Алый, чёрный и белый

Он невысокий, с невыразительным лицом, короткими русыми волосами, в очках с толстыми стёклами. Но я знаю, за линзами прячется внимательный взгляд художника. В этой голове больше таланта, чем во всех нас, вместе взятых. Каждый раз, когда он говорит о кино, в комнате будто загорается невидимый огонь.

– Я хочу сказать тост, – мы поднимаем бокалы. – Для начала, я рад, что вы согласились принять участие. Никто и никогда такого не делал – сотни актёров массовки, совмещённые съёмки… Это будущее кино! И я хочу сделать ещё один шаг вперёд, поэтому некоторые сцены будут сняты со звуком.

Глава 2

Лео любезно встречает меня после ужина. Камера снимает, как он распахивает передо мной дверцу, подаёт руку. Но как только автомобиль двигается с места, атмосфера моментально меняется.

– Какого чёрта?! С чего вдруг —со звуком?!

«Какохо чёхта? С чехо вдхух со звуком?!» – слышит он.

– Я пытался его переубедить. Ты же знаешь Устинова, – Лео делает вид, что следит за дорогой, лишь бы не смотреть на меня. – Все эти мечты о будущем кинематографа, новаторство, он это любит.

– Это всё из-за той девочки, Полины! У неё такой голос, она точно его околдовала!

О этот голос… Почему нельзя украсть его, как в страшной сказке? Представляя, как я вырываю голос прямо у неё из груди, продолжаю:

– Интересно, кто её агент? Кто подсунул её Устинову?!

Лео всё ещё отводит глаза от дороги. Не закуривает, не предлагает слова утешения или свою фляжку с коньяком. Будто скрывает что…

– Это ты, – на моём лице ярость, достойная самого большого экрана. – Ты с ней работаешь!

Он косится на меня и вздыхает:

– Только не злись.

– Как ты мог? Ты же знаешь, что я думаю о звуковом кино!

– Но ты в мире не одна, – он вдавливает педаль газа. – В Америке каждый второй фильм снимают со звуком. Уже строят отдельные театры – только для них.

– Но ты представляешь меня!

– Я – агент. Я представляю разных артистов, это моя работа, – он всё же достаёт сигарету, открывает окно, холодный воздух врывается в машину. – И, если кино теперь нужны актёры с божественным голосом, я их найду.

Машина останавливается, но Лео не торопится выйти и открыть мне дверь. Камера снимает, как мы смотрим друг на друга. Это была бы такая пронизывающая сцена – мои плотно сжатые губы, но широко распахнутые глаза, будто я пытаюсь заглянуть в его душу и найти там совесть.

Будущее, оно такое пугающее.

– Прости, что не предупредил тебя, – наконец говорит он. – Я подумал, пусть лучше Устинов сам скажет…

– Тот ещё сюрприз, – размыкаю губы я.

– Да… – он снова вытаскивает из кармана серебряный портсигар. – Это будет всего пара сцен. Устинову хочется попробовать что-то новое. Зато представь, какой будет успех.

– Хорошо вышло бы и без звука.

– А со звуком ещё лучше.

Зажав в зубах сигарету, он открывает портфель и достаёт стеклянный пузырёк. Внутри множество маленьких белых таблеток.

– Вот, это мне доктор выдал пару месяцев назад, когда бессонница началась. Я уже в порядке, возьми себе, выспись как следует сегодня, и утром ты поймёшь, что всё хорошо, – Лео протягивает таблетки. – Больше одной не принимай, они очень сильные!

Фыркнув, прячу снотворное в карман плаща. А потом, не дожидаясь, пока Лео меня выпустит, ухожу сама, хлопнув дверью авто.

Дома я смываю макияж, расчёсываю волосы. В разбитом зеркале снова видится Дана. Она никогда ничего не говорит, только смотрит со своей мягкой, очаровательной улыбкой… Такая могла бы свести с ума многих режиссёров и зрителей, но я не позволила.

Моя рука с пистолетом, она даже не дрогнула.

Первый день съёмок – на следующей неделе. Мы заканчиваем работу над историей с убийством мужа, снимаем последние сцены в павильоне. Я получаю остаток гонорара; картину отдают на монтаж, и мы с Антоном бросаемся в новую.

Устинов арендует целый павильон для своего фильма, и никто нам не мешает. В первый день он лично приветствует всю съёмочную группу. Пусть сам Устинов не вышел ростом, голос, полный уверенности, разносится по площадке:

– Начнём со сцены, где Парис отдаёт яблоко Афродите, а она обещает, что Елена станет его женой. Антон, Полина, гримёры ждут.

Полине отдали роль богини любви и красоты, и я уверена— она будет прекрасно смотреться в тунике, с фальшивыми золотыми украшениями. Я играю Елену. Это не роль богини, зато почти всё экранное время достанется мне.

Полина, встав на цыпочки, шепчет прямо на ухо:

– Я так волнуюсь!

О этот голос! Камера могла бы снять, как я хватаю её за волосы и вырываю волшебный голос прямо из горла. Нет, я пообещала себе, что никогда больше так не поступлю. Тот раз с Даной был единственным и последним. Устраиваюсь на стуле в тихом углу, перечитываю сценарий, когда на площадке появляется Лидия. На ней множество украшений, пальто небрежно наброшено на плечи. Она проходит по площадке, наступая на провода, а когда кто-то недовольно вскрикивает – закатывает глаза.

Конечно, в театре ведь нет проводов.

Лидия… кого я обманываю? Её настоящее имя – Лариса; Лидия – это псевдоним для афиш. Когда-то мы играли в одном театре. Она получала главные роли, а я те, в которых почти не было слов.

Это Лидия заявляла, что я хотела пойти в балет, но не взяли, мол, ноги кривые. Что, между прочим, очень даже неправда! Скоро я надену греческую тунику, и вся площадка увидит, насколько у меня красивые ноги. Газета Иварса много бы заплатила за их фотографию.

Когда я ушла в кино, Лидия распускала слухи, что я нашла себе богатого покровителя. Иварс в своё время написал много мерзких статеек на основе этих слухов. На самом деле она завидует. Это моё имя на каждой афише, мои фильмы смотрят по всему миру – смотрят и пересматривают! А она так и играет в том же театре на маленькой сцене.

Лидия снимает шляпу и бормочет:

– Ну и вонь тут.

Согласна, ароматы не очень, но я давно знаю Лидию – и она слишком любит драматизировать. Помощник режиссёра кричит, моя очередь гримироваться, и мы расходимся, даже не поздоровавшись.

– Следующей снимаем первую встречу Елены и Париса! – оглашает Устинов.

Кроме массовки, здесь задействованы все актёры – Полина, в образе богини, тайно наблюдающей за нами, Лидия, играющая Пенелопу, мою сестру… И, конечно, Антон. Он играл моего мужа, жениха или любовника в стольких картинах, мы уже почти семья.

Хватает одного взгляда, чтобы понять, кто моя соперница. Лидия зажимается перед камерой. И пусть роль Полины не такая большая, она знает, как показать себя перед объективом. Поправляет прядь волос, посылает камере улыбку, достойную богини красоты.

Я не собираюсь злиться на эту девочку. Не буду!

Я найду другой способ.

Сняв сцену с первого дубля, мы берём перерыв – пока переставляют свет. Антуан выходит покурить, я за ним, поболтать и подышать воздухом. Встаю с ветреной стороны, придерживаю одежды – лёгкая ткань туники норовит открыть слишком многое.