Склеенная чашка

– Да. Знаете… Я тут думала: что мне напоминает эта расцветка? И сейчас поняла: лава. Эти золотые прожилки под тёмно-серым цветом, словно огонь, рвущийся наружу из-под твёрдого камня.

Парень поднял на меня поражённый взгляд. Его и без того большие карие глаза сейчас кажутся совсем огромными.

– Я удивлён, что вы это поняли… Когда я её делал, то вкладывал мысль именно о лаве.

– Подождите… Вы сами сделали эту кружку?!

– Ну да. – Арсений кивнул. – Я – керамист, на самом деле. А в кофейне по вечерам только подрабатываю.

– Поразительно… Так вот, почему движения ваших рук выглядят такими точными и чёткими… У вас талант. Я могла где-то ещё видеть вашу посуду?

– Вряд ли… Мои работы не имеют особой популярности. Собственно, поэтому я и здесь…

– Очень странно… Выходит, в этой кофейне вам позволено подавать кофе в собственной посуде?

– Нет. Я сделал для вас исключение. Вы попросили что-то на мой выбор, и эта чашка показалась мне уместной для этого сорта кофе.

– Уместной для кофе?.. – не могу скрыть своего удивления.

– Да… – Арсений смущённо улыбается и опускает взгляд. – Боюсь показаться странным… Но мне кажется, что напиток – это что-то вроде души, а посуда – тело для неё. И они должны соответствовать друг другу. Я выбрал для вас кофе, произведённый на острове Ява. А он славен большим количеством вулканов. Поэтому мне показалось, что моя лавовая чашка очень хорошо подойдёт этому сорту. И мне вдвойне приятно, что вы уловили мою первоначальную задумку.

Красивое лицо парня почти что светилось. Он осматривал чашку в своих руках и, казалось, чуть дышал от сдерживаемой радости, что распирала его изнутри. Я невольно умилилась, глядя на него. Арсений выглядел, как маленький ребёнок, чей первый рисунок похвалила учительница рисования. Мои собственные проблемы медленно таяли под натиском его лучезарности и отходили на задний план. Захотелось усилить этот эффект, поговорив с Арсением о чём-нибудь ещё.

– Знаете… – вспомнила я кое-что. – Мне как-то довелось побывать на выставке японского искусства. И там я видела пиалы для чая, выполненные в технике, очень похожей на вашу. Там тоже были золотистые линии на чашах. Правда более прямые, резкие… Эта техника как-то называется на «К»… Но я не могу вспомнить это слово.

Парень поднял на меня внимательный взгляд.

– Должно быть, вы имеете в виду «кинцуги»?

– Точно! Именно это слово. Кинцуги…

– На самом деле, это техника не окрашивания, а реставрации посуды.

– Неужели?..

– Да. – кивнул Арсений. – Очень красивая технология, когда разбитые кусочки керамики склеивают при помощи специального лака, смешанного с золотой или серебряной пылью. Потому и линии показались вам более прямыми и чёткими. Дело в том, что это были осколки. Я пробовал работать в этой технике. Мне безумно нравится её философский подтекст…

– Поделитесь?

Парень поставил чашку и ладонью поправил свою густую шевелюру. Опершись локтями на столешницу Арсений чуть склонился ко мне и пальцами начал мечтательно выписывать узоры по стоявшему между нами блюдцу.

– Философия кинцуги подразумевает, что осколки и трещины – неотъемлемая часть истории предмета, поэтому их ни в коем случае не стоит маскировать или предавать забвению. Мастер в течение долго времени аккуратно и послойно наносит лак. Считается, что пока «лечишь» посуду, лечишь и самого себя. Это очень неторопливый и кропотливый процесс. Но ведь шрамы души тоже заживают не сразу, а с течением времени. Вот так восстановишь чашку за пару месяцев, а потом любуешься результатом. Смотришь на неё и кажется, будто она даже стала лучше после того, как разбилась. У неё появились новые уникальные черты. Она стала крепче, эстетичнее. Теперь она неповторима. Золотой цвет подчёркивает её бывшие изъяны, не скрывая истории этой чашки.

Голос парня звучал негромко, бархатисто. Пряди тёмных волос кокетливо прикрывали опущенные вниз глаза. Плавные движения пальцев по посуде будто гипнотизировали. Я неотрывно следила за ними, пока Арсений продолжал рассуждать.

– Кинцуги очень применима и к людским жизням. Мы не должны стыдиться наших изъянов, шрамов, неудач и бед… Они все – часть нашей биографии, нашей истории. Даже неприятные события формируют наши личности. Но ничто не разбивается окончательно, даже если в начале так не кажется… Если разбитую чашку чинить не хочется, то её можно просто выбросить. Но от своего сердца не избавиться, ведь так? Значит, надо его любить и принимать со всеми шрамами и заплатками. Помнить все падения, ведь они придают нам силы и повышают ценность итогового успеха. Я очень стараюсь жить по этим принципам, хоть и не всегда выходит…

Я не могла отвести чуть опечаленный взгляд от парня. Смогу ли я когда-нибудь полюбить здоровенный шрам на своём сердце? Залатать его и сделать красивым. Реально ли это?.. Обида, причинённая собственным мужем, разбила душу на тысячу осколков. «Но ничто не разбивается окончательно…» – сказал Арсений. Действительно ли это так? Починю ли я себя сама или же… Мне нужен для этого искусный мастер?..