Ханна распускает волосы. Ноги и руки совершенно чисты. На них нет привычного узора из тонких ровных линий.
– Кто ты?
– Я – Ханна.
– Что происходит?
– Ты сама виновата.
– Я не виновата.
– Ты сама этого хотела.
Ханна проводит рукой по шее и откидывает голову назад.
– Перестань.
– Ты виновата. И только ты.
– Я ничего не сделала.
– Это сделала ты.
На ногах и руках моей Ханны проступают красные ленточки. Они появляются внезапно, из ниоткуда и покрывают бедра. Справа, слева, изнутри.
– Не делай этого.
– Я ничего не делаю, это ты.
Голос Ханны слабеет.
– Не уходи.
– Я не ухожу. Это ты уходишь.
– Ханна! Ханна! Ханна!
– Что… что?
Простыни с бледно-розовым рисунком исчезли. Пятна, тени, люди, яркий свет.
– Выключите свет!
– Ханна!
– Что?
Я делаю над собой усилие и сосредотачиваюсь на одном из пятен.
– Айк? Откуда ты?
– Ты в порядке?
– Все хорошо. Где я?
Комната не кажется мне знакомой. Бездушные и блеклые стены. Железная подставка для капельницы.
– Господи, ты в порядке.
– Айк, что происходит?
– Ничего. Ты в больнице. Все будет хорошо.
– Все будет хорошо, – я повторяю эти слова. Они во мне. Всегда со мной. Они спрятаны под кожей и бегут по венам.
– Почему я здесь?
– Ты не приходила в себя.
Боль в правой руке становится заметней, и я выдыхаю.
– Как ты здесь оказался?
– Мне позвонил парень. Дастин. Сказал, что везет тебя в больницу.
– Дастин?
Я сглатываю скопившуюся слюну во рту.
– Да.
– Он здесь?
– Вышел куда-то. Он твой студент?
– Да… студент… Дастин. Давно я здесь?
– Четыре дня.
– Четыре дня?
– Да, Ханна. Но теперь все хорошо.
– Мама? – я практически подскакиваю, но руки Айка удерживают меня.
– Хорошо. Она дома. С ней осталась тетя Мэй.
– Тетя Мэй?