Я не помню, как имя твоё,
Молча выйду опять из сети,
Всё, что было, то было враньё.
Я смирюсь со словами твоими,
Я покорно приму их как есть,
Я забуду те взгляды косые,
То не ода любви, а лишь песнь.
Я тебя не забуду – немыслимо!
И держать здесь насильно не буду,
Я такая, увы, неказистая,
Я природы ошибка и чудо!
Я тебя не держу – уходи
И цепляться надеждою глупо,
Отпускаю тебя. Уходи.
Тот пинок в душу, который я ощутила, когда я зашла в аудиторию, летя на крыльях любви к нему, казалось, выбил из меня дух.
«Дыши, Лика, дыши! – просила я себя, умываясь слезами в туалете. – Пожалуйста, остановись, ты же знала что так будет, глупая, размечталась о большой любви, уже и детей там запланировала и Шерлока постричь».
Как же справиться с этой болью, разрывающей сердце и выжигающей душу? Боже, дай мне сил! Потерпи, потерпи до марта, а там практика, диплом и к ним. К единственным людям, когда-либо любившим меня всем сердцем.
Жила же я как-то эти четыре с половиной года. Жила. Но тогда не знала его поцелуев, его нежных рук и ласковых слов. Я не смогу! Теперь не смогу! Смотреть, как обнимает других, как улыбается им.
Савелий пропал почти на месяц. Не приходил в институт. Подслушав разговор его мамы в деканате, поняла, что он болен. Не ест ничего, не встаёт с постели. Грипп, что ли?
Лилька доставала меня каждый день, когда её величество соизволяло посетить учёбу. Выкидывала мои лекции в окно. Перерезала ножницами провода наушников. Вылила мне в рюкзак флакон зелёнки, безнадежно испортив все вещи в нём. Её друзья смеялись, предлагая ей новые забавы «Как достать Одиночку».
Я ошиблась. Его глаза лгали. Я опять одна.
Одиночка. Так они меня называют.
В начале февраля он пришёл и, войдя в аудиторию, громко объявил всем:
– Моя днюха в «Браун-Гарден». Приглашаю всех! Десятого в восемнадцать ноль-ноль.
Пройдя мимо моего стола, не глядя на меня провел пальцами по моей руке.
Сердце, и без того с первого взгляда, как он вошёл, бившееся двести ударов в минуту, затрепетало, отряхивая кандалы тоски, сковывающих его всё это время.
После лекции, задержавшись в кабинете, внося поправки в схему, обнаружила, что мы остались вдвоем. Я уже направилась к выходу, когда он в два прыжка догнал меня. И, сделав ко мне шаг, остановился. Я выставила руку вперёд в молчаливой просьбе не приближаться. Сава… взял мою ладонь и… положил себе на затылок, закрывая глаза. Соскучившиеся пальцы по вихрам этого сломавшего мою логику и душу парня тут же зарылись в них. Он открыл глаза, и в них была вселенская тоска и боль. «Приходи», – одними губами произнес он, понимая, что в наушниках я его не слышу.
Новый уровень, Мажор? Ок! Всех приглашаешь? Ну, всех так всех. И я подарю тебе свой подарок.
Глава 37. Недостойный или "Лисий грипп"
С того дня я свалился с хандрой. Ходить в институт? Зачем? Чтобы видеть её без возможности приблизится, обнять, целовать? Знать, что причиняю ей боль одним своим присутствием? Видеть эту Лильку с её шайкой, которых хочется придушить голыми руками?
– Сав, бро. Может, хватит уже? Давай зарубимся в ФИФА? Я твоим красно-синим зад надеру! – пытался вытащить меня из депрессии Макс.
Я только молча отворачивался от этих «усатых нянек», которые, кажется, поселились в моей квартире. Не мог ни есть, ни спать, пожирая сам себя изнутри.
– Сава, поговори с ней, она поймет, – советовал Ник.
– Поймёт? Что она поймет? Что я последний трус, который не может справится с башенной наркоманкой? – зверел я в такие моменты.
– Эгоист! Ты понимаешь, что ты эгоист? У тебя мы есть, сидим, тебе сопли подтираем круглосуточно. Родители, сестра! А у неё? Кто у неё? – выходящий из себя Ник был жесток и непреклонен. Будущий владелец холдинга, конечно, куда там до него.
– Сергей и Ольга. У неё есть друзья.
– Друзья? У них разница в пятнадцать лет. Да и часто ли ты видел их у неё? За этот месяц?
– Не видел. Она теперь шторы на кухне закрывает, – признался друзьям, что опять торчу под её окнами. – Не могу я так, понимаете? Я не прощу себя, если что-то случится. Пусть будет счастлива без меня. Я недостоин её. Даже ногтя.
После череды таких разговоров Ник, сидя на кухне и доедая очередную «принесенную мне» пиццу, заявил:
– Сава, раз уж ты решил, что больше не будешь с ней. Сам от неё отказался, пожелав счастья с другим. Я решил за ней ухаживать. Она мне нравится. Умная, красивая, загадочная. Ну и попка у неё высший класс.
Сам не понял, как подлетел к Нику, врезав ему в челюсть.
– Только попробуй! Даже на пять метров к ней не приближайся! Я тебя придушу на месте, если увижу рядом с ней! – рычал я раненым зверем, загнанным в клетку.
Макс, обалдевший от этой сцены, растащил нас по углам, молча тараща глаза, пытался въехать, что происходит.
– Очухался, Отелло? – потирая челюсть, спокойно спросил Ник – Ты сам не понимаешь, что творишь. День рождения. Твой. Пригласи её, – и, строго посмотрев на Макса: – Макс, Лилька на тебе, и только попробуй..
– Да понял я, понял! – перебил Макс.
– Днюху в ресторане моего отеля сделаем. Так и быть, президентский номер твой на эту ночь, или вам сразу для новобрачных? – раздавал распоряжения, включив биг-босса, Ник.
Ник воодушевил меня своим планом. Походу, он реально прирожденный лидер. Несгибаемый, властный, эрудированный, расчетливый, но невезучий в любви пацан.
Увидел её и не смог не прикоснуться. Хоть на мгновение. На секунду задержаться, вдохнув аромат, почувствовать тепло её руки.
Пара закончилась, она осталась сидеть за столом, снова рисуя в своем альбоме. Я ждал. Подойди я к ней сразу – убежит. А так хоть немного посмотрю на неё. Немного утолю эту боль в груди. Догнал. Не выдержал и, схватив руку, завел себе за голову. Хочу её прикосновений. Схожу с ума без них. Какой же кайф. Лучше, чем секс. Вру. Секс с ней вообще крышесносный.
«Приходи», – сказал я и, увидев злость в глазах, ушёл. Не придёт.