Регресс

– Я не хочу вниз…, – прервал я восторженные возгласы Майка.

– Понимаю, – сочувственно сказал Майк. – Надо что-то делать. Давай успокоимся, будем думать.

Между тем надо было что-то заказывать. Мы – двое солидных мужчин, пришедшие в ресторан и нежелающие есть, могли вызвать подозрение.

Аппетита у меня не было. Подумать только, а ведь этим субботним вечером у меня мог бы быть праздник. Мой долгожданный перевод в Европу, моё такое желанное повышение, совершенно забылось, померкло, затерялось в суматохе последних малоприятных событий. И всё это только из-за того, что кому-то дома надо было устроить сегодня скандал…

– Давай, рассказывай всё по порядку, – предложил Майк, открывая электронное меню.

Я выглянул из-за высоченной спинки своего дивана, чтобы посмотреть на зал. Кроме снующих официантов, рядом почти никого не было, только несколько степенно ужинающих пар виднелось где-то вдалеке.

– Да не бойся ты, – махнул в сторону рукой Майк. – Те, кто рядом, сами закроют уши. Они предпочтут сделать вид, что ничего не слышат, лишь бы только не ввязываться ни в какую историю, а официантов можно в расчёт не брать. Их никто и за людей-то не считает. Рассказывай.

События сегодняшнего дня закрутились в моей голове. Если быть точным, всё началось ещё вчера, когда я, довольный подтверждением своего перевода, совпавшего с началом отпуска, приехал домой. Эльза была дома. Повинуясь всеобщей моде, она давно уже бросила работу и теперь целыми днями сидела в стенах нашей трёхэтажной квартиры-особняка, выбираясь из неё только в магазины, салоны красоты и престижные нынче женские клубы. В Аптауне считалось, что женщины, вышедшие замуж, работать не должны. Умение вести себя в обществе, хорошо выглядеть и содержать дом – составляли их немногие обязанности. А ведь когда-то Эльза была неплохим учёным. Теперь же всё чаще я слышал от неё жалобы о том, что дома ей скучно. Чтобы развеяться, мы собирались поехать на Бора-Бора. Этот разрекламированный рай в последнее время считался одним из самых престижных уголков планеты. Двухнедельный отдых в этом запредельно дорогом месте неизменно должен был поднять наш вес в глазах всех знакомых. Эльза сама выбрала путёвки и вот уже месяц долбила меня своими мечтами о предстоящем отдыхе. Так было и вчера. Выслушав в очередной раз рассказ о красотах забронированного нами отеля, с трудом выдержав показ очередного, наверно сотого по счету купленного женой купальника, я после этого заперся в кабинете. Работая над пятой своей диссертацией, на этот раз о плазмофиброиде строфорных гексоидов, я уснул, а на утро был разбужен гневными криками. Эльза нашла в своём электронном ящике уведомление о том, что зарезервированные нами путёвки аннулированы. Спросонья я не сразу сообразил, что виновником всего случившегося был никто иной, как я. Оказалось, что это именно я не внёс деньги за наши путёвки, хотя я надеялся, что Эльза давно уже оплатила их сама. Но, видимо, заработанные мною деньги положенные на счёт Эльзы она потратить на отдых не пожелала. Мне же, признаться, ехать вообще никуда не хотелось. Вместо отдыха на Бора-Бора, я с удовольствием занялся бы сборами в Европу, однако, истерики Эльзы не давали мне никакой надежды на то, что меня оставят в покое. Эльза почему-то решила, что если я лично появлюсь в офисе турфирмы, то смогу уладить вопрос с путёвками. Мне ничего не оставалось, как убраться из дома и отправиться в туристическую компанию, с которой мы и должны были заключить договор. По дороге мне хотелось свернуть куда-нибудь, где-нибудь отсидеться, улизнуть, но зная, что Эльза сейчас отслеживает по сети маршрут моей машины, мне, вопреки моему желанию, пришлось притащиться в отмеченное моей женой на карте место. В туристической компании, как я и ожидал, мне предстояло услышать лишь сокрушительные извинения и слова о том, что уже поздно что-либо сделать. Наши путёвки были проданы другим людям, а свободные места на Бора-Бора оказались на рейсы, вылетающие не раньше, чем через неделю. Позвонив Эльзе, выслушав очередную порцию оскорблений, у меня пропало всякое желание возвращаться домой. Пообедав в ресторане, побродив по городу с видом человека, у которого есть дела, я приехал домой уже к вечеру. Хотелось мне того или нет, но нужно было поддерживать образ примерного семьянина, довольного жизнью, обожающего свою жену. Эльза встретила меня новым приступом брани. Здесь было что-то о моих умственных способностях, о её потраченных на меня лучших годах, о моих родителях, о её родителях, о тяжёлой судьбе, угрозы покончить с собой, в общем, как всегда много обобщений и ничего конкретного, относящегося к вопросу решения проблемы нашего отдыха. Глядя, на это орущее чудовище, которое вот уже восемь лет считало себя моей женой, мне с трудом верилось, что в него превратилась та хрупкая, тихая девушка, которую, как мне казалось, я когда-то очень любил. Теперь же с верхнего этажа нашей шикарной трёхэтажной квартиры на меня лился поток неконтролируемых женских эмоций, из-за чего я, повернувшись к жене спиной, попытался скрыться на лифте в свой кабинет. Усилившиеся угрозы заставили меня ускорить шаг. Меня остановил гулкий звук свалившегося тела. Так наверно звучит падающий вниз полный мешок. Наступила тишина. Я обернулся, Эльза лежала на полу первого этажа. Даже сейчас, многократно прокрутив в памяти все события сегодняшнего вечера, я не мог с уверенностью сказать, что произошло. То ли Эльза оступилась, то ли нарочно ступила вниз, как бы там ни было, сейчас она была мертва.

Выслушав меня, Майк нахмурился. Он, ценимый мною за его уникальную способность найти выход из любой ситуации, на этот раз молчал. Майк терпеливо ожидал, когда официанты в ослепительных формах «Плазы», расставят перед нами привезённые ими блюда.

– Да уж, вот это ты влип, – произнёс он, когда обслуга, наконец, удалились.

И Майк, и я, мы оба сейчас понимали, что фактически я не виновен. Всё произошедшее в моём доме часом раньше было роковой случайностью. Однако, как доказать это Системе? Камеры в домах жителей Аптауна не ставились, разговоры внутри квартир не прослушивались, частная жизнь граждан Аптауна охранялась законом. Поэтому-то у меня не было сейчас никакой возможности доказать, что смерть Эльзы – несчастный случай. Наверно, впервые в жизни я пожалел о том, что система слежения не вездесуща. Мне не на что было сослаться, подтверждая свои слова о том, что преступления я не совершал. Майк не хуже меня понимал это. Одно упоминание о том, что моя жена трагически погибла в столь раннем возрасте в моём же доме, грозило мне потерей всего. В нашем поднебесном мире не было место тому, кто хоть чем-то запятнал свою репутацию, его отправляли вниз. Охраняемая сводами придуманных нами же правил, жизнь обитателей Аптауна текла степенно и неторопливо. В Аптауне люди умирали исключительно в глубокой старости, утопая в пуховых перинах своих необъятных постелей, на глазах у многочисленных скорбящих родственников. Тут не было места несчастным случаям, самоубийствам, убийствам. Это было не принято. Аптаун был слишком идеален для случайностей. Это был не какой-нибудь Мидлтаун или, чего хуже, Даунтаун. Здесь всё было сделано с учётом безопасности людей. Все дороги были огорожены мягкими стенами защиты, все продукты поставлялись уже приготовленными и протестированными, здесь нигде нельзя было встретить колющих и режущих предметов, здесь не было необходимости ни в каком физическом труде, это было уделом жителей нижних этажей. С тоской смотрел я на цветовой индикатор пригодности пищи к употреблению, вмонтированный в принесённую мне официантом тарелку. Даже тут, всё было сделано для безопасности людей. Посуда автоматически уничтожила бы блюдо, не давая священному жителю Аптауна отравиться, появись в составе еды хоть какие-то признаки отклонения её химических свойств от выверенной и официально утверждённой нормы.

– Мне всегда не нравилась ваша лестница в доме, – нарушил образовавшуюся паузу Майк.

– Это Эльза хотела, она настояла…, – пробормотал я в оправдание. – Она увидела где-то такую, решила соорудить её в соответствии с каким-то там стилем.

– Не надо было разрешать ей портить дом, – сокрушался Майк.

– А разве можно было ей запретить? Она всегда делала то, что хотела, – взорвался я.

– Ну тише, вы всегда были образцовой парой…, – боязливо прервал меня Майк.

Он, только он знал, что никакой образцовой парой мы не были, одна видимость. Мы с Эльзой ссорились постоянно, иногда мне казалось, что у нас вообще нет ничего общего, мы были совершенно чужими людьми, но все наши скандалы и споры никогда не выходили за пределы звуконепроницаемых стен нашего дома. В обществе, на людях мы, как и все прочие, успешно играли роли идеальных супругов. Выработанные годами манеры, штампованные улыбки, заученные слова – всё это красками счастливого благополучия закрашивало неутешительную действительность.

– Так, давай рассуждать…, – деловито начал Майк. По его тону я понял, что все необходимые мыслительные процессы в его голове уже запущены, что весь его мозг работает сейчас над тем, чтобы решить мою проблему. – Твой уход после всего случившегося из дома Система со стопроцентной вероятностью истолкует как факт, подтверждающий твою виновность.

– Знаю. «Совесть жителей Аптауна чиста, они не бояться смотреть в глаза», – процитировал я, знакомый с детства лозунг.

– Это верно. Преступления у нас редкость. Муж, бросивший в пустом доме покалеченную жену, вызовет всеобщее порицание, а Система, проанализировав все твои действия, однозначно выдаст заключение о том, что ты – преступник. Тогда – Даунтаун, не выше…

– Может… Может мне сейчас вернуться домой и вызвать врачей, сделав вид, что несчастный случай произошёл без моего участия, – робко предложил я.

– Забудь об этом, – снова махнул рукой Майк. – Кого ты хочешь обмануть? Систему? Она уже записала все твои передвижения. Первый раз ты засветился, когда выходил из дома, потом была зафиксирована твоя посадка в машину, дальше посредствам размещённых прямо в покрытии дороги датчиков был записан весь твой путь до «Плаза», после этого выход из машины, отметка о входе в ресторан. Нынешние приборы по состоянию тела способны определить время смерти с точностью до одной минуты. У тебя нет шансов кого-то обмануть. Никто с тобой разбираться не будет. Ты был в доме, когда твоя жена умерла, ушёл с места преступления. Всё, ты уже виновен.

– Это ужасно! Я же ничего не сделал…, – вырвалось у меня.

– Скажу тебе больше, по секрету, – продолжил Майк, почти шёпотом, проигнорировав мой возглас. – Во всех домах Аптауна давно уже установлены замеры уровня шума. Разговоры в квартирах не прослушиваются, но уровень громкости контролируется. Примерные граждане должны вести себя тихо. Те, кто это знают, давно уже предпочитают не повышать друг на друга голос. У вас же сегодня явно был скандал, потом эта неожиданная смерть жены…

Я был поражён. Получалось, что Система знала всё.

– Данные, снятые с замеров уровня шума не афишируются, но я тебе скажу точно, что они учитываются Системой при анализе поступков человека, приплюсовываясь к прочей информации, снятой с камер, датчиков и микрофонов.

Словам Майка можно было верить. Он уже много лет работал на Систему слежения. Этой развитой сетью камер, датчиков, сканеров был пронизан любой современный город. Все жители, начиная от низшего Даунтауна и заканчивая Аптауном, были под контролем. Разница была только в том, что жителям Аптауна, в отличие от прочих, нельзя было ошибаться. Любая оплошность здесь грозила потерей своего места и падением вниз. Те же, кто способен был оставаться непогрешимым, получали поистине «райские» условия жизни. Чистый воздух, открытое небо над головой, обилие еды, натуральная вода, просторные жилища, исключительно интеллектуальный труд и никаких опасностей, кроме одной – потерять всё это благополучие, вот то, что было доступно жителям верхних этажей. Я не хотел опускаться вниз. Меня ждала Европа. Ставшая одним большим мегаполисом, эта некогда бывшая отдельным континентом территория, представлялась теперь самым привлекательным для молодого учёного места. Большие деньги, масса возможностей, собранные вместе мировые светила, полезные знакомства, новейшие лаборатории, заманчивые перспективы – вот чем была Европа, для тех, кто хотел полной, насыщенной событиями жизни. Это был город мечты. Став в двадцать пять лет академиком, защитив четыре диссертации, написав пятьдесят восемь научных работ, я, в свои двадцать девять, не хотел останавливаться на достигнутом. Громадный Индианаполис был для меня пройденным этапом, меня ждала новая ступень. А тут Эльза…

– Возвращаться домой тебе нельзя, – продолжал размышлять Майк. – Тебе надо исчезнуть.

– Как исчезнуть? – опешил я. – Может уехать куда-нибудь, сделать вид, что у меня неотложные дела?

– Нет, поздно. Сколько ты весишь? – неожиданно спросил Майк.

Я удивлённо посмотрел на него.

– Какова масса твоего тела? – снова повторил свой вопрос Майк.

– Не знаю… Восемьдесят-девяносто…, – растерянно проговорил я. – Я давно не взвешивался.

– Зато твой автомобиль знает массу твоего тела с точностью до грамма, – сказал Майк. – А ещё он знает, что сегодня вечером перед своей поездкой, ты сел в него один и без вещей. Он высчитал это. Благочестивые жители Аптауна не уезжают неожиданно куда-то без багажа и, не будучи провожаемыми своими дражайшими вторыми половинами. А твою жену, выходящую вместе с тобой из дома, камеры на улице не зафиксировали.

Я задумчиво поковырялся в тарелке и посмотрел в окно. Взмывающие ввысь конструкции изящных зданий, ослепительные улицы, парящие в воздухе ленты дорог, огни фонарей… Передо мной лежал прекрасный, восхищающий своей необъятностью мир, но для меня в нём больше не было места. С тоской я смотрел на то, что ещё час назад было для меня обыденным, казалось навсегда своим. Теперь же я был выкинут, выброшен, вытолкнут за пределы привычного для меня пространства. Мне некуда было идти. Все двери, ещё недавно широко распахнутые для меня, разом закрылись. Я задыхался от охватившего меня состояния безысходности. Система слежения, та самая Система, внедрение которой позволило навести порядок в городах, предоставило безопасность, подарило покой, теперь была против меня. Она знала всё, каждый мой шаг, каждый жест, каждый вздох и больше не оставляла мне надежды на спасение. Я стал преступником. Город, мой родной верхний уровень – Аптаун, отказывался от меня, оставляя мне только один путь – вниз. Скатиться, свалиться, упасть туда, куда не проникает солнце, туда, где нет и капли свежего воздуха, туда, где живут неведомые мне люди, где грязь, хаос, страдания и боль – вот, что стало моей судьбой…

Впервые я задумался о том, что было бы, если бы города росли бы не ввысь, а расползались бы по земле вширь? Тогда не было бы разделения на уровни, не было бы верхних и нижних этажей, некуда бы было падать, а значит, хоть раз в жизни можно было бы допустить ошибку. Почему мы сгрудились, скучились, запихнули себя в города? Почему позволили установить над собой контроль Системы? Кто решил, что нормальных условий жизни не хватит всем?

– Может быть, хоть что-то можно сделать? – со слабой надеждой в голосе спросил я. – Хотя бы одна камера… Записи с неё будет достаточно, чтобы оправдать меня. Может же стоять какая-то потайная аппаратура Системы в моём доме? Она же всё время старается следить за нами. Может же быть установлено что-то такое, о чём я мог не знать?

Майк отрицательно покачал головой.

– После последней поправки в Закон о защите личной свободы граждан, только потайные датчики теплового излучения, уровня шума…

– Всё не то, – махнул я рукой.

Чем могло помочь мне примитивное устройство, реагирующее на звук или свет?

– Эти атрибуты Системы являются обязательными и монтируются ещё при строительстве для охраны дома. Но для нас толку в них мало. Данные с них не учитываются при анализе Системой психодействий человека, – сказал Майк.

Я был расстроен. Будь в моём доме хоть одна камера Системы, я бы смело сейчас мог отправляться обратно домой. А теперь…

– Это хорошо, что тело Эльзы обнаружится не сразу, – продолжил Майк. – Только по прошествии недели Система истолкует отсутствие телефонных звонков из твоего дома, электронных покупок, сеансов выхода в сеть, как нечто настораживающее. Ещё день уйдёт на посещение твоей квартиры полицией. За это время мы успеем что-нибудь предпринять.

– Что? – в отчаянье прокричал я. – Что можно сделать? Как не крути, вход один – опускаться…

Прощай Европа, прощай академия, работа, друзья… Прощай вся привычная жизнь.

– Ну не отчаивайся. Из любой ситуации есть выход, – хлопнул меня по плечу Майк.

– Какой выход? Ну какой?! – продолжал сокрушаться я. – Я не могу вернуться домой, потому что меня обвинят в смерти жены, я не могу никуда уехать, потому что, во-первых, мне некуда ехать, во-вторых, где бы я ни находился, я автоматически попадаю под контроль Системы. Моё бегство не решит ничего. Опуститься вниз – но я ничего там не знаю, я никогда там не был, я не смогу вести ту жизнь… Мне остаётся только последовать за Эльзой, за своей «горячо любимой» женой…

– Не паникуй, – оборвал меня Майк. – Выход надо найти сегодня, сейчас. Как только мы выйдем из «Плазы», после того, как сканер у входа зафиксирует нас, ни ты, ни я уже не будем иметь право на ошибку.

Майк закрыл глаза и стал думать. Наступила тишина.