Обязана быть его-2

– Соня… – прошептала я. – Как же Соня?

– Забудь о ней, – зло выплюнул он.

Мне подумалось, что я поняла что-то не так. Вроде бы услышала его, но…

– Забыть? – шёпотом переспросила я, заставив себя окончательно открыть глаза.

– Ребёнок мне нужен был для статуса, Дарина, – проговорил Эдуард всё так же зло.

– Но она твоя…

– Мне не нужны дети, – оборвал он меня жёстко. Одарил быстрым взглядом. – Мне нужна только ты. Девчонка меня не волнует.

– Я? – на глаза опять навернулись слёзы. Ребёнок, которого он растил с самого рождения, ребёнок, который называл его папой… Его родная дочь. Он всегда был холоден с ней, но чтобы так… Ему нужна я? – Тебе нужна я, и поэтому ты отправил меня тогда к Демьяну, да?

Уголок его губ нервно дёрнулся, пальцы сжались на руле. Возникшая в салоне тишина была такой нехорошей, что у меня зашумело в ушах.

– Так было нужно, – сухо выговорил Эдуард, не отводя от дороги взгляда. Глаза его потемнели. За это время он похудел, и от этого черты лица стали резкими. – Я это сделал не по своей воле, Дарина.

– А по чьей? – мой голос дрогнул.

Он не ответил, всё так же смотрел вперёд, и только уголок его поджатых губ снова дёрнулся – нервно, цинично и самодовольно.

– Эдуард…

Я поспешно отогнала ворвавшуюся в свинцовую тяжесть мысль. Демьян… Пусть он и привык подчинять себе всё и вся, так бы он не поступил. Это не в его правилах. Вот только… Что я знаю о том, что в его правилах, а что нет?

Как я ни пыталась избавиться от закравшихся сомнений, где-то в глубине остался неприятный след. Тошнота стала сильнее. Нет! Я слишком хорошо знала Эдика: это его молчание, призванное вселить в меня неуверенность, заставить нервничать.

– А ты не догадываешься? – нехотя отозвался он.

– Не догадываюсь.

Вдоль обочины замелькали фонари, и свет их резанул по глазам. Вспышка головной боли вызвала новый приступ тошноты.

– Догадываешься, – презрительно, немного растянув слово, ответил Эдик. – Ты всегда была глуповатой, Дарина. Но не настолько.

– Открой окно, – не желая слушать его, попросила я, понимая, что мне становится всё хуже.

Непослушными пальцами расстегнула пальто, но воздуха по-прежнему не хватало.

Не слушать его. Главное – не слушать.

– Мне плохо. – Сглотнула слюну. Мне действительно было плохо: от мельтешения огоньков за окном, от запаха, наполнявшего салон, от его близости и той дряни, что он вколол мне. – Пожалуйста, открой окно, Эдуард.

– Потерпишь, – он резко свернул с дороги. К огонькам прибавилось несколько ярких подсвеченных витрин.

Голова закружилась, и я жадно вдохнула воняющий одеколоном воздух.

– Под Терентьевым хорошо было? – циничная усмешка. – Понравилось? Понравилось, – процедил зло, сдавив руль. – А теперь плохо, дрянь? Ничего, потерпишь.

Понимая, что лучше не возражать ему, я сделала ещё один глубокий вдох. Дурнота не прошла, даже когда я прикрыла глаза. Наоборот, стало только хуже.

Телефон Эдуарда зазвонил, и он, глянув на дисплей, ответил:

– Да, – голос его прозвучал так, словно кто-то провёл лезвием по стеклу. Может быть, это было и не стекло, а мои собственные натянутые нервы. – Да… Я закончил со своими делами. Можно сказать, и так… Нет. Утром? Хорошо. У меня к вам тоже будет одна просьба, Павел…

Разговор был мне не понятен, но я всё равно прислушивалась буквально к каждому слову. Что хотела услышать? Хоть что-то, что могло бы мне позволить найти точку опоры. Что у него в голове? Что он задумал?! В том, что Эдуард способен на всё, я уже не сомневалась. Павел… Кто такой этот Павел?

Я затаила дыхание в надежде разобрать слова этого самого Павла, но было бесполезно. Будто почувствовав подвох, бывший муж приковал меня взглядом.

– Я скоро подъеду, – сказал Эдуард прежде, чем положить трубку.

– С кем ты говорил? – тут же спросила я. Знала, что он не ответит, но попытаться стоило.

– Не твоё дело, – коротко сказал он. – Ты не дура… – сам себе. – Нет… Далеко не дура. Ты сука…

– Тогда зачем я тебе? Зачем, Эдуард? – в голосе моём мелькнули истеричные нотки. – Отпусти меня. Тебе не нужна Соня, а я… Отпусти меня, пожалуйста!

Голова опять закружилась, от слабости меня бросило в жар, сердце бешено застучало. Мне нужен был хотя бы глоток свежего воздуха. Хоть один маленький глоточек.

Отвечать Эдик не торопился. Машина снова резко свернула, и мы оказались в тёмном, освещённым только висящими над козырьками подъездов фонарями дворе. Проехав до конца дома, Эдик остановил автомобиль. Откинулся на спинку сиденья, потёр переносицу двумя пальцами.

Перед глазами у меня всё ещё мелькали огоньки. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я прижалась лбом к прохладному стеклу и тут услышала:

– Все мужчины в моей семье женились только один раз, – сказал он сухо. От прохлады мне на секунду стало легче, но едва я смогла выдохнуть, Эдуард схватил меня и развернул к себе. Пальцы его оказались на моём горле: холодные, похожие на щупальца спрута. – Только один раз, Дарина. Раз и навсегда.

– Я больше не твоя жена, – просипела я, пытаясь освободиться от его руки.

– Ошибаешься. – Не выпуская, он открыл бардачок и достал два паспорта.

Пальцы его сжались сильнее, а в голове у меня опять всё поплыло.

– Отпусти, – лёгкие жгло, паника становилась сильнее и сильнее. Чёрные точки, мелькающие перед глазами, становились сплошными полосами, огромными пятнами, губы немели.

– Пожалуйста, Эдик…

– Просишь? – чуть ослабив хватку, он провёл большим пальцем по моей шее и толкнул на сиденье. Бросил паспорта мне на колени и приказал: – Открой.

Руки дрожали, я пыталась отдышаться. Моя фотография… Назарова Алина. Назарова Алина… Открыла второй: Назаров Святослав и фотография Эдика.

– Открой дверь, – понимая, что больше не в состоянии терпеть, просипела я.

Услышала, как щёлкнула кнопка блокировки и буквально вывалилась из машины в грязь. Упёрлась ладонями в стылую жижу. Назарова Алина…

Поддельные документы, по которым я снова была его женой. Меня вывернуло наизнанку. Спазм за спазмом меня выворачивало в талый снег, а по щекам текли слёзы. Господи, не дай этому случиться! Господи…

2