Спонсор

– Тёть Маш, – в каком-то даже мне непонятном порыве я потянулась, чтобы коснуться её плеча, но она резко дернула им и рявкнула:

– Уходи! И чтобы я тебя на похоронах своего сына не видела! Ты бросила его, бросила свою семью, а ради чего?! Ради танцулек!? – хрипло засмеялась она. – Так иди и танцуй, Лиана. Танцуй, девочка.

– Лиана, я замерзла, – прошелестела Маришка мне в ухо.

Мне хотелось разреветься. Хотелось до безумия, до хрипа, но позволить себе этого я не могла. Слова тёти Маши неровными осколками врезались в сердце, причиняли боль.

Еще раз глянув на неё, я опустила Маринку на асфальт и, скинув с себя куртку, укутала её.

– Так теплее? – выдавила улыбку. Сама я осталась в одной блузке, но холода не ощущала. Ничего не ощущала, только горечь и усталость.

– Да, – Марина просунула руки в рукава и протянула мне ладошку. Я обхватила её маленькую кисть, взяла с лавочки сумочку и, не прощаясь, пошла прочь.

– Лиана, а где мама? – спросила Марина, когда мы уже прошли добрую половину больничного сквера. Я не сразу поняла, что она спросила – так была погружена в лихорадочные рассуждения о том, куда ехать, где взять денег, у кого оставить Маришку, как вылечить маму… Мысли путались, цепляясь одна за другую, но дельных среди них не было.

– Мама скоро поправится. Пока ты поживешь со мной, – распахнула железную кованую дверь и пропустила Маришку вперед.

Как только мы оказались за территорией больницы, осмотрелась в поисках остановки.

– Мы поедем домой?

– Нет, Малыш, – погладила сестру по голове. – Ты пока поживешь у меня. У меня есть комната в общежитии. Она маленькая, но уютная и тёплая, тебе там понравится.

– А потом?

– А потом… потом мама поправится, и мы что-нибудь придумаем.

Когда мы остановились у дороги, я вытащила телефон и глянула на время. Господи, почти двенадцать! Да автобусы уже не ходят, придется вызывать такси. Но деньги… Я не имела понятия, хватит ли у меня денег, чтобы добраться до общаги, и принялась шарить в сумке. После падения содержимое её перемешалось, и найти несколько банкнот мне удалось с трудом. Я была так увлечена этим процессом, что заметила остановившуюся возле нас машину только после того, как ощутила, что Марины рядом нет.

– Марина! – бросилась к сестре, с интересом рассматривающей красный, должно быть, жутко дорогой автомобиль, похожий на авто из старых американских фильмов. Сколько стоит такой, я даже думать боялась, а уж кто может сидеть за рулем …

Дверца вдруг открылась, и я инстинктивно заглянула в салон. Сердце подпрыгнуло к горлу и, пропустив несколько ударов, зашлось пуще прежнего.

– Садись, – на губах Рената играла циничная ухмылка. Небрежная поза, блеск перстня на указательном пальце… Уловив запах кедра, я рванула за капюшон подавшуюся было к дверце Маринку. Судорожно выдохнула и отпрянула на тротуар.

– Садись, Котёночек, – с нажимом повторил Ренат. Впился в меня непроницаемым взглядом, едва заметно кивнул – не милость, а приказ. – Я не съем тебя.

– Нет, – в панике мотнула головой.

Ренат Алиев… Он заставлял цепенеть от ощущения тревоги, приковывал к месту. Ухватив сестру за руку, я метнулась прочь. Меня трясло, было страшно, он пугал меня… Пугал в первую очередь своей властью, которая окутывала его. Власть, деньги… такие как он могут всё. Он может получить любую женщину, вот только на кой ему тогда сдалась я?!

– Я устала, – хныкала Марина, а я продолжала бежать вперед по тротуару, будто бы Ренат Алиев мог гнаться за мной. Как же… Когда до меня дошла вся тупость ситуации, я наконец остановилась и, тяжело дыша, выговорила:

– Скоро я уложу тебя в постель, Мариш, потерпи.

Кое-как наскребла нужную сумму и вызвала такси.

А через час я уже сидела у постели, пытаясь успокоить заходящуюся слезами сестру, голосящую, что она хочет домой, хочет к маме, и сама пыталась сдержаться, чтобы не завыть в тон ей. Как же я сама хотела к маме. Хотела в свою старую комнату, обклеенную плакатами балерин. Я думала, что жизнь моя наконец обретет настоящий смысл, я буду блистать на сцене, я буду танцевать лучшие партии в лучших спектаклях. А теперь я даже не знала, что ждет меня завтра.

Глава 4

Лиана

Утро мне тоже не принесло хороших вестей. Кому-то из живущих в общежитии слёзы Маришки не давали покоя, и на меня нажаловались. Пришедшая в комнату женщина-комендант осмотрела вначале меня, затем спрятавшуюся под одеялом Маришку, и сухо выдала:

– У нас тут не детский сад. Чтобы ребенка здесь не было, иначе вылетишь отсюда как пробка, – презрительно скривила некрасивое морщинистое лицо и молча вышла.

Делать было нечего, пришлось собирать Маринку и идти с ней на репетицию. Если сестра поспала хотя бы пару часов, я вторые сутки практически глаз не смыкала, валилась с ног, но понимала – пропущу репетицию, и кто-нибудь займет моё место. Нет в жизни балерины чего-то более важного, чем балет.

По дороге в театр позвонила маминому лечащему врачу, и он заверил, что жизни её ничто не угрожает, но снова напомнил про дорогостоящие лекарства. Мне нечего было ему сказать. Лишь то, что деньги обязательно найду. Найду…

Стоя перед огромным зданием театра, я сжимала хрупкую ладошку сестры и думала о том, что же делать. На мне была чёрная водолазка и старые джинсы – это единственное, что я нашла в гардеробе подходящего. Смерть так резко ворвалась в мою жизнь, что я не успела подготовиться. Эта мысль вызвала печальную усмешку. Подготовиться…

– А это что такое?

Как назло, в коридоре мы столкнулись с Ольгой Константиновной. Я едва в голос не застонала. Ну почему, почему мне так не везет?!

Художественный руководитель глянула на Маришку, потом на меня и вскинула тонкие брови в ожидании ответа.

– Ольга Константиновна, я… у нас… – не знала, как сказать ей, как просто сказать вслух о том, что произошло. В горле встал ком, на глаза навернулись слезы, подбородок задрожал, и я сделала над собой усилие, чтобы не всхлипнуть. Я с детства терпела такую адскую физическую боль, так неужели не справлюсь с болью душевной?! – У нас случилось несчастье, пожар, мама в реанимации, сестру не с кем оставить…

– Ты же понимаешь, что это не мои проблемы? – ответила Ольга Константиновна, но в глазах её промелькнуло сожаление, и она тут же добавила, вздохнув и снова глянув на притихшую Маришку: – Один день, Лиана. Только, пожалуйста, сделай так, чтобы твоя сестра не мешалась под ногами. У нас тут не благотворительная организация.

– Спасибо, – слабо улыбнулась я.

Один день. Хорошо. А дальше я что-нибудь придумаю.

– Зайди ко мне после репетиции.

– Хорошо, – кивнула я и поспешила убраться с её глаз.

– Кто эта тётя? – спросила Марина. Мы зашли в гримерку, я усадила сестру на свой стул. Стянула с неё куртку и повесила на вешалку у двери.

– Тётя – руководитель этого театра.

– Она злая, – сообщила Маришка, наблюдая за тем, как я пытаюсь стащить с запутавшихся волос резинку.

– Просто строгая, – с силой дёрнула, резинка-таки поддалась, и волосы рассыпались по плечам. Я всегда гордилась своими доходящими до поясницы, густыми волосами. Тяжёлые, на свету они блестели, как золото, и мне нередко делали комплименты. А ещё… Ещё они очень нравились Пашке… Я посмотрела на себя сквозь зеркало и потёрла лицо руками. Не представляла, как сегодня выдержу репетицию. Я должна начать зарабатывать. А для этого мне нужно участвовать в как можно большем количестве спектаклей. Вот только… Я понимала, – этого всё равно не хватит даже на то, чтобы снять жильё.

– Мариш, – повернулась и присела перед сестрой на корточки, глянула снизу-вверх. – Я сейчас уйду на репетицию, а ты побудь, пожалуйста, здесь, хорошо?

– Одна? – нахмурилась она. Для своих семи лет она была умненькой девочкой, но всё-таки оставалась ребенком. Ребенком, который чуть не умер при пожаре. Ей было страшно оставаться одной, я это понимала. Но…

– Да, одна.

– Я не хочу одна, – захныкала было Марина и попыталась встать с кресла, но я её остановила. Надавив на плечи, строго, насколько умела, выговорила:

– Ты должна, Мариш. Мы с тобой в очень тяжёлой ситуации, и мне нужно работать, чтобы я смогла помочь маме. А ты должна помочь мне.