Русская наследница

– Правда? – Наташа оживилась и отложила вязанье. – А я запах духов не переношу. Абсолютно. Все духи из дома выкинула. А сколько вашему ребеночку?

Посетительница опустила глаза, а когда подняла их на Наташу, они уже были другие – темные, как пасмурное небо, и невеселые.

– Сейчас было бы три года. Он умер сразу после родов, я и не видела его никогда.

– Ох! – Наташа опустилась в свое кресло. – Простите, я не хотела…

Посетительница улыбнулась:

– Меня Катей зовут. А вас?

– Наташа.

– Я, собственно, и приехала сюда поэтому. Я здесь рожала три года назад, в апреле.

Наташа с интересом слушала женщину, но никак не могла понять, чего же та хочет.

Катя поняла ее вопрос по глазам и продолжала:

– Понимаете, роды были трудными, я потом в реанимации лежала долго. И ребенка мне не показывали, естественно. А когда я в себя пришла, узнала, что он умер. Я скоро в Америку уезжаю. Совсем. И… не знаю, поймете ли вы… – Катя хрустнула пальцами, взяла в руки недовязанную пинетку. – Мне хотелось бы на могилке побывать. Проститься. Ведь должно же быть место, где хоронят таких детей?

Наташины глаза наполнились слезами. Последнее время она стала такой чувствительной… Она полезла в сумочку за носовым платком.

– Ну вот, я вас расстроила, – огорчилась Катя. – Вы не должны это относить к себе. У вас все обязательно будет хорошо. Просто у нас в городе экология плохая. Химический завод и все такое. Врач сказал, что таких случаев сколько угодно именно из-за экологии. Я же к вам рожать из другой области приехала.

Наташа виновато шмыгнула носом.

– Я теперь по поводу и без повода реву. Если в фильме что-то про детей показывают, обревусь. Это пройдет?

– Наверное, – Катя пожала плечами, – фильмы я спокойно смотрю. А вот сны… Последнее время мне мой ребенок сниться стал. Почти каждую ночь. Я думаю, может, это оттого, что я не похоронила его как следует, не простилась?

– Может быть, – задумчиво произнесла Наташа. – Только я, честно, не знаю, как тебе помочь. И как младенцев новорожденных хоронят – не знаю. Я ведь колледж окончила полтора года назад, работаю недавно.

На лице посетительницы отразилось такое огорчение, что Наташе стало неудобно за собственную некомпетентность. Она добросовестно задумалась.

– Может, мне врачей стоит дождаться? – предположила Катя. – Они-то должны знать такие вещи…

– Как же, дождешься от них! – Наташа рукой махнула. – От них одно услышишь: «Информация конфиденциальна».

– Что же делать… – скорее себе, чем собеседнице, пробормотала Катя.

– Кажется, я придумала! – Наташа хлопнула себя по коленкам. – Есть один человечек… Профессор наш.

– Из этой больницы?

– Здесь он уже не работает. Его за это дело поперли, – Наташа сделала жест, из которого Катя поняла, что профессор – горький пьяница. – Он тебе за бутылку любую информацию выложит. Если ты меня дождешься, мы с тобой в обеденный перерыв сходим. Он тут недалеко живет.

– Ой, Наташа, просто и не знаю, как тебя благодарить. – Катя вынула из сумки коробку конфет.

– Ну вот еще! – воскликнула Наташа, отодвигая «взятку», но тут же передумала: – А знаешь, я шоколад люблю просто патологически. Не в силах отказаться.

И принялась сдирать целлофан с коробки.

– Конечно, с пустыми руками мы к нему не можем идти…

– Я все куплю, – заверила Катя.

– Да я не в том смысле. Ему могут понадобиться все сведения по поводу твоей патологии. Придется покопаться. Как твоя фамилия?

– Щебетина.

– Три года назад, говоришь? – Наташа положила в рот конфетку и скрылась среди полок с карточками и выписками из историй болезней.

Катя двинулась было следом, но Наташа запротестовала:

– Нет-нет! Ты посиди возле телефона. Если позвонят – сразу возьми трубку, ладно? Чтобы заведующая, если будет проверять, не решила, что я здесь уснула.

Кате показалось, что Наташа копается целую вечность. Наконец та появилась с тоненькой папкой в руках.

– У тебя мальчик был?

– Мальчик. Нашла?

Наташа кивнула.

– У тебя были с почками неполадки.

– Да, мне говорили. Они у меня и сейчас барахлят.

– А у ребенка другое. Тут на латыни. Я, честно говоря, не совсем… Но профессор разберет. Он у нас акушерство преподавал. Ох и зануда! Ты ему только вопрос задай, а уж он тебя без ответа не оставит. Все справочники, словари, энциклопедии поднимет.

Наташа включила ксерокс. Когда копия Катиной карточки была готова, сунула листки в сумочку, а карточку отнесла на место.

– Ну вот, можно идти.

* * *

Профессор, страдающий с похмелья, гостям, можно сказать, обрадовался. Он почти сразу узнал бывшую студентку Орефьеву и на Катю смотрел доброжелательно, особенно после второй рюмки. Тогда же Наташа подсунула ему копию Катиной карточки.

– Ну да, острая почечная недостаточность. Однако – выкарабкалась. Молоток. Ну а ребенок?

Наташа быстро взглянула на бледную Катю и опередила ее с ответом:

– А ребенок еще в роддоме умер. Так вот мы и хотели узнать…

– Позвольте! – Профессор нацепил очки и вгляделся в записи. – Здесь не зафиксирован факт смерти. Так не бывает. Если бы ребенок умер в роддоме, то здесь, в карточке, все было бы написано. Тебя, Орефьева, чему в колледже учили? То, что у ребенка врожденная патология, здесь отражено. Но то, что он умер, – нет. Что хотите со мной делайте.

И профессор самым невозмутимым образом налил себе следующую рюмку коньяку. Изящным движением выпил и аккуратно положил в рот кусочек банана. Наташа боялась оглянуться на Катю. Она вдруг почувствовала, как ребенок сильно толкнул ее под грудью. Положила руку на живот, делая вид, что поправляет платье, и потрогала пальцами выступ крошечной пятки. Футболист.