«– слушаю “– подумал я про себя, на деле выдавив какой-то звук
– Сегодня в школе к нам в класс пришёл новенький. Правда, он такой вредный. Он меня обижает – Бартомиу говорит, а я его слушаю. Внимательно слушаю – не помню как его зовут, но и не хочу помнить
«– Бартомиу, покажи мне эту тварь. Я с ним разберусь» – хотелось сказать мне. Хотелось встать на защиту братика, который всегда меня защищал.
А тут, в комнату зашёл ещё и Аурелий – лучший друг Бартомиу (и по совместительству наш брат) и сел рядом с нами.
– Что делаешь? – спрашивает он у Барта и осматривает мою комнату, думая куда бы сесть
– Да так – отвечает Бартомиу и двигает ему стул – рассказываю Мамаду про нашего новенького придурка в классе
– И как?
– Мне кажется, ему нравится меня слушать
– Ну конечно, столько интересных рассказов, кому не понравится слушать? – улыбнулся Аури и снова повернулся ко мне – ну а вообще Мамаду, в школе очень интересно. Много интересных предметов. Нам с Бартомиу нравится литература, русский язык, английский и ещё география. А кому-то вообще нравится математика, физика и информатика
– Никогда не понимал таких людей – Барт притворно скривил лицо – эти предметы настолько ужасны, что их невозможно любить.
– Да тут ты прав, Бартомиу – тихо сказал Бартомиу – а ещё, в школе есть много интересных ребят. Есть и плохие, как наш новенький одноклассник. А есть хорошие и интересные люди, как наш Жан-Батист
– Да, по-моему только Жан-Батист самый интересный из старшеклассников. Хотя бы не такой нудный
Они вдвоём громко расхохотались. И в этот момент, я почувствовал, что впервые испытываю что-то похожее на радость. Мне захотелось смеяться и улыбаться от всей этой ситуации.
– Он улыбнулся – неожиданно сказал Бартомиу и в шоке посмотрел на меня
– Ничего себе – у Аурелия глаза на лоб вылезли от удивления и он взял телефон и сфотографировал на камеру мою первую в жизни улыбку…
3 глава
Подготовка к операции приходила весьма напряжённо. Меня несколько дней таскали по больницам, водили на анализы, кололи уколы. Иногда, мои нервы откровенно не выдерживали и случались сильные истерики.
Так, один раз, когда мы сидели в очереди к кардиологу, я настолько вымотался, что начал громко кричать прямо там, в коридоре. Причём кричать так, как никогда. От боли. От непонимания. От всего.
Мэджик, сидящий со мной очень сильно офигел и сразу начал меня обнимать.
– Тихо, Мамаду. Ещё немного и мы будем дома. Будем играть, гулять и читать книги. Любые. Только успокойся – и у него получилось меня успокоить. Быстро и без проблем и лишних нервов.
Вообще, братья в этот момент помогали мне не сойти с ума. В этот период, они проводили время со мной больше времени, чем обычно. Столько внимания получил, что ёмае, на пол жизни хватит.
Они тоже нервничали и старались меня не волновать, радовали и рассказывали о том, что происходит в их жизни.
А в предоперационный день, меня положили в больницу. Со мной ещё поехал Хонор, у которого пока выступления не планировались и вообще в театре был отпуск и он решил присмотреть за мной.
Этот день мне не очень понравился. Точнее вообще не понравился. Неудобная кровать, надоедливые медсёстры. Постоянные крики детей из других палат. Это так непривычно.
Спасали только книги, которые себе на телефон скачал Хантер (второе имя Хонора). Он читал мне их, если вдруг случалось так, что мне хотелось заплакать. Или просто, чтобы скоротать время. Читал он очень красиво и его спокойный голос заставил меня забыть о том, где я нахожусь и то, что со мной что-то не так. Мне стало спокойнее.
Что можно сказать про этот день? Один ад и ничего хорошего. Ночью тоже было спать невозможно.
Весь день, меня кормили и поили по времени. Только вечером запретили строго настрого давать мне еду и напитки после 12 ночи. Что-то там связанно с наркозом, чтобы плохо не стало. Ну и как мне продержаться без еды и питья? Это будет невозможно.
И я был прав. Целый день у меня от жажды драло горло, а желудок пел мне песни, умоляя меня поесть. Бедный Хонор извел все свои нервы, пытаясь объяснить мне, что так надо и что потом всё будет хорошо.
После обеда, ко мне пришли медсёстры, чтобы увезти меня в операционную комнату. Хантеру разрешили сопровождать меня до самой операционной.
Брат держал меня за руку и тихо шептал разные слова, которые хоть как-то меня поддерживали в этот момент. Я видел, что ему тоже было страшно, но он держался ради меня. Чтобы мне было не так страшно.
– Всё будет хорошо, Мамаду – тихо прошептал Хони, когда мы стояли у дверей в операционную – ты только держись, малыш. Только держись.
И он ушёл обратно в палату, а меня завезли в холодную комнату, с аппаратурой и большим операционным столом. Ко мне подошла женщина анестезиолог и посмотрев на меня сказала:
– Положите его на стол, аккуратно только
Медсестры ничего ей не ответили. Просто молча выполнили свою работу и ушли.
– Вот так, сейчас ты уснёшь и немного поспишь, а потом тебя вернут к брату – сказала та, положив мне на лицо маску.
«– если конечно, я проснусь от наркоза, а не умру» – пронеслось у меня в голове, прежде чем мои глаза закрылись.
Не помню, что было дальше. Очнулся уже в своём любимом месте – в реанимации! Под капельницами и проводами. Рядом сидел Хонор, у которого был такой видок, словно он не спал несколько дней и не брился тоже. Сколько я был в отключке то?
– Доктор, он очнулся! Он очнулся! – закричал Хонор и в палату влетела женщина с чёрными волосами. Её зовут Виктория Арская. Она внимательно осматривает меня, смотрит на какие-то датчики. Потом смотрит на Хонора и говорит :
– Состояние нормализовалось. Скоро его переведут в обычную палату.
Хони выдохнул. Даже мне это было заметно, по тому как опустилась его грудь.
– Это прекрасная новость. Всю эту неделю, я боялся, что мы его потеряем – уже спокойнее говорит брат.
Неделю? Но, хотя бы не месяц и на том спасибо. Мой организм что-то прям щедрый.
Как потом оказалось, я целую неделю лежал не то, что в коме, моё тело в прямом смысле этого слова решало хочет оно остаться или нет. Несколько раз были остановки сердца и дыхания. Да что уж говорить. Я вообще ещё на операционном столе пережил самую настоящую клиническую смерть! Несколько минут, моё тело было мертвее мёртвого, а врачи пытались не дать мне уйти.
А пока меня пытались оживить, бедный Хантер не мог места себе найти. Переживал, почти ничего не мог делать нормально.
А потом, зашли и сообщили, что я жив. Не захотел уходить. Но, мой организм впал в кому. И теперь решает хочет жить или нет.
Тут, мой брат конкретно испугался, чуть ли не поседел. Не ел почти, не пил. Не мог найти себе места. Остальные кстати тоже.
Целыми днями, бедняга Хонор сидел около меня и просил остаться меня, не уходить. Плакал.
Лично не слышал. Мне рассказали.
И видимо, кто-то решил, что умирать мне рано и решил, что нужно очнуться. И вот, я здесь.
Помню, как Хантер разговаривал с братьями радостным тоном за дверями реанимации и рассказывал о том, что всё, смерть моя откладывается.