Калейдоскоп

Весь вечер Милана рассматривала в калейдоскопе собачек. То и дело слышались её возгласы: «Ух ты! Она сидит!», «Ого! Две собачки!»… Света удивлялась, как в узорах из разноцветных стекляшек можно разглядеть собак. Но, видимо, детская фантазия способна на многое. «Найти для Миланы художественную школу», – мысленно записала она в планы на будущий год.

– Мама, смотри! Тут девочка с собачкой! Смотри, она прямо как я. Это же колли, да? Пушистая собачка, – Милана осторожно протягивала калейдоскоп. Света аккуратно взяла его, чтобы случайно не нарушить рисунок, и посмотрела в окуляр: яркие кусочки мозаики выглядели хаотичной абстракцией. Но тут стекляшки задвигались и быстро сложились в новую картинку: профили мозаичных мужчины и женщины слились в поцелуе. У Светы задрожали руки. Похоже, месяц одиночества в постели даёт о себе знать. Всякие глупости мерещатся. Она медленно отдала калейдоскоп дочке.

– Ты видела, мама, да? Это я и моя собака!

– Что за чушь, – прошипела Ника. – Дай сюда! – Она выхватила калейдоскоп у сестры и поднесла к глазам, – Нет там никакой собаки! И девочки нет! Там ёлка, и подарки, и мама с папой обнимают ребёнка. А собаки нет! Вот.

Света во все глаза смотрела на десятилетнюю дочь. Неужели Ника настолько страдает в отсутствие отца, что специально придумала такой сюжет. Ещё и исключив из него младшую сестру. Но надо признать, Света и сама уже немного соскучилась по мужниным рукам и объятиям, ближе к ночи всё более отдающим жаром. Вот и увидела в дурацких стекляшках романтику. И вообще узоры калейдоскопов никогда не показывают конкретные картинки. Это просто мозаика. Просто узоры. Мандалы, если говорить современным языком.

***

Ночью Света неожиданно для себя вспомнила, что всё детство хотела иметь собаку и золотых рыбок. Она больше и не уснула. Лежала и перебирала в памяти все свои детские, так и не сбывшиеся мечты. Когда они только поженились с Германом, Света хотела завести котёнка, на собаку времени из-за вечной работы не хватало бы. Но муж оказался ярым противником домашних животных. Даже аквариум для него был лишь рассадником ненужной влажности и ещё менее нужных забот. Утром, передав детей Герману, она решительно села в автомобиль и поехала осуществлять желание тридцатилетней давности. Представила себе удивлённое лицо мужа, когда он увидит, на что она решилась, и счастливо улыбнулась: в первое воскресенье Адвента у них с дочками уже будет маленькое чудо.

Когда Света попрощалась с консультантом зоомагазина, любезно помогавшим ей надёжно разместить всё необходимое в багажнике, её окликнули:

– Светлана!

– Светлана, – машинально поправила она и обернулась. Перед ней стоял улыбающийся Торстен.

– Свет–лана, – исправился он, – вам понравились мои цветы?

– Что? Цветы от вас? Но как вы узнали, где я живу?

– Это было не сложно. Мне сестра сказала. Её сын с твоей девочкой в одном классе учится, – Торстен немного помолчал, ожидая ответа Светы, но она просто кивнула и отвернулась к багажнику. Торстен откашлялся: – Видишь, я уже перешёл на ты и теперь хочу пригласить тебя в кино. Сегодня. Сейчас.

– А ничего, что я замужем? – обернулась Света и сама удивилась агрессии в своём голосе.

– Но вы же расстались, – пожал плечами Торстен и, заметив замешательство Светы, широко улыбнулся и добавил: – В маленьких общинах все всё друг о друге знают. Ты мне сразу понравилась, тогда, на празднике. Я расспросил о тебе сестру, долго не решался, но вот теперь… Давай познакомимся поближе. – Он стоял такой высокий, широкоплечий, со слегка взъерошенными волосами, смотрел на неё со смесью восхищения и мольбы в глазах необычного зеленоватого оттенка. Света не помнила, чтобы на неё кто-нибудь когда-нибудь так смотрел. Она поняла, что, несмотря на первое не самое лучшее впечатление, этот мужчина ей нравится, и, прежде, чем успела подумать, услышала свой дрожащий голос:

– Хорошо. Но у меня дети. И мне надо отвезти домой рыбок. И растения. И аквариум. И подключить его.

***

Ей было неловко, когда она впустила в дом постороннего мужчину. Она казалась себе предательницей. Но та лёгкость и непосредственность, с которой Торстен помогал ей вносить и устанавливать аквариум, его добрые замечания и шутки постепенно расслабили её. В конце концов можно представить, что это просто игра. Она даже не сопротивлялась, когда Торстен обхватил её сильными руками. Затаила дыхание и смотрела, как медленно приближается его лицо. Ей давно хотелось узнать, как это – целовать другого мужчину, не мужа. Она этого уже совсем не помнила. Света не заметила, сколько времени они провели в объятиях, знакомясь с запахом и вкусом друг друга, с очертаниями тел, вдруг потянувшихся друг к другу.

Но, уткнувшись лицом в мягкий свитер, так красиво обтягивающий грудь Торстена, Света вдруг подумала, что надо бы купить такой же Герману. И сразу стало неуютно, неловко, даже как-то противно. Она поспешно высвободилась из объятий, посмотрела на часы:

– Ох, ничего себе, сколько времени прошло! Прости, мы уже не успеем в кино. Детей скоро привезут и… И, понимаешь, я бы не хотела, чтобы они тебя здесь видели.

Торстен печально кивнул:

– Я понимаю. В другой раз?

– Да, в другой раз. Прости.

– Я тебе позвоню? – Света кивнула, он наклонился и быстро чмокнул её в щёку. – Ты мне очень нравишься. Я не буду тебя торопить.

***

– Торстен, Торстен, не надо… извини… я пока не могу, – шептала Света неделю спустя, уворачиваясь от жадных губ и высвобождаясь из кольца сильных рук, норовящих залезть ей под одежду. – Не надо, пожалуйста, Торстен! Не сейчас! Не здесь! – перешла она на крик. – Не в моём доме!

Он отпустил её и поднялся с дивана. Тяжело дыша, мерил комнату шагами, пока Света приводила в порядок свою одежду и прическу.

– Хорошо, – он присел перед ней на корточки, – я понимаю. Тогда у меня?

– Не сейчас, Торстен. Прошу тебя, дай мне время.

***

– Торстен, извини, но я не могу, – шептала в трубку Света несколько дней спустя. Дочки уже спали, но на всякий случай она решила подстраховаться: заперлась с телефоном в ванной и включила воду. – Слишком всё быстро, слишком мало времени прошло. Дай мне хотя бы месяц-полтора. Сейчас хочу по максимуму побыть с детьми. Ведь Адвент – семейное время, и Рождество, и Новый год. Ты мне нравишься. Правда. Но сейчас я просто не могу. Понимаешь? Прости.

***

Если бы Светлану попросили сказать, какой месяц уходящего года был для неё лучшим, она без колебания назвала бы декабрь. Всё свободное время она проводила с дочерьми: они смастерили столько всего, что поделки уже просто было некуда девать; в самом начале декабря они впервые в жизни купили настоящую ёлку, оставив искусственную пылиться на чердаке. Они гуляли по рождественским рынкам, пили детский пунш из яблочного сока и покупали новогодние безделушки, не глядя на цены. Они нарядили свою пушистую красавицу в игрушки необычной формы и разноцветные шары, укутали её мишурой и блестящими нитями дождика. Калейдоскоп дедушки Рейни тоже периодически красовался на ёлке, но девчонки постоянно снимали его и любовались необычными мозаичными картинками. Они подписали и разослали открытки всем родным, друзьям и знакомым. Они пекли рождественское печенье килограммами и угощали им друзей и соседей; они смотрели зимние фильмы, читали зимние книги и мечтали о снеге на Рождество… Несколько раз они приносили печенье и дедушке Рейни, но ни разу не застали его дома – оставляли угощение на пороге. Они были просто счастливы вместе.

Но если днём Света наслаждалась новой жизнью, то по ночам она всё же частенько лежала без сна, мысленно разговаривая то с Торстеном, то с Германом. Торстен ей нравился. Благодаря ему она снова почувствовала себя красивой и желанной. А он, действительно, как мог, отошёл в тень, периодически коротко звонил ей, чтобы, как он говорил, просто услышать её голос. Иногда присылал ей смешные картинки и каждый вечер желал ей спокойной ночи эсэмэской. Но Света так и не могла решить, точно ли ей нужны отношения с ним.

Герману же она мысленно рассказывала, как хорошо ей теперь живётся, что, оказывается, она и без его напоминаний может и посуду вымыть, и мусор сама, когда надо, вынести, и крошки вовремя со стола смести, и даже счета оплатить не забудет. И всё у неё в полном порядке. А потом она поворачивалась к его стороне кровати, притягивала к себе его подушку и вдыхала его запах, такой родной и такой привычный. И не знала, стоит ли давать ему второй шанс, если попросит. Хотя, скорее всего, и не попросит – он гордый, тем более он считал, что всё делал правильно: для дома, для семьи, просто учил её жить. Это ведь ей что-то в голову ударило, когда она решила его из дома выставить.

***

На Рождество Света, конечно же, позволила Герману и его маме прийти к ним и встречать праздник как положено – семьёй. Вечер Сочельника они провели на удивление душевно, хотя Свету так и подмывало сообщить мужу, насколько легче ей стало жить, когда исчезли его ежедневные замечания, придирки и упрёки. Ей хотелось кричать: «Посмотри! Я спокойна и счастлива, у меня даже появился поклонник». Но она молчала, думая о том, что тогда честным было бы ещё и признаться, как безумно одиноко ей по ночам. Герман почти не разговаривал с ней, общаясь с наперебой рассказывающими ему что-то дочками, но постоянно посматривал на Свету, будто не узнавая его. Свекровь шепнула на кухне, что Свете очень идёт новая причёска и блеск в глазах, и она очень надеется на то, что такая умная девочка, как Света, образумится и не станет рушить семью из-за причуды, попахивающей самодурством. После они обменялись рождественскими подарками, попрощались и пожелали друг другу отлично встретить Новый год.

А Новый год в этом раз Света с дочками впервые встречали не дома, а у друзей. С приходом настоящего русского Деда Мороза, с хороводами вокруг ёлки, с песнями и конкурсами, с фейерверками в полночь и танцами до упаду. Приехали домой лишь под утро. Милана, конечно, уснула ещё в гостях, Ника на правах старшей держалась до последнего.

Первого января, ближе к обеду Свету разбудили крики:

– Ты дура! Ты его спрятала!

– Это ты его спрятала! Он у меня под подушкой всегда был!

– Вечно ты ничего не помнишь! Ты всё время брала его к папе и бабушке! Наверное, и вчера с собой таскала.

– Я назад привезла! Я помню! Ты всё врёшь! Это ты его потеряла!

– А-а-а!

Света еле открыла глаза и побрела разнимать дерущихся дочерей. Оказалось, что пропал калейдоскоп. Втроём они обыскали все комнаты, но игрушку не нашли, хотя каждая помнила, что вчера калейдоскоп был на месте. И с собой в гости его точно не брали. Оставив тщетные попытки утешить расстроенную Милану и жутко раздражённую Нику, всё ещё растрёпанная и одетая в пижаму Света пошла варить себе кофе.

Почему-то она не удивилась звонку в дверь, а лишь пожалела, что кто-то увидит её в таком неухоженном виде.

На пороге стояла большая корзина с цветами и корзина поменьше – такая с открывающейся с двух сторон крышкой, для пикника. Света как-то раз хотела купить такую корзинку, но Герман посчитал это пустой тратой денег. Она перевела взгляд с корзин на стоящего за ними мужчину:

– Ты приглашаешь нас на пикник? В январе?

– Нет, но я надеюсь получить приглашение войти, – ответил Герман.

Под недоумённое молчание Светы он занёс обе корзины в дом. Дочки радостно повисли на нём. Он мягко опустил их на пол: