– Уходи! – рявкнул Матео и толкнул меня.
От неожиданности и страха я не смогла вымолвить ни слова. Лишь попятилась назад. Клубный туман будто очутился у меня в голове. Я не помнила, как дошла до гардероба и как оказалась на улице. Прохладный берлинский воздух немного привёл меня в чувство, и я поняла, что стою на пустой дороге, освещённая лишь тусклым уличным фонарём. Вокруг ни души, двери клуба закрыты, «шкаф» с напарником куда-то подевались.
– Я уже думал, ты там останешься, – услышала я голос из темноты.
На корточках, прислонившись к кирпичной стене, сидел Эрвин. Он медленно поднялся и вышел на свет.
– Ты здесь, – выдохнула я.
– А куда мне деваться?
– Эрвин, прости…
– Знаешь что? Не надо извинений. Просто пошли домой. Я очень зол и голоден. И продрог до мозга костей.
Не дожидаясь меня, он повернулся и пошёл прямо по дороге, зная, что я пойду следом. Я нагнала его в два счета и крепко обняла, уткнувшись носом ему в шею. Он не обнял в ответ.
– Эрвин! Я так люблю тебя. И мне так страшно.
– Ты не выглядела испуганной, когда этот придурок затаскивал тебя в клуб, – сквозь сжатые зубы процедил он.
– Ты не поверишь, что там произошло. Какая-то ненормальная пыталась меня задушить! И один парень скинул её со второго этажа…
Эрвин вцепился мне в плечи и отодвинул от себя.
– Что? – переспросил он, сдвинув брови.
Как можно короче я пересказала ему, что произошло в клубе, и всё это время Эрвин не перебивал, а слушал так, словно от моих слов зависела чья-то жизнь. Он лишь недовольно приподнял бровь, когда я поведала ему о знакомстве с Клифом.
– И Матео вышвырнул меня из клуба, будто это я виновата! – закончила я.
Эрвин долго молчал. Наверное, радуется, что Матео оказался козлом.
– Насчёт глаз Нины, – наконец, произнёс он. – Ты уверена, что тебе не показалось? Мало ли, освещение так упало.
– Нет, я не уверена, – вздохнула я. – Но то, как она вскочила после падения… Не знаю. Может быть, она и… оборотень.
– Оборотень?
– Ну, Матео так решил их называть.
Эрвин закрыл ладонью глаза и глубоко вздохнул.
– Идём домой, Хэл, – только и сказал он. – Надо лечь спать, привести мысли в порядок.
– Да я не усну после сегодняшнего!
– Переночую у тебя, – будто не слыша меня, сказал Эрвин.
Его спокойная решимость сыграла свою роль, и я безвольно поплелась за ним следом.
Всё же Эрвин в который раз оказался прав. Стоило мне переступить порог своей квартиры, как смятения, терзавшие меня весь путь домой, испарились и уступили место вялости. Мы даже не включили свет, так и повалились спать на кровать, только обувь сняли.
Я думала, мне будут сниться кошмары или странные сюрреалистические сны, но к собственному удивлению, я спала крепко и проснулась, когда комнату полностью заливал солнечный свет – уже далеко не утро, а день. Я вытянулась поверх покрывала, с наслаждением хрустя суставами. Было тепло и тихо.
Утренняя дремота стала спадать, мысли о вчерашнем вновь засели в голове.
– Эрвин? – позвала я.
Нет ответа. Я попыталась вспомнить, какой сегодня день недели, и ушёл ли мой парень на работу, но ничего не вышло. Пришлось подниматься и искать нужное число в календаре над столом. В том, что ты живёшь, не имея постоянной работы, есть свои плюсы и минусы. Можно планировать свой день так, как хочешь, и в этом есть определённо положительные стороны, однако я порой совсем не задумываюсь, какое сегодня число и какой день недели.
Комната у меня была небольшая, мне пришлось сделать всего пару шагов до стола. Да, так и есть, Эрвин слинял на работу, словно сумасшедшей ночи и не было. Хотя, в его случае и вправду не было. Мне одной посчастливилось чуть не умереть и стать свидетельницей изящного полёта танцовщицы со второго этажа. Странно, но сейчас я думаю об этом так, словно всё это случилось не со мной, и я просто стояла рядом. И ничего не было удивительного, когда я пошла совершать утренние ритуалы умывания так, как и в самый обычный день.
Только на пути в ванную со стопкой сменного белья я осознала, что в комнате солнечно. Свет отражался от кирпичных стен, наполняя пространство летним воздухом, что было довольно необычно, учитывая сентябрь за окном. Я переехала в эту квартиру в стиле лофт всего две недели назад, и мне ещё не довелось становиться свидетельницей солнечного дня. Жутко звучит, но берлинская погода будто взбунтовалась к моему переезду, а теперь… вот тебе! Светлая девчачья комната стала ещё более девчачьей, и кровать с бежевым воздушным покрывалом сейчас показалось мне сахарной ватой. Я передёрнулась – не моё.
Утренний тире дневной кофе окончательно привёл меня в сознание. После душа я долго стояла у зеркала и рассматривала некрасивые буро-синие следы на своей шее. Кто бы мог подумать, что останется такой отпечаток. Эрвин предложил бы съездить в больницу, и даже если бы я отказалась, он волоком бы потащил меня, но в мои планы внимание докторов не входило. Переодевшись из халата в джинсы с клетчатой рубашкой, я вернулась в спальню и устроилась за стеклянным столом, на котором тихо покоился ноутбук. Пока он загружался, я заставила себя мысленно воспроизвести всё то, что приключилось в клубе. Больше всего я запомнила красные и синие всполохи, и безумный ирокез Матео, будь он трижды стоптан стадом быков.
Ничего в спальне не указывало на то, что я немного не в себе и веду странное расследование. Белые кирпичные стены, полка с моими любимыми книгами и ночной столик, такой, какой часто показывают в кино – с лампочками у зеркала, и на него приклеена моя единственная фотография, где я с папой в обнимку. Все свои находки и догадки я хранила в компьютере, хотя порой так и хотелось расклеить вырезки из газет по стенам, завести маркерную доску и забросать пол книгами о сверхсуществах, как в каком-то сериале о маньяках-убийцах. Эрвин мне как-то предлагал так и сделать, но я нуждалась в мобильности, и захватить ноутбук было легче, чем собирать хлам по комнате.
– Но компьютер могут украсть, – как-то пытался испугать меня Эрвин.
Да, могут, но не украдут.
Я открыла новый документ, и пальцы застучали по клавишам, отображая сегодняшнюю ночь в предложениях. Я подробно описала Нину и, так уж и быть, не забыла упомянуть её сверкающие глаза, которые до момента нападения были совсем уж чёрными. Когда дошла очередь до словесного портрета Клифа, я задумалась. На моё собственное удивление, его внешность отпечаталась в памяти так хорошо, что я смогла бы свободно нарисовать его. И недолго думая, я направилась в гостиную-кухню. Пусть прошло всего две недели с переезда, но за это время я успела превратить самую большую комнату в мастерскую художника, ведь своими картинами я и зарабатывала себе на жизнь.
Вся мебель в гостиной части была укутана плёнкой, чтобы не было случая запачкать её красками. Кухня же сверкала белоснежной чистотой. Я любила готовить, и у меня всегда была слабость к вычищенным полочкам и раковинам. У окна, рядом с креслом-качалкой, спокойно ждал мольберт. Я давно не рисовала, и все мои принадлежности хранились в закрытом шкафу. Даже мусорное ведро было свободно от перчаток и платков. В комнате тоже когда-то были белые стены, но Иви – хозяйка квартиры – не была против, если я разрисую их. Пока дело ограничилось разноцветными брызгами. До грандиозной «эпопеи» руки пока не доходили.
Я достала чистый холст, масло, палитру и принялась за работу.
Стук в дверь вырвал меня из транса. Я поняла, что уже долго стою и смотрю на готовый портрет, на ледяные бело-голубые мазки, на идеальный профиль в чёрной шапке. Я и не заметила, как закончила, и как день плавно перешло к вечеру.
– Я знаю, что ты дома!
Спохватившись, я положила палитру и кисть на застеленный диван и, вытирая ладони о полотенце, поспешила открыть. Но на полпути замерла. Эрвину не понравится, когда он увидит портрет. Но с другой стороны, он ведь не знает, кого я нарисовала, и можно будет просто сказать, что взяла этот образ из головы.
– Иду! – отозвалась я.
Коридор был единственным неосвещённым солнцем местом. Я зажгла бра и распахнула дверь.
– Ты рано вернулся…
Я замолчала. На пороге стоял не Эрвин. Совсем не Эрвин.
Одетый во всё чёрное, как какой-то закоренелый бандит в тёмной шапке, на меня смотрел Клиф, собственной персоной. Я словно язык проглотила. Рот открылся, но ни звука не вылетело.
– Здравствуй.
– Что?.. Как? Что ты тут делаешь? – сумела выдавить из себя я.