– Лин, я извиниться хочу.
– За то, что с Максом спала? – хмыкнула, не желая слушать.
– За то, что выгнала тебя из своей квартиры. И за то, что накричала. За слова свои. Прости. Я не хотела, – она взяла с подноса чашку, но к губам так и не поднесла. Покрутила в руках и вернула обратно. Вздохнула. – Послушай, – нагнувшись, заговорила, понизив голос: – До Козельского-младшего мне вообще нет дела. И никогда не было.
На самом-то деле и мне теперь до Макса дела не было. Он появлялся на сессии один раз. Да и то, по всей видимости, для того, чтобы передать конверт с «пожеланиями всего наилучшего». Ни на меня, ни на Инку он внимания не обратил. Хотя… нет. Все же на меня он кинул взгляд – полный превосходства и презрения. А после забрал одну из девочек-первокурсниц и укатил с ней в неведанные дали. Меня ещё тогда удивила реакция Инны. Она смотрела на Макса без ревности, но так, будто он был ничтожеством, не достойным её внимания.
И вот теперь я сама смотрела Инне в глаза, и отчего-то былая уверенность в её предательстве испарилась.
– Ты можешь поклясться, что у тебя с Максом ничего не было, что те часы вовсе не его.
– Не его, – тут же ответила Инна. – Я клянусь, Миронова. Мне интересны… скажем так, мужчины другого рода, – губы её изогнулись в невеселой ухмылке.
Я сделала глоток уже порядком подостывшего чая.
– Тогда и ты меня прости, – сказала, положив телефон на стол.
– Мир? – протянула мне мизинец.
– Мир, – улыбнулась я, скрещивая его со своим.
– Я к чему весь этот разговор затеяла, – вмиг оживилась Инна. Перекинула за спину заплетенные в тугую косу тёмные волосы. – Возвращайся ко мне.
– Нет, – замотала головой, уверенная в том, что это плохая идея.
– Почему? Неужто помирилась со своим папочкой и его новой пассией? – фыркнула Инна.
– Нет, – вздохнув, я положила руки на стол и добавила: – Но мои проблемы – это мои проблемы, Инн. А у тебя своя жизнь, и я не хочу мешать. Не хочу, чтобы ты своего таинственного мужчину по шкафам, да на балконе от меня прятала, – Инна засмеялась, я тоже не удержалась от улыбки. Но продолжила говорить вполне серьезно: – К тому же, у меня, в конце концов, есть свой дом. Своя комната. А ты… тебе я и без того едва проблем не принесла.
– Каких проблем?
– В тот вечер… с Громовым, я чуть ужин не сорвала.
– Ну он скотина редкостная, конечно, – нахмурила брови Инна. – Так что я бы тебя не стала винить, если бы ты ему даже вмазала по роже пару раз.
– Не такой уж он и плохой, – выговорила я прежде, чем осознать, что это вовсе не те слова, которые я хотела бы сказать Инке. Пусть она мне и подруга, и все же… Но слово не воробей…
В глазах Инны вспыхнул интерес. Она по лисьи улыбнулась и, склонившись ко мне еще ближе, буквально прошептала:
– Так, Миронова, с этого момента поподробней.
– О чем ты? – попыталась сыграть в дурочку, но Инна не повелась.
– Запала на него, да? Слушай, я бы тоже запала, если бы не… не мой мужчина. Громов ничего такой. Совсем ничего.
– Только что он был скотиной редкостной! – воскликнула я.
– Но это не мешает ему быть красавчиком, – заметила Инка, не сводя с меня красноречивого взгляда.
– Он женат.
– А это проблема, – Инка откинулась на спинку, перестав рассматривать меня. Дав выдохнуть. – Но решаемая, – пожала плечами, довольно улыбаясь.
Я устало покачала головой. Допила остатки чая и, взяв со стола салфетку, завернула в неё так и не съеденную булку, сунула в сумку.
– Я, пожалуй, домой пойду.
– Может, встретимся вечером? – предложила Инна. – В кино сходим. Я заплачу!
– Нет, – помотала головой и поднялась. – Как найду работу, тогда и сходим. Не хочу быть тебе должна.
– Ерунда, Миронова!
– И всё же.
– Ладно, – Инна взяла с подноса вилку и пододвинула тарелку с салатом из свежих овощей ближе. – Тогда завтра давай просто погуляем. Хорошо?
– Хорошо, – улыбнулась. Подошла к ней и обняла. – Спасибо тебе, Инн.
– Не за что. Глупая ты, Миронова. Иди уже! – легонько оттолкнула меня.
Взгляды наши встретились, мы друг другу улыбнулись, и я поспешила уйти. На глаза наворачивались слезы. Гормоны, черт их подери! А ещё радость и огромное облегчение от того, что у меня снова есть Инна.
День уже близился к вечеру, было темно и холодно. Дом наш находился в пятнадцати минутах ходьбы от станции метро, но сегодня я пролетела это расстояние минут за десять, подгоняемая морозом. Влетела в подъезд и только там смогла снять перчатки.
– Блин, – пальцы занемели, я подула на них, пытаясь хоть немного отогреть. – Скорее бы весна.
Поднялась на десятый этаж, открыла дверь и тут же услышала доносящиеся с кухни голоса. А судя по обуви, выставленной на коврике рядом с дверью, в квартире находилось человек пять. Не считая отца и Аллы.
Даже спрашивать не хотелось, что за праздник. Быстро разделать, зашла в ванную, чтобы умыться и вымыть руки, и тут в глаза мне бросился стоящий на стиральной машине тазик. Тазик с отцовскими вещами и сверху… сверху моя белая футболка, ставшая синей.
– Вот дрянь! – расправив любимую футболку, служившую мне ночной сорочкой, я бросила её обратно в таз и выскочила из ванной, намереваясь высказать этой суке всё, что я о ней думаю. Ведь специально же сделала! Но перед закрытой дверью в кухню я остановилась. Послышался громкий хохот, а после звон бокалов.
– Нашли место праздновать, – прошипела себе под нос, всё же решив повременить с разборками. Ушла в свою комнату, закрыла дверь на ключ и упала на диван. Снова хотелось есть. В холодильнике стояла моя гречка и кусок курицы. Если, конечно, эта мымра не выбросила, как делала уже несколько раз, потому что «испортилось»!
Вспомнив про столовскую булку, я достала её из брошенной рядом на полу сумки и откусила. Затем снова. Умяла за несколько секунд и еле проглотила последний кусок. Всухомятку есть не самая лучшая затея. Но выйти из комнаты…
То ли мои мысленные призывы свалить нахрен были услышаны, то ли ещё что, но вся гуляющая орава выгребла из кухни в прихожую. Аллочка хохотала и распевала песни, кто-то травил пьяные анекдоты так громко, что у меня едва не заложило уши. А потом вдруг входная дверь хлопнула, и в квартире наступила тишина.
Уж не знаю, куда они ушли, может, решили слепить снеговика на детской площадке, кто их знает.
Я осторожно выглянула за дверь, а после, удостоверившись, что в коридоре не осталось никого, разве что грязь от ботинок, направилась в кухню.
– О, красавица! – вздрогнула, услышав, как за моей спиной вдруг закрылась дверь.
Резко обернулась и увидела мужчину. Довольно высокого, широкоплечего, с тёмной щетиной и густыми чёрными бровями. Он стоял, привалившись к стене рядом с кухонной дверью, тем самым отрезая мне путь обратно в комнату. И улыбался. Даже скалился. Недобро. Глаза его лихорадочно блестели, он осматривал меня так, будто я кусок сочного стейка.
– Пропустите меня, – сделала шаг к двери, но он не дал пройти.