Золотой миллиард

– Хлеб, пирожки, булочки, мука, каши. Всё будет. Подвезли новую маслобойку. Запечатанную. На складе у Катьки лежала среди барахла.

– Отлично, – сказал Иван.

– Да, масло, сыр. Все сытые будут. Когда вижу, как пацаны мои едят, так душа радуется. Сам помнишь, как в первую зиму крыс и желуди ели. Сейчас-то хорошо. Только работать надо, не лениться. Бабоньки наши с детьми клубнику выпололи. Скоро картошку окучивать, – вдруг появились в голосе мэра добрые нотки и Суровин понял к чему весь этот разговор.

– Ты знаешь, мы та не пряники едим. Люди должны выходить отдохнувшими.

– Тсссффф, – презрительно фыркнул Витек, – дрыхните пол службы. Давно вас за стену отправляли-то? Эти твари сами не сдохнут.

– Да, давно не отправляли, а отправят – пойдем. Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…

– Вечно твои шуточки дурацкие. Ну помоги с картохой!

– Я тебе с последнего взвода двух бойцов с бронью отправил. Трактористы, слесаря, двадцать человек с маленькой Исты. Справитесь! Окучите. Мы не знаем, чего ожидать в каждый выезд, поэтому всегда должны со свежими силами. Вопросы есть?

– Не дашь, – протянул Витек, глухо выдохнув. Грунтовая дорога свернула влево к березовой роще, где скоро, спустившись по пологому скату процессия дошла до чудного, маленького водохранилища с золотым песочком и дети в один момент бросились бежать вперед, весело подпрыгивая и крича «Ура!» Остановить бунт непослушания и озорства не представлялось возможным, обеспокоенные мамы и папы прибавили шагу, чтобы убедиться в безопасности воды и берега. Водохранилище искусственное, не глубокое, прогревается хорошо, и нет обрывов. Райское местечко в свое время входило в стоимость обустройства загородного поселка. Мэр всё планирует разводить здесь рыбу – вот если его взвод окучит картошку, так сразу после этого отправится искать мальков.

– А что там с этой дырой?, – под визг ребятишек спросил мэр. Иван нахмурился, соображая, о чем речь.

– Тебе какая разница? Спокойно занимайся Истой.

– Вот дать бы тебе в морду!, – вспылил Витек и развернулся к собеседнику. Иван завел правую руку за спину, уравнивая возможности, и сказал: – Ну дай. Только я отвечу.

– Аааааааа, – осуждающе протянул Витёк, – инвалида бить будешь.

– Инвалид у тебя в голове сидит. Честное слово: прекращай, давай. Ходишь, одна рука есть, третьего вон с женой родили. Нормально всё. Не нашёлся круг. Нет его.

– А ведь это люди пришли с запада, – немного подумав и кивнув своим мыслям, сказал Подбережный, – тайно пришли. А Серов-то что сказал?, – блефовал Витек, решив, что капитан Суровин что-то недоговаривает.

– Не вызывал.

– И знаешь почему. Всё потому же. Живешь с американкой: вот и затолкали к стене, несмотря на все твои заслуги, а нашел бы русскую девушку, всё бы по-другому было.

– Меня всё устраивает.

– И этот, – завелся на любимую тему Витёк и кивнул на Джека, – на девок посматривает, давно за Катькой кладовщицей вашей бегает: куда она, там обязательно Ромео этот нарисуется. Письма под ее дверь подкладывает.

– Откуда информация?

– Проверено: Нинок рассказала, соседка твоя: без прослушки, без камер, всё как-то знает. А Катюха молодцом, держится: у американца обе руки целые, пусть тренируется. Пусть будет благодарен, жить тут разрешили: сидит вон на солнышке, улыбается, дышит, а сколько людей погибло от этого их вируса, подумать страшно. Мы, наверное, никогда не восстановимся в прежнем количестве, – говорил мэр, взглядом, зло прожигая мирно лежащего на песочке Джека. К нему подошел Щукин, поздоровался, посадил на шею такую же огненно-рыжую дочку, как он сам, и отправился купаться, а Витёк продолжил гневную речь: – Всё из-за них, шлют свои сообщения: мол, виновные наказаны, заговор, безумный доктор Паблутти приговорен к двумстам миллионам смертельных казней. Понятное дело врут, чтобы нащупать выживших, и еще разок вдарить новым достижением прогресса, а потом что-нибудь придумают, на кого-нибудь свалят. А мы не устоим, Вань: последние пятнадцать миллионов русских. Кто поможет? А этот сраный золотой миллиард уцелел: привились, говорят, от ковида, а оно на частице купира было сделано, вот и уцелели. Даже китайцев по пальцам пересчитать можно. А ты с двумя руками ни картошку окучить, ни узнать у Серова, что к чему не можешь. Серов далеко, а мы тут почти у самого края сидим и позволяем этим расхаживать! Всё из-за своей девки…

– Витя!, – жестко одернул Иван, и они схлестнулись взглядом.

Подбережный расслабил кулак, грустно улыбнулся, достал из сумки из-за плеча бутылочку с водой с откидной крышкой, отпил и подождав пока гнев уляжется ровной рекой ада, сказал: – Я та старая злая собака, что давно не кусается, только громко лает, а вот твой лейтенант – боевой пес, – сделал паузу Подбережный, отхлебнул воды и на вопросительный взгляд, пояснил, – я на днях заселил их с братом в один дом. Туда, на аппендикс, где отдельно семь домов стоит. Говорю: пока не женаты, так поживете, вдвоем. А они довольные. Младший там в играх постоянно, а старший, – прищурился Подбережный, ожидая реакции, – весь в наколках. Черт с рогами и паутина, кресты, но это не зоновские наколки. Нацик как есть. Вот он воробушка нашего запросто грохнет, проблемы потом будут: объяснительные писать, землю копать…а у меня картошка! У меня людей нету.

–…., – капитан Суровин от неожиданности качнул головой и растерянно посмотрел на Джека.

– А поперли его с ядерного объекта, потому что голландцу какому-то челюсть поправил. Вот и думай, как провести боевое слаживание американца и нациста, а я пойду, искупнусь. Денек отличный, сегодня квас должны подвести, давно кваска не пил, – бубнил Витёк, не спеша спускаясь к воде.

– Нацист? Может просто сатанист? Ошибки молодости.

– Да, да, – усмехнулся Витя и, проходя мимо Джека, поддел ногой песок и слегка обсыпал его. Джек сидел в пол оборота и «застрял» глазами на купающихся девушках, среди которых к слову была и Екатерина, и, наверное, даже не заметил этот жест недовольства его происхождением.

Больше в тот день Иван с мэром не разговаривали. Витька сначала подсаживал пацанят с плеча, а потом у висячей ивы на том берегу руководил работами по «установке» машинного колеса на веревку. С него все начали раскачиваться и прыгать в воду. Три часа пролетели незаметно, да и что такое три часа для летнего денька возле воды, да на песочке, так: успеешь искупнуться и открыть детективчик. Возвращение домой проходило под детское: – Нууууу, нет, только пришли. Давайте еще немного покупаемся.

Двое мальчишек устроили откровенный демарш и отказались выходить из воды. Только когда большая часть процессии поднялась по склону и скрылась из виду, они поддались на уговоры Джека и девушек, среди которых случайно или не случайно оказалась Екатерина Зотова. Домой Иван вернулся с дочкой и четырьмя литрами кваса в двух коричневых бочонках. Ценнейшая тара, удобная. У него были карточки на новую тару, поэтому им не пришлось идти домой за бочонками и ждать, когда всем разольют квас, вызвавший в жаркий денек небольшой ажиотаж. Терпкий напиток после прогулки на солнце и пяти лет «сухости» подарил мягкое опьянение.

– Интересно, что будет, если добавить кефир? Или не стоит смешивать, – подумал капитан и зажмурился от удовольствия и вкусовые сосочки прямо, как в старой рекламе завизжали от восторга, а память тянула воспоминания из старого, доброго Питера.

– Стоит мой город, одинокий. Летний и пустой. Дома разрушаются, по мощеным улицам бродят волки, а зайцы щиплют травку и ищут убежища. В Эрмитаже портятся картины великих мастеров прошлого: выжившие среди человеческой темноты и принесшие свет, они стали жертвой купир-35. Прямо, как в американских фильмах-катастрофах: то ли накаркали, то ли предупредили, поди разберись. Можно ли сказать, что город умер? Человеческая мысль возвела много городов, создала новые формы и как питерец, он, конечно, скажет, что родной город – особый, но так про любой город можно сказать, у каждого появляется свой шарм и очарование. И ведь самое странное – города, это человеческое создание не умерло в миг, не исчезло без своих создателей: продолжает жить теперь уже своей, самостоятельной жизнью, как съехавший от родителей ребенок.

Сосед Тимохин принес крепление для качелей, которые Иван на прошлой неделе просил сварить. Сам Иван выручает, когда нужны работы по дереву: доски напилить, отшлифовать, покрыть лаком. Это быстро. А со сваркой не любит возиться, а Тимохин в этом деле мастер. Идеальный сосед скуп на слова: вместе они повесили качели в саду для себя и на площадке перед домом для всех соседских ребятишек. Тимохин глянул на медвежонка и как-то незаметно ушел по своим делам: он всегда уходит незаметно, вроде только что здесь стоял, Иван зашел за угол сарая, вернулся, Тимохина и след простыл. Остается удивляться, откуда у бывшего сварщика и водителя большегрузов и тракторов аристократические манеры. А Ивану так похорошело с кваса, смешно сказать – с кваса, что он залез в гамак и с чувством хорошо сделанной работы наблюдал, как Аня с Тимохинскими девчонками качается на качелях, прыгает на батуте, играет в кукольный домик, сделанный вот этими руками.

– Это место сделал я! Для себя и своей семьи! На зло всему и вся создал, чтобы жить и наслаждаться вот такими моментами.

Красота, конечно. И можно было бы наслаждаться, если б не дыра в стене. Вот эта дыра ровно как египетские пирамиды: на первый взгляд ничего страшного: ну стоят пирамиды, ну зияет дыра, а однозначного ответа, кто построил пирамиды и вырезал дыру, у человечества нет. Хочется простого, успокаивающего объяснения. Подбережный прав: с запада тайком прибыли люди. Слабо верится, что они проделали долгий, опасный путь по занятым камнями территориям ради того, чтобы выкрасть двух детей. С этим пусть военная полиция разбирается. Круг прорезали разведчики: если возьмут «языка», то скорее всего, из числа взрослых, так что стоит насторожиться исчезновению именно взрослых людей. У шпионов невероятная для выжившего мирка техника. Увы, остается предположить, что круг просто сплавили и если б они лучше осмотрели место вокруг стены именно на предмет металлических «капель», то наверняка что-то нашли. Суровин прокручивал в голове воспоминания: вокруг дыры действительно было что-то напоминающее следы плавки металла. Вот такого доведенного до расплавленного состояния металла, который потом затвердел в произвольной форме. Как упал, так и затвердел. Единственное, следов было не так много, чтобы это привлекло внимание.

Темнеет летом поздно: и погрузившись в мысли, и решая, что делать дальше и стоит ли самому вызваться к полковнику Яровому, Иван потерял счет времени. Услышав настойчивый стук в дверь, он решил, что это кто-то из соседей или Джеки не смогла достучаться, так что «прибавила громкости». Обычно она стучит тихо-тихо, а потом звонит в колокольчик на двери. Колокольчик не видно, когда стоишь напротив двери, поэтому даже не все соседи о нем знают. Девочки убежали в дом смотреть мультфильмы.

За дверью стоял лейтенант с фельдъегерскими нашивками, на дороге поблескивала на солнце шевроле нива со знакомыми номерами города Морока. В машине ждали двое бойцов, тоже из Морока: год назад проходили боевое слаживание под командованием Суровина. А вот лейтенант с веселыми, щенячьими глазами не знаком. Не местный значит.

–Капитан Иван Суровин?, – спросил лейтенант никак не вяжущимся с этим взглядом басом.

– Я, – ответил Иван.

– Лейтенант Зубров. Вам приказано явится в главный штаб вооруженных сил России Уральской республики.

– Кем приказано, – уточнил Иван.

–….., – лейтенант замешкался. Видимо забыл запомнить фамилию. Из коричневой кожаной сумки, он достал папку, глянул туда и ответил: – Полковник Яровой. Собирайтесь. Вы поедите с нами.

Глава 2

– Где-то под Екатеринбургом, – подумал Иван, молча следуя за Зубровым. Попытка заговорить с лейтенантом в вертолете закончилась односложным ответом и таким прохладным взглядом, будто у Штирлица спросили, знает ли он радистку Кэт. Перед отъездом Иван отдал дочь на «хранение» в домашний, круглосуточный садик Нины, оставил записку жене и вместе с фельдъегерем отбыл до полузаброшенного, частного аэропорта Морока, где их уже ждал вертолет. И после часу лету он сел на площадке в поле у кромки побитого недавним градом леса, откуда молчаливые люди в парадной военной форме отвезли их в промышленную зону по всем признакам находящуюся вблизи какого-то крупного города.

Пройдя вдоль серого, бетонного забора группа пополнилась еще двумя молчаливыми офицерами – адъютантами полковника Ярового, и так они вместе зашли в полукруглый амбар. По стенам тянулись стеллажи с металлическими контейнерами. Так они прошли до середины амбара, когда Зубров свернул к правой стене и распахнул одну неприметную дверь. Внутри широкие коридоры окрашены жизнерадостной оранжевой краской. Без всякого вызова, будто кто-то следил и вел их по камерам наблюдения, распахнулись двери лифта, тихо заиграла «Катюша». Иван раньше бывал в главном штабе, и то место выглядело по-другому, так что можно предположить, что генеральный штаб поменял расположение, а может постоянно меняет. Ехал лифт вниз, ехал недолго и скоро двери открылись в широкий просторный коридор, со светящимися потолками. Здесь Зубров свернул направо. Что интересно: по левой стороне коридора двери во внутренние помещения двухстворчатые, тяжелые и широкие и видны намного реже, чем двери по правой стороне, которые и вовсе прозрачные. Через них видны люди в белых и оранжевых костюмах. За следующей дверью промелькнул привязанный к столу камень, а за другой несколько камней находились в полупрозрачных капсулах. И самое ужасное заключалось в том, что оружия у Ивана с собой не было никакого. Даже обреза!

Разум рвал и метал, кричал, орал диким воплем, что нужно что-то делать, нужно искать оружие. Суровин уговаривал этот мятежный, не сговорчивый разум, что вот рядом идут люди с боевыми пистолетами, а значит и он вроде как не с голыми руками. И не удержался и обернулся на следующую дверь и увидел расчлененного камня: руки, ноги, голова, тело по отдельности прикреплены к стене и похожи на обучающее пособие. Не надо быть особо умным, чтобы понять, что всё это вместе – лаборатория по изучению зомби-камней. Джеки была бы счастлива здесь работать: применить свои знания для спасения уцелевших людей. Ее доброта и невысказанное чувство вины за профессора Паблутти толкают ее на разговоры о том, что если бы она попала в команду исследователей камней, то сделала бы всё возможное и всё в таком духе и синие глаза зажигаются каким-то болезненным энтузиазмом, который знает, что обречен. В больнице-то позволили работать и то хорошо. Даже прекрасно.

За прозрачными дверями последовала прозрачная стена. А за этой стеной два бородатых биолога дымят самокрутками. Курилка тут у них значится, для самых ярых табачных адептов. Говорят в теплицах много чего выращивать стали, но курильщики давно пережили все никотиновые ломки и в магазинах сигареты по карточкам не купить, так что хлопотное это дело. А эти двое сидят, дымят.

Дальше тоже были прозрачные стены, и коридор стал вроде как шире. В просторных помещениях находилось незнакомое Ивану оборудование, стеллажи, техника, колбы, микроскопы и когда коридор свернул направо у дверей теперь уже белых, стоял караул. Зубров сказал доложить о них, тогда один из караульных ответил: – Вас ждут, – постучал два раза в дверь и распахнул ее.

Первым делом Суровин заметил светлые стены и смешариков. Смешарики, понятное дело, нарисованные. В угол убраны низкие, детские столы для дошколят. За широким, длинным полукруглым столом сидели полковник Яровой и генерал Серов. За ними – еще двое адъютантов, и майор Крыжовский, который подал генералу папку и отошел ко второй двери.

Генерал Серов вроде и есть, и вроде его и нет: он как настройщик музыкального инструмента вмешивается тогда, когда появляется разлаженность, а когда всё звучит отлично, то внимательно слушает и потирает пальцами. Так его в народе и изображают: сосредоточенным, как ястреб и потирающим большой и указательный палицы правой руки. Серов взял на воспитание восемь сирот, и это помимо своих двоих родных детей. Ну как взял: при такой-то работе, понятное дело, жена больше возится. Про двух девочек-близнецов он в интервью рассказывал, как остановился при осмотре Макеевки возле дома с разбитыми окнами – так только камни на прогулку выходят, зашел в дом, а там, в кроватке девочки уже очень слабенькие, еле глаза открыли от голода. Погибли бы: деревня-то обезлюдела.

Заслуги генерала велики. Цепь его верных действий привела к тому, что Урал устоял в биологической катастрофе. Внешность у него даже не знаешь, как описать: вроде всего в меру и ничего лишнего нет, и вообще когда смотришь на него, не можешь оторваться от серых, выдержанных в растворе мудрости глаз. По службе Иван больше пересекался с Яровым, в котором природная харизма удачно сочетается с острым языком. Такая сволочная личность определенно должна быть в каждом штабе. Решением Ярового к Ивану погоны и прилетели. Хотя время было тяжелое, сонный, уставший, после тяжелых суток, Иван вынужден был слушать инструктаж и что-то запоминать, потому что полковник не терпел в ближайшем окружении людей без погон, кажется, они вызывали у него «дискомфорт и жжение». Вроде как тоже полезные люди, но немного недоделанные: вот погоны оденем на всех, и считай день по фэншую прошел. Из детей у него один парнишка получается, лет десяти, которого он везде где только можно с собой возит, а женщин, наоборот, много. Его личная жизнь недавно по всему Уралу пролетела видео по телефону, где законная жена Ярового таскает за волосы какую-то девицу и сразу заговорили, что из-за ревности . Тьфу – телефонные камеры – зло!