Полутени

– Чего желать в преклонных летах? – удивлялся царь, – Передать земли хочу в руки надёжные, знать бы какой из сыновей не подведет.

Да только сны ночь колдовала странные, томящие: «Руки не болят, колени не хрустят, глаза вновь небес синей, не талая вода. Идет царь молодым по золоту полей, подле лебедью плывёт чернобровая девица, коса до земли. Поле ширится, не поле вовсе, народ колосьями множится, царю кланяется, славит его как бога среди богов. К чему богу приемники, куда взор его падет, там и власть его».

Дрожали палаты царские, гости под столы заползли, царь державой отгородился, один Иван-Царевич сиял пятаком чищенным. Знал, кто терему резному мчится, ему на гордость, другим на зависть. Вошла Царевна-Лягушка во дворец, запахло первоцветами, запели над ней птицы, сердца застучали неверно. Под руки взял её Иван, к отцу подвёл.

– Вот жена моя добрая!

Ахнул царь: чернобровая, коса длинная до пола вьётся, глаза – омуты манящие.

«Не бывать Ваньке царем! Отошлю прочь, а лягушку его подле себя оставлю!»

«Как смотрит, как смотрит, старый черт, словно забыл, что седьмой десяток разменял».

– Я белой лебедью, я сизой горлицей,

Полечу-поплыву над околицей,

Загляну в окна, в очи милые,

Прогоню из души грусть постылую.

Загляну в сердце красное, лживое

И желание коршуном вырву я.

Подплыла Лягушка к царю, обвила руками-змеями, поцеловала в сухие губы. Блеснул нож, кинулся Ваня на отца. Вспомнил царь молодые годы, заслонил грудью девицу, выхватил кинжал с пояса, бросился на сына. Улыбнулась царевна тайком. Увидели гости, как подбежал царь к танцующей Лягушке, к ногам её упал и дух испустил. Уронил Иван чашу, полилось вино со стола, потекло рекой по полу.

– Чего ты желаешь, супруг мой, – вопрошала Лягушка.

– Царь-батюшка пир устраивает, народ повеселить, хочет, чтобы и ты пришла. Да только как я тебя покажу. Приди на пир лягушкою, красавица ты лишь для меня, под крылом ночи.

«Он отнимет тебя у меня. И царство отнимет. И жизнь».

Царский венец горел на рыжих волосах Ивана, рука, сжимающая скипетр, дрожала. Всё знала Лягушка, не говорил Иван ни слова, смотрела Царевна в глубину его жара любовного, читала в стонах. Не подвела, добрая жена.

– Напою-расскажу я про девицу,

За которой тьма полозом стелется.

Как родной отец дочь проклял свою,

Захотел владеть её силою,

Захотел владеть красотой её,

Среди всех богатств выше всех ценил,

Захотел навеки в рабыни взять,

Выпить досуха, волшебство отнять.

Ночью скинула царица лягушачью кожу.

– Что же, царь мой, Иванушка, всё исполнено? – стояла Царица новая за мужниной спиной, в шитых золотом одеждах, в венце с изумрудами.

Иван-Царь жене руки целовал, со своих пальцев перстни снимал, на тонкие персты нанизывал.

– Не зря в народе говорят, добрая жена и при смерти мужа спасёт.

– Верно, – рассмеялась Лягушка, – Поцелуй же меня, дорогой супруг!

Слаще этого поцелуя не знал Иван, растеклась прохлада по губам, скользнула в рот, заполнила затхлой водой легкие. Вспомнил царь Иван болото, вспомнил как кричала жена старшего брата про женский силуэт, как слова повторяла «повезло, дурню», как смотрел царь-батюшка на Лягушку с узнаванием.

– А ты чего желаешь, Лягушка? – спросил он тогда, ещё несчастным Царевичем, на болоте невесту, развернув платок.

– Исполнить обещание матери, – проквакала Лягушка.

Ой, была у меня свет-любовь матушка,

Поделилась она со мной знанием,

«Все живое вокруг, даже камушки,

Все душой горит – ярким пламенем».

Ты люби, дочь моя, землю милую,

Ты люби, дочь моя, воду чистую,

Они делятся с нами силою,

Они делятся с нами мыслями».

Только злой колдун, отец мой родной,

Не терпел её силу добрую,

Да к тому же пленён был моей красой,

Что змеёю звал, им рожденною.

Он забрал у матушки знания,

Да отправил прочь, в земли соседские,

Но она взяла в приданное

Стрелы острые, стрелы меткие.