– Зачем ты меня сюда привёз? – голос прозвучал сдавленно.
Должно быть, организм решил взять своё. Даня убавил громкость, и я, убаюканная музыкой и монотонностью дороги, задремала.
– Ты не говорила, куда тебе надо.
– А ты не мог спросить?
– Мог, – ответил он, посмотрев на дом, порог которого я не переступала семь лет. – Но зачем мне было усложнять себе жизнь?
Вот же мерзавец! Я чуть не зарычала, прекрасно понимая, что он специально не разбудил меня.
– Боишься? – он кивком показал на дом.
– Мне нечего бояться.
– Но ты всё равно боишься. Что, не зайдёшь?
– А вот брать меня на слабо не надо. Мы давно не дети.
Решительно открыв дверь, я вышла на улицу. Ещё немного, и разговор перешёл бы в грызню. Хуже всего, что Данил был на коне, а я… Да, чёрт возьми, мне было не по себе! Мама вышла замуж за отца Данила, когда я была подростком. Тот перевез нас сюда и сказал, что теперь это и наш дом. Но сколько бы ни прошло времени, я не могла отделаться от ощущения, что дом принадлежит отцу, что хозяин тут он.
Уже не так смело я прошла по дорожке, вдыхая лёгкий цветочный аромат. Лучше бы было вызвать такси и уехать домой, тем более что мама с Мироном ждали в квартире. Но Данил шёл позади, и это не оставляло мне выбора.
– Всё-таки решилась? – на его губах не было усмешки. Но я чувствовала – он усмехается.
– Мне не на что решаться.
Боже, как же я врала! Ругала себя, что, как девчонка, повелась на провокацию. Но в то же время… Стоило ли продолжать прятаться? Рано или поздно нам с отцом придётся откровенно поговорить. Не может же так продолжаться вечно!
Маме я позвонила сама, через несколько месяцев после прилёта в Штаты. Мирон только-только появился на свет, и я, оставшаяся один на один со множеством проблем, практически без денег и с огромным чувством вины, не выдержала. Через четыре дня мама уже сидела в крохотной съёмной студии с Мирошкой на руках и смотрела на меня, а я не могла сдержать слёз облегчения. Просить прощения было бессмысленно – разве могли слова вернуть ей сына, погибшего из-за моего легкомыслия? Нет. Но я просила и надеялась, что когда-нибудь, посмотрев ей в глаза, не увижу боли.
***
Обычно отец уходил на работу рано, так что существовала большая вероятность, что мы с ним не встретимся. Но мне всё равно было не по себе.
Стоило зайти в холл, и меня тут же окружили знакомые запахи. И вещи. Зеркало в холле, керамические фигурки на полке – всё было на своих местах.
Данил бросил на тумбочку ключи от машины, и я опомнилась. Заставила себя отвести взгляд от ведущей на второй этаж лестницы.
Неожиданно до меня донеслись голоса.
Не может быть.
Но не успела я сделать и шага к кухне, навстречу выбежал…
– Мама! – бросился ко мне Мирон. Вслед за ним появилась мама. Моя мама.
Растерянная, она держала в руках венчик и не сводила с меня глаз.
– Мы с бабушкой завтрак готовим! – ничего не замечая, оповестил меня сын и только потом обратил внимание на Данила. – Ты кто?
– Я тебя о том же собирался спросить, – отнюдь не дружелюбно отозвался братец.
Хотя слова были обращены к Мирону, отношение к нему они имели посредственное. Обернувшись, я встретилась с Данилом взглядом. Брови его сошлись, по лицу пробежала тень. В воцарившейся тишине мы молча смотрели друг на друга до тех пор, пока не вмешалась мама:
– Завтрак будет через пять минут. Я накрою на четверых.
– Я не буду завтракать, – резко бросил он маме. – Это твой сын? – уже мне.
Присутствие мамы и Мирона ему было ни по чём. Назревающий шторм грозил катастрофой.
– Агния, – начала было мама, подойдя ближе, но я не дала ей договорить.
– Уведи Мирона в кухню, мам.
Как они оказались в доме, когда должны были остаться в квартире, я не имела понятия. Вернее, имела, но подумать не могла, что мама, не сказав мне ни слова, привезёт сына сюда! Теперь же я смотрела в почерневшие глаза его отца и готовилась к битве.
Наступление не заставило себя ждать. Больно сжав мой локоть, Данил протащил меня через весь коридор. Упираться было бессмысленно. Я едва успевала переставлять ноги. Упала бы – он бы и не заметил.
С грохотом захлопнув за нами дверь кабинета, Данил швырнул меня в кожаное кресло. Я ударилась о спинку, кресло проехалось, врезалось в стену и остановилось. Руки Данила оказались на подлокотниках по обеим сторонам от меня, глаза свирепо блеснули.
– Сколько ему лет? Отчеканивая слова, спросил Данил, и это заставило меня вжаться в спинку кресла ещё сильнее.
Я молчала, хотя это было глупо.
– Сколько, мать твою?! – рявкнул он. – Почему ты ничего не сказала?
– А что я должна была сказать?! – взвилась я, чуть придя в себя. Попыталась подняться, но он тут же толкнул меня обратно. Убрал руки, но продолжал возвышаться надо мной.
– Что у меня есть ребёнок!
– У тебя нет ребёнка, – отрезала я. – Нет и никогда не было!
– Н-да? – его голос стал опасно вкрадчивым. Он опять склонился надо мной. Невзначай коснулся моих волос.
Мне стоило больших усилий не отстраниться от него. Исходящая от Данила энергия подавляла волю, сметала защитные барьеры, рушила оборонительные стены и превращала меня в беспомощную девочку.
– Да.
– Хочешь сказать, отец твоего сына не я?
И тут во мне что-то сломалось. Обида, переживания, ожидание – всё вырвалось наружу. Но не со слезами, а с яростью.
– Не ты, – ответила я с уверенностью, не отводя от него взгляда. Откуда-то появились силы для противостояния.
– А если мы это проверим?
– Ты можешь проверять, что хочешь, Данил. Ничего не изменится. – Не обращая на него внимания, я встала. Выпрямилась и смерила его решительным взглядом. – Мирону ты никто.