Ябеда

– Не твоё дело! И вообще, верни сумку! Что за привычка брать чужое без спроса?! – тянусь за своей поклажей, да только парень не обращает на меня внимания, запросто закидывая мои вещи к себе в багажник.

– Это был последний автобус. Следующий – только утром. Садись, давай!

Он открывает дверцу пассажирского сиденья и, поджав губы, ждёт. А я бы и рада отказаться, да боюсь, за ночь на остановке точно кони двину.

– Куда тебе? – небрежно интересуется молодой человек, отъезжая от обочины.

– В Жемчужное.

– Ты уверена? – Идиот даже не пытается скрыть насмешку в голосе и на мгновение окидывает меня презрительным взглядом. – Там пропускной режим.

– Знаю. Меня ждут.

– Горничной устроилась, что ли? – Навороченный салон заполняется лающим смехом парня.

– Почему сразу «горничной»?

– Ну, на девочку из эскорта ты, прости, не тянешь. – И снова этот уничижительный взгляд. – А местные – сумки на себе не таскают.

– Ясно… – Отворачиваюсь к окну и смотрю, как моя привычная жизнь на бешеной скорости безвозвратно уносится в прошлое.

– Ладно, расслабься, колючка. Нам по пути!

Расслабиться удаётся с трудом: слух режет электронная музыка, с нездоровым грохотом вылетающая из динамиков, да и манера езды незнакомца вынуждает постоянно хвататься за ручку над дверью, чтобы, того и гляди, не вылететь в лобовое. Руки бы оторвать тому, кто учил этого наглеца водить! Один плюс – скорость!

Уже минут через двадцать мы выруливаем к посту охраны на въезде в Жемчужное. Не успеваю набрать маму, чтобы нас пропустили, как шлагбаум сам начинает медленно подниматься, а парень нахально подмигивает и с важным видом заезжает на территорию.

– Дом номер восемь, – оставляю неуёмное самомнение блондина без внимания. Мне, и правда, не до него.

С долей щемящей грусти смотрю по сторонам, отмечая про себя, как сильно всё вокруг изменилось. Я помню «Жемчужное» обычным нагромождением крутых домов, где каждый житель, так или иначе, пытался переплюнуть соседа. Сейчас же это город в миниатюре, со своими аккуратными переулками, вычищенными до блеска мощёными дорожками, витиеватыми светильниками с мягким золотистым сиянием и яблонями, обрамляющими идеально ровную центральную улицу.

Кусаю губы, едва сдерживая улыбку. Я помню, как назло отчиму сбегала сюда, чтобы помочь рабочим посадить эти самые яблони, а когда возвращалась с перепачканными в земле руками и грязными коленками, пряталась от разгневанной матери по всему дому. Хотя нет, на чердак я всегда боялась заходить. Лучше мамина кислая мина и несколько часов нравоучений, чем мимолётный презрительный взгляд Савицкого, уже тогда напоминавший грозовое небо накануне бури. Интересно, Гера всё так же приезжает на лето?

– Восьмой? Точно? – с насмешкой в голосе переспрашивает незнакомец, а затем резко тормозит у обочины и смотрит на меня так пристально, что у меня мурашки бегут по коже.

– Да, дом у озера. —Стараюсь, чтобы мой голос звучал уверенно, но тушуюсь под взглядом парня. – Отсюда – прямо и до упора.

Особняк Мещерякова стоит у самого берега —пологого, песчаного. В связи с этим у отчима всегда было маленькое преимущество перед соседями: свой личный пляж и пристань летом, и небольшой каток для детей зимой. Правда, последний Вадим перестал заливать, когда мне исполнилось шесть.

– Я знаю, где этот дом, – вырывает меня из воспоминаний голос блондина. – Ты лучше мне скажи: какого черта там забыла?!

Я даже вдохнуть нормально не могу – так сильно давит взглядом этот придурок. И какое ему дело?!

– Ты угадал: я новая горничная.

– Врёшь! – цедит он сквозь зубы. – Твоё имя?

– Сама дойду! – шиплю в ответ и дёргаю ручку двери, но та заблокирована. – Выпусти!

– Просто скажи, как тебя зовут, – по слогам произносит парень и наклоняется ближе. В нос ударяет терпкий аромат мужской туалетной воды, грубый, опасный.

– Тася, – скомканно выдыхаю я.

– Я так и знал! – Парень резко откидывается на спинку сиденья и начинает ржать. – Ты изменилась, Тася!

Немного придя в себя, он снова поворачивается в мою сторону и нагло елозит по мне взглядом, не оставляя ни миллиметра без внимания.

– Я – Ар, – тянет нараспев и ждёт моей реакции. – Помнишь?

– Нет, – признаюсь честно.

– А ты напряги извилины, девочка! – грубо приказывает он, пронзая меня своими ледяными изумрудами, как острыми спицами, а потом подхватывает прядь моих волос и неспешно начинает накручивать её себе на палец. – Впрочем, не важно. Теперь мы будем видеться достаточно часто, Тася.

– Так себе перспектива… – отвечаю, пытаясь высвободить волосы.

– Согласен! – хохочет Ар и заводит мотор. – Мне запрещено приближаться к вашему дому ближе, чем на триста метров. Я высажу тебя возле соседнего коттеджа. Моего коттеджа.

***

С небывалой лёгкостью несусь по брусчатке в сторону дома. Меня не пугают ни мокрый снег, рыхлыми хлопьями бьющий в лицо, ни промокшая обувь, ни тяжеленная сумка: компания сумасшедшего соседа сумела перечеркнуть всё. Неудивительно, что Мещеряков запретил придурку приближаться к своим владениям. Этот Ар – как просроченный шоколад: шикарная обёртка и прогорклое послевкусие. Его смех до сих пор звучит у меня в ушах, а пренебрежительный взгляд никак не выходит из головы. Будто во мне одной – первопричины всех его бед и печалей. Да и имя у блондинчика какое-то дурацкое, неполноценное, что ли. И всё же странно, что я не помню этого парня, от слова «совсем».

Соседи Мещерякова, семья Турчиных, были частыми гостями в доме отчима. Редкий ужин обходился без их компании. Семёна Германовича; главу семейства обычно всегда сопровождали супруга и дочка Камилла, шустрая и озорная девчонка примерно моего возраста с прикольными брекетами и отменным чувством юмора. Такой я её запомнила. Одно время мы даже дружили и вместе бегали к озеру, но ни разу я не слышала от неё ни о каком Аре. Как такое возможно?! Его словно ластиком стёрли из памяти, из семьи. Прямо как меня…

– Всё просто, Таисия. – Мама сдержанно приобнимает меня за плечи и ведёт по извилистой дорожке от раздвижных ворот к парадному входу в особняк. – Аристарх – аллергик, поэтому почти каждое лето он проводит на побережье Адриатики. У Турчиных там родственники. А ты чего подумала?

Дежурный смех, равнодушный взгляд; мама ничуть не изменилась: те же белокурые локоны до пояса, удушающий аромат дорогих духов и высокомерный взгляд. А ещё шпильки как неотъемлемый атрибут её образа. Ну кто в здравом уме щеголяет на высоченных каблуках по дому?!

Мы не виделись целую вечность, а мама даже не удосужилась меня поцеловать – так, скользнула губами по щеке, чтобы не испортить макияж. Ни тебе «я скучала», ни вопросов «как добралась», да и о папе ни слова. Ладно, хоть меня узнала.

И всё же вру: мать постарела, осунулась, под глазами залегли глубокие тени. Для своих сорока восьми мама выглядит, может, и неплохо, просто я её помню лет на пять моложе.

– Ничего не подумала, – мотаю головой, поправляя лямку рюкзака. – Одного не понимаю: как этот парень меня узнал, если мы никогда не пересекались?

– Ещё одно доказательство твоей зацикленности на себе! – фыркает мама, не раздумывая долго над моим вопросом. – Если бы в детстве ты не воротила нос от компании сестры, то сейчас не задавала бы глупых вопросов.

Если бы Ника не стыдилась меня перед своими друзьями… Впрочем, теперь это уже не важно.

– А почему парню запрещено приближаться к вашему дому? —Дурацкая тропинка кажется нескончаемой, а других тем для разговора попросту нет. За три минуты до этого я уже получила исчерпывающий ответ на свой щенячий визг: «Тася, возьми себя в руки. У Ники всё замечательно. У Вадима дела идут хорошо. У меня тоже нет никаких проблем».

Смешно до слёз: наглый соседский парень – единственный, о ком мама, вроде, не прочь поболтать.

– Вздор! – неосознанно повышает она голос. – Вадим никогда не запрещал Арику к нам заходить. Летом – да. Но сейчас Аристарх просто пустил тебе пыль в глаза.

– А что летом? – уточняю между делом.

– Летом? – Мама смотрит на меня из-под густых ресниц. – Что летом?

– Ты сама сказала, что…