машинально вытянулась в струнку и сказала: «Борюсь!» Борюсик обрадовался, собрался пройти мимо, но внезапно заинтересованно остановился возле Марьяны.
– Что-то с вами, Репина, сегодня не то. – И озадаченно почесал лысый, блестящий затылок.
– А так? – Марьяна сняла солнцезащитные очки.
– Правильно, – кивнул тот, – так намного лучше.
И, оглядываясь на нее, сделал пару шагов к выходной двери.
– Я бы на вашем месте, – напутственно завершил он диалог, – больше водку с пивом не мешал.
– Я и не хотела, – всхлипнула Марьяна, водружая очки обратно на нос, – только у меня случилось горе!
– Горе? – Борода скривился и замер у двери, недовольный тем, что его задерживают пустяками.
– У меня… у меня человек… умер! – стараясь закруглить беседу с начальником и озвучить для всех повод, крикнула Марьяна. К тому же начальнику должен быть понятен и дорог момент отхода в мир иной. – Дедушка, – добавила она на всякий случай, если кто-то будет уточнять.
– Ксения, – приказал Борода, – выпишите Репиной материальную помощь. Мои соболезнования.
– Обалдеть, – сказала молчавшая до этого Ксюха, глядя на закрытую с обратной стороны дверь.
– Как ты думаешь, – прошептала Марьяна, – а если я скажу, что дедушка умер вместе с бабушкой, он мне добавит? После ухода Степы мне теперь самой придется платить за квартиру. И не смотри так на меня, я круглая сирота, у меня есть только тетя Маша.
– Значит, дедушка, – закивала Ксения, вытаскивая из компьютера бланк приказа. – Надеюсь, твой дедушка умер раз и навсегда! Безвозвратно. – Внезапно ее рука дрогнула на клавиатуре: – Марьяша, признайся, ты его убила?!
– Вот еще, – пожала плечами подруга, – как ты советовала: вызвала к нему милицию, наркологов, санипедстанцию…
– Хорошо. Эльке Пономаревой с ее бывшим это так помогло! Так помогло! А как твое чувство мести? Успокоилось?
– Пока не знаю, – сказала Марьяна, убедилась, что из принтера вылезает приказ с греющими душу цифрами, и направилась к себе в кабинет.
Она еще ни в чем толком не разобралась. Копаться в раненой душе вчера не хотелось, вчера хотелось мстить. Возможно, что-то ей удалось. Вот только как об этом узнать? Позвонить подлецу и негодяю и поинтересоваться, как у него обстоят дела с районным отделом милиции и не находится ли он в наркологическом отделении? Или сразу позвонить в карантинную зону для подозрений на сибирскую язву, если такая имеется, конечно же. В любом случае Степа сразу догадается, откуда на него свалились все напасти. Но пусть этот любой случай наступит позднее, Марьяне еще нужно со своими чувствами разобраться. Мстить или не мстить ему дальше. И насколько дальше не мстить. Лучше составить план мстительных мероприятий. Нет, она не бюрократ, скорее творческая личность, предпочитающая планировать свое творчество. Она ему такое напланирует!
Она натянуто улыбнулась коллегам – Оле Воронцовой и Стасику Воробьеву – и прошла к своему столу, заваленному рисунками, буклетами и прочей ерундой, которая пару дней назад казалась ей такой интересной. Сегодня Марьяну интересовало лишь одно: позвонить или не позвонить.
От навязчивой мысли пришлось отвлечься. Коллеги, естественно, принялись донимать вопросами, почему она сидит в помещении в темных очках. Как будто нормальному человеку нельзя похвастаться новыми солнцезащитными очками! Ушлая Воронцова не поверила, что очки новые. Пришлось соврать про крем от мимических морщин, которым она случайно намазала глаза и теперь те слезятся. Воронцова успокоилась, но привязался Стасик. Ах, он и не знал, что Марьяна пользуется кремами от мимических морщин! Ей же всего двадцать восемь. Зря она портит свои глазки, ни единой морщинки у нее нет.
Марьяна кисло улыбнулась. Если бы тот не напомнил ей о возрасте, все сказанное можно было принять как комплимент.
– Господа! – В кабинет влетела секретарь директора. – Скидываемся по сотне! Человек умер! Так, Репина, можешь не скидываться, собираем твоему дедушке. Царство ему небесное.
Марьяна вздохнула. Как она и чувствовала, посыпались вопросы о скоропостижной кончине дорогого человека. Дорогого? Марьяна всхлипнула. Да, этот человек когда-то был ей бесконечно дорог! Так дорог, что сегодня она готова его убить. Ах да, он же умер. Ну да.
Лишние деньги никогда не помешают, в крайнем случае, когда все раскроется, она эти сотни вернет. Естественно, они ей и даром не нужны, но сопротивляться глупо, в головы коллег тут же закрадутся сомнения, ведь они регулярно сбрасывались на дни рождения и похороны. Похорон, правда, до этого дня у них в агентстве еще не было, не считая клиентов похоронного бюро. Неужели всех коллег и Борюсика с женой придется приглашать на могилку?!
– Дедушка вдали от родины умер, – изобразила отчаяние Марьяна, – в Америке!
И тут же об этом пожалела.
Оказывается, она стала богатой наследницей?! Да как Репина такое могла скрыть от близких товарищей, да за такое нужно обязательно выпить, тем более что Борюсик уехал и возвращаться в офис до обеда не планировал. Ах, она не может пить? Конечно, по утрам пьют только дегенераты и интеллигенты. Так они и есть интеллигенция, в честь чего Стасик сбегает и купит на дедушкины средства шампанского! Раз Америка так далеко и на могилке дедушки Репина поплачет не скоро, пожертвования нужно использовать немедленно. Помянуть хорошего человека.
Марьяна сняла очки, чего уж теперь скрывать всю глубину случившейся трагедии, когда о ней узнали присутствующие коллеги и отсутствующий начальник тоже. Оля принялась ее жалеть. Ксения поддержала тему: нелегко терять близких людей, но нужно крепиться, и побежала в приемную для того, чтобы закрыть ее на переучет. Ксения лет десять назад начинала свою трудовую деятельность в овощной палатке, но быстро оттуда ушла, прихватив с собой соответствующую табличку, с которой и шла по жизни, а вернее, по фирмам и офисам. Что можно учитывать в директорской приемной, для проходящих мимо сотрудников было загадкой. Но Ксения с деловым видом вешала табличку и спешила по своим делам.