Убийственная красота. Медуза

– Они хотят, чтобы я приехала к тебе?

– Зачем? Они ведь в Париже. У меня записан номер, я сейчас перешлю тебе в смс-сообщении.

Мама повозилась некоторое время. Она не слишком дружила с современной техникой, стараясь, по возможности, все вопросы такого рода перекладывать на меня или Шурочку.

– Оно уже пришло, мама, – сказала я тихо, услышав характерное «блям». А потом получила по заслугам. Я выслушала все, что мама думала обо мне и о моем поведении, и пообещала быть умницей, в очередной раз заверив ее, что не собираюсь задерживаться в Париже дольше, чем это будет необходимо. Я умолчала только о двух вещах – о том, что именно «необходимо» ее распущенной, отбившейся от рук дочери и с кем совершенно необходимо оставаться.

Затем я набрала номер полицейского участка.

* * *

– Мадам Синица! А мы уже и вас записали в пропавшие без вести! А вы, значит, рядом, у нас под носом? В гости не зайдете? – спросил мужчина, по голосу показавшийся толстяком-добряком, впрочем, безо всяких на то оснований. На него переключили после моих не слишком вразумительных объяснений, кто я и зачем звоню. Голос полицейского излучал радушие, как радиацию, но мне он почему-то сразу не понравился. Я несколько растерялась, не зная, как реагировать на его радостный тон, словно была преступником, готовящимся добровольно сдаться властям. Меня не отпускало чувство вины.

– В гости? – изумленно переспросила я, меньше всего ожидая приглашения, сделанного в такой форме.

– К нам в участок, разумеется, – посерьезнел голос. – У нас накопились вопросы.

– У меня тоже, – ответила я, тут же сообразив, как двусмысленно и странно, должно быть, это прозвучало. Но полицейский не выказал недовольства. Напротив, он хохотнул, пробормотав что-то о крутых современных нравах, и предложил мне заглянуть к ним «на огонек», как только я смогу, то есть желательно прямо сейчас.

– Вы где находитесь? – поинтересовался он.

Я уже поняла, что разговаривать в таком фривольном тоне было, скорее, привычкой, нежели желанием оскорбить или сбить с толку. Но мне все равно постоянно хотелось одернуть его, что обычно было в стиле моей мамы, а не в моем.

– Я… ну… тут где-то, – залепетала я. – Бегаю.

– Бегаете? От кого, интересно? От нас? – спросил он и тут же расхохотался. – Шучу. Значит, забегите и к нам, раз такое дело. Пока я не ушел на обед.

– А когда вы уходите на обед? – на всякий случай уточнила я, ибо понятия не имела, как далеко нахожусь от его участка.

– Вы за кого меня принимаете, за итальянца? В Париже сиеста не практикуется. Приезжайте, я буду на месте, – неожиданно взорвался полицейский. – Спросите комиссара Трену.

– Хорошо, – покорно сказала я и завершила звонок.

Добраться до полицейского участка оказалось легче, чем я думала, но это меня скорее расстроило, чем порадовало. Всего двадцать минут пешком, если верить навигатору в моем телефоне. Вряд ли он сильно ошибся, ведь на тротуарах не бывает пробок. Сережа пропал на центральных улицах, поэтому искали его полицейские одного из центральных участков police municipale[2 - Муниципальная полиция.]. Я нашла их сразу, как только повернула в нужный переулок.

Вывеска была маленькой, неброской, со следами ржавчины. Синие буквы на белом фоне. Узенькая улица, которая строилась несколько веков назад, была рассчитана на больших, запряженных в кареты лошадей. И машину, пусть даже маленькую, здесь можно было припарковать с трудом. Казалось, стоит только включить воображение и донесется ржание застоявшихся в упряжках лошадей и запах конского навоза. Впрочем, тут и сейчас пахло сомнительно, а брусчатка в просветах между домами покрылась подозрительными пятнами. Там, где много туристов, всегда скапливаются грязь и неприятные запахи. Около входа в участок практически вплотную стояли несколько машин с красно-синими полосами. Police.

«А вдруг меня арестуют?» – подумала я и тут же чуть не упала, споткнувшись о выступающие края брусчатки.

– Осторожнее, мадам, – раздался чей-то голос.

Я запоздало подумала, что не стоило являться сюда в одежде для бега, да еще с неработающим пульсометром на руке. Что подумает обо мне этот комиссар Трену? С другой стороны, какая разница, что он подумает? Я же здесь совершенно с другими целями, верно? Оказать помощь следствию.

– Простите, где я могу найти комиссара Трену? – обратилась я к сидящему у входа полицейскому, но тот даже не посмотрел в мою сторону, продолжая разговаривать одновременно по городскому и мобильному телефону. Его светлая форменная рубашка настолько пропиталась потом, что в ней можно было засаливать воблу. Меня он просто не заметил – способности к выполнению одновременно нескольких задач, как у Цезаря, у него не было.

Пройдя мимо него внутрь, я огляделась. Старое здание явно не подходило для современных целей, всюду ощущалась нехватка свободного пространства – было довольно тесно. Но все равно кругом сидели, стояли, ходили, пользовались кофейным автоматом. Я пожалела, что не взяла с собой денег, так как мне очень захотелось пить.

– Вы к кому? – спросил скучающий в одной из очередей старичок в симпатичных, но довольно грязных клетчатых штанах. Он был похож на клошара. Старичок казался тут своим, никуда не спешил, скучал и с интересом разглядывал меня.

– К комиссару Трену.

– Ах, к этой цапле? Как только он не переломится напополам? – с чувством воскликнул старичок. – Думаете, он не ест? Как бы не так! Лопает за троих. Бочка бездонная. Наверное, глисты у него, не иначе.

– Глисты? – окончательно опешила я.

Не слушайте этого проходимца, вам на второй этаж. Двадцать восьмая комната, – сказал молодой полицейский, шедший мимо нас к выходу. – Не приставай к людям, Рене.

– Спасибо! – пискнула я, не без труда отрываясь от цепкого, как клещ, старичка-клошара. Он продолжал что-то нести мне вслед, не желая прерывать разговор, но потом на него снова прикрикнули, и он наконец утих.

Я мигом взлетела по лестнице и быстро нашла двадцать восьмой кабинет.

Второй этаж был куда тише и спокойнее, сюда не долетала шумная суета приемной. В кабинете царила тишина. Трое в штатском таращились в свои компьютеры, а один из них еще и жевал. Он не глядя опускал руку в огромный пакет с чипсами и с громким хрустом отправлял себе в рот очередной кругляшок. Он-то и был мой Трену, я поняла это сразу, благодаря «ориентировке» клошара, кстати, довольно точной. Тощий и длинный, а вовсе не толстячок-балагур, как мне подумалось сначала. Действительно, того и гляди, переломится пополам.

– Месье Трену? – спросила я.

– А вы, должно быть, мадам Синица? – уточнил он, не переставая жевать.

– Мадам Синица сейчас снимается в каком-то французском фильме. А я – мадемуазель, ее дочь. Вы можете называть меня Даша?. – Я сознательно поставила ударение на последний слог, зная по опыту, что все равно эти французы перековеркают мое имя. Он заговорщически глянул на меня.

– А вы зовите меня комиссар, ибо так нам диктует ее величество Инструкция. Как добрались? Вижу, бежали ко мне сломя голову??

– Моя голова в порядке, – заверила я его, хоть это и было не вполне правдой. Голова болела зверски. А ведь мне предстояло отвечать на вопросы, ответов на которые у меня не было. – Мама сказала, вы нашли вещи Сережи? А где же он сам?

– Этот вопрос меня и мучает, многоуважаемая Да?ша. – Комиссар сделал ударение на первый слог, и я вздрогнула. Если он знает, как правильно произносится мое имя, то, вероятно, ему известно про меня и многое другое.

– Прямо-таки мучает? – усмехнулась я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Ваша мама сказала, что Сережа вас очень любил, – сообщил комиссар.

– Она действительно так сказала? – удивилась я.

– Почему вам кажется это странным?

– Мама Сережу едва знала, почти не замечала его существования, и уж точно не одобряла наших отношений. Странно, что она так сказала. Возможно, это из какой-то роли, – бросила я, даже не пытаясь скрыть раздражения.

– Кажется, вы не в самых лучших отношениях с матерью?

– С чего вы взяли? – Я знала, что мои слова прозвучат несколько агрессивно, но не смогла сдержаться.

– Ни с чего. Так, предположение – ложное, как я вижу.

– У нас с ней хорошие отношения, но вы не должны забывать, моя мама – актриса, и иногда то, что она произносит, может оказаться отрывком из сценария. Порой мне кажется, что мама давно потерялась среди кучи созданных ею персонажей. Она и на меня смотрит по-разному – в зависимости от того, в каком проекте на данный момент участвует.

– Тогда, вероятно, сейчас она снимается в триллере, – многозначительно сказал комиссар. – Только вот некоторые вещи, сказанные ею, все же подтверждаются.

– Видеозапись? – догадалась я, бледнея. Я так надеялась, что этой записи не существует, и пришла сюда, в полицейский участок, чтобы убедиться в том, что ее нет.

Комиссар не ответил на мой вопрос, только посмотрел на меня пронизывающим насквозь взглядом.