Прозорливый идиот, или Ложимся во мрак

– Рядом с Плющихой переулок, названия не помню. Найдёшь, там он один такой.

– Тебе денег дать?

Он поднял брови.

– Зачем?

– Для «скорой». Говорят, если не заплатишь, они могут по дороге в больницу из машины больного выкинуть. У Лёхи-то явное сотрясение мозга.

– Ничего, – Кирилл взвалил брата себе на спину. – Очередное сотрясение ему только в кайф. Он же по жизни в голову раненый. Ну что, пока?

– Пока. До завтра.

*

Вечером следующего дня у входа в клуб «Фантазус» толпились – мрачного вида – все в чёрном – готы и эмо, внушающие отвращение немытые альтеры, длинноволосые металлисты, одетые в «милитари» индустриальщики, да и самые обычные внешне парни и девушки. Все они хотели попасть на выступление играющей блэк-метал шведской группы с длинным названием, включающим слово «Front». Накануне группа выступала в Питере, причём, триумфально. Об этом восторженно рассказывали находившиеся в толпе фанаты «фронтёров», делившиеся также впечатлениями о ночи, проведённой с любимой группой в поезде Петербург – Москва.

Кирилл появился, когда, оставляя на асфальте перед входом пустые пивные бутылки и банки из-под тонизирующих напитков, публика начала втягиваться внутрь. Появился вместе с девушкой, которую я видел с ним накануне. Её звали Лорилин. Имя конечно вымышленное. У него тоже имелось вымышленное имя – Ди Зилло (Дикий Зилло) – поскольку вступил в ряды панк-готов, а там так принято. Об этом он поведал, когда мы находились уже внутри – в заполненном под завязку зале. Предложил последовать его примеру, – быть готом это сейчас прикольно – и, не долго думая, наделил меня именем Прозорливый Идиот.

Мы ещё немного пообщались, я спросил, как себя чувствует Лёха.

Ответить Ди Зилло не успел – начался концерт, причём с сильного и внезапного задымления зала. В багровых, подсвеченных софитами, клубах дыма едва угадывались силуэты появившихся на сцене музыкантов, которые сходу обрушили на собравшихся шквал звуков немыслимой громкости. Толпа перед эстрадой немедленно спрессовалась, превратившись в клокочущую биомассу, частью которой стал мой друг, напоследок крикнувший:

– Будь как дома!

Прелестная Лорилин тоже куда-то подевалась, по-видимому, всосало в толпу. И я побрёл в надежде отыскать свободный стул вдоль стены в ту сторону, где стулья и столики, словно испуганное стадо, сбились в кучу на крохотной площадке периферийного зального пространства.

Свободных мест не было, хотя пустые стулья были, – их держали для своих дежурные представители тусовок, захватившие столы заблаговременно.

Неожиданно я услышал:

– Садись.

Я оглянулся, скользнув взглядом по стильным тёмным очкам блондина с короткой стрижкой – классический зачёс назад, волосок к волоску, гель, словом всё, как положено. Он сидел за столиком у стены, рядом с ним был свободный стул. Он снова предложил мне занять его, сопроводив фразу приглашающим жестом.

Со словами благодарности я подошёл и только тут понял, – то, что принял за тёмные очки, совсем не очки, а широкая полоса чёрной туши, нанесённой непосредственно на кожу через переносицу от уха до уха. Походило на тонкую шёлковую повязку с прорезями для глаз. Их цвет на чёрном фоне трудно было определить, поскольку внимание концентрировалось исключительно на белках – ярких как у негра.

– Ты здесь первый раз? – спросил блондин после того, как я сел.

– Да, – ответил я, не сводя глаз с кольца на его руке. Серебряное, выполненное в гнущей, режущей, прочеканивающей ювелирной технике, формой напоминая коготь хищной птицы, оно украшало средний палец, полностью его закрывая. На уровне верхней фаланги сиял большой чёрный агат, венчая изысканного рисунка фрагмент, напоминавший пламенеющий костёр и корону средневекового правителя одновременно.

– Нравится?

– Кольцо нравится.

– А что не нравится?

Я кивнул в сторону эстрады. Шведы как раз, немного пригасив звук, крупным планом подавали без связи и разбора отрывистые гитарные запилы, в то время как на задворках композиции блуждала нищая, бледная, тоскливо однообразная мелодия.

– Да, – усмехнулся мой собеседник. – Невесело наблюдать, как ребятишки платят деньги, чтобы поглядеть на ребят чуть постарше, воспроизводящих снова и снова один и тот же старый набор аккордов, упакованных в замусоленную обёртку раскрученных рок-н-ролльных жанров, будь то хард, металл, панк, грандж или гот-рок, который, якобы, основан на эстетике хоррора. Развернёшь обёртку, а там пустота.

– Ну почему пустота, – возразил я исключительно из духа противоречия. – Ребята молодые, у них опыта маловато, техники. Если будут стараться, всё у них получится.

Блондин несколько минут молча смотрел на меня. Потом сказал:

– Пустота, потому что в их музыке нет жизни. Такие клубные выступления для них лишь способ подзаработать. Знаешь, кто они такие, эти четверо шведов? Один стоматолог, другой массажист, третий автослесарь, четвёртый страховой агент. Неделю они усердно трудятся на своих рабочих местах, а на выходные едут неважно куда – куда пригласят и там с красными линзами на глазах, одетые как на карнавал к Сатане музицируют, якобы, создавая атмосферу ужаса и интровертивного настроения. Используя простые аккорды, размытые ревером гитары, отчётливый лидирующий бас и первобытные барабаны на четыре четверти. Ну и непрофессиональный нарочито искажённый вокал. Слышишь, как надрывается?

Один из шведов – в чёрной майке с надписью на груди «DEVOLUTION» – действительно вопил на пределе своих голосовых связок, откинув голову – на шее вздулись вены – и засунув микрофон чуть ли не в гортань.

– Поёт по-английски. О чём, понимаешь? О том, что солнечному свету и теплу предпочитает ледяной кровоподтечный сумрак мертвецкой. Ну так, казалось бы, и вперёд, в этот самый сумрак. Кто мешает? Нет. Благополучно отыграв, парень возвратится в свой милый шведский домик, к своей милой шведской жёнушке, она будет печь пироги, а он – стричь лужайку перед домом, на которой они с детьми и собаками будут наслаждаться солнечным светом и теплом.

Блондин был конечно же прав. Но он был на редкость красивым, к тому же чрезвычайно элегантным – безупречного покроя костюм, тёмная шёлковая сорочка, того же оттенка галстук с булавкой, украшенной миниатюрным серебряным черепом с рубиновыми глазами, – поэтому с ним не хотелось соглашаться.

Я поднял брови.

– Ну и что в этом плохого?

– Ничего, – пожал он плечами. – Кроме того, что, снимая обёртку, получаешь пустоту. Если тебя это устраивает, стань фанатом группы «Bad Religion» – «Плохая религия». Там вообще обязанности вокалиста исполняет доктор биологических наук, а на гитаре играет глава одного из специализирующихся на панк-роке лейблов некто Гуревич. Душераздирающие гитарные партии владельца торговой марки как фон для слезливых завываний и злобных криков учёного-биолога – это ли не готично!

– Есть Мэрилин Мэнсон, – не сдавался я.

Губы блондина скривились.

– Фальшивка и убожество. Типичный продукт шоу-бизнеса. По текстам – начальная школа, по качеству звучания – провинциальная Россия, по актуальности музыкального материала – всё это имело смысл двадцать – двадцать пять лет назад. В смысле эпатажа – восковая копия Элиса Купера, который по большому счёту тоже фальшивка.

– Но почему? – изумился я. – Все знают, – в активе Элиса гастроли с наркотиками, выпивкой, кровью, змеями, закулисными драками и ещё кучей всякого разного. Не говоря уже о психушке, куда он, в конце концов, загремел.

– Ага. И через месяц вышел, чтобы вновь шокировать обывателей сценами, якобы, необузданного разгула, включающими в себя леденящие кровь инсценировки харакири и детоубийства, с текстами, повествующими о сексе с мертвецами и о зловещих медсёстрах-маньячках. Казалось бы, живёт человек так, как дышит, бездумно швыряя в толпу радостно визжащих фанатов одну вонючую бомбу за другой, и радуется. На самом деле «Великий и Ужасный Элис» все сорок лет своей концертной деятельности чётко держал нос по ветру. Как змея сбрасывает кожу, так и он менял музыкальные жанры, неизменно оставаясь в рамках мейнстрима. Не брезговал даже диско и тривиальным радио-форматом, пока не стал походить на чьего-то подвыпившего папашу, ворвавшегося на школьный бал.

Крыть было нечем. Но капитулировать следовало, не теряя достоинства, и я спросил:

– А кто же, по-твоему, не фальшивка?

– Много кто, – блондин отпил из стоявшего перед ним толстостенного стакана. – Хочешь? Двойной бурбон с содовой. Настоящий. Рекомендую.

– Хочу, – сказал я.

Приподнявшись, он выбросил вверх руку – пальцы в виде буквы «V» – подавая знак бармену, который не замедлил откликнуться, прислав официанта с подносом.

– Спасибо, – произнёс блондин после того, как стаканы с бурбоном переместились с подноса на стол. Потом, обратил взгляд на меня.

– Выпей, потом договорим.

Три глотка виски сотрясли меня, как динамит, вытряхнув из доброго расположения духа – я и раньше был не в восторге от самоуверенно-снисходительного тона моего визави, а тут вдруг тон этот показался мне недопустимо оскорбительным.

Я уставился на блондина с вызовом.

– Ну и кто же, по-твоему, не фальшивка?