Спаси моего сына

– Мне не нужно твоё позволение, Виктория.

– Знаешь, что? Я передумала. Достаточно с меня твоих угроз! На меня это больше не действует.

Достала телефон. Всего один раз я вбивала адрес этого дома, когда вызывала такси. Это было семь лет назад, но помнила я его до сих пор. Только хотела вызвать машину, Захар вырвал телефон у меня из рук и со всей силы швырнул в стену.

– Ты ч…

Он схватил меня за подбородок и сжал. Лицо его походило на каменную маску, в глазах – холодный гнев.

– Ты никуда не поедешь, Виктория, – сказал тихо и жёстко. – Из этого дома ты уйдёшь только когда поставишь моего сына на ноги. Ни днём раньше.

Захар отпустил меня, и я отпрянула от него, как от сумасшедшего.

– То есть если я поставлю твоего сына на ноги, ты отпустишь и меня, и Ингу?

– Да. Только не «если», а «когда». А теперь иди к себе. Если что-то потребуется, скажи горничной. Алёне. Думаю, её ты тоже помнишь.

***

Горничную я помнила, где находится комната, в которой жила когда-то, тоже. Приняла душ, переоделась и вернулась к Инге.

– Зайка, – бросилась к ней, увидев на полу, рядом с кошачьим лежаком. – Инга, девочка моя…

Коснулась плеча. Дочь открыла сонные глаза, и у меня отлегло от сердца.

– Ой… – Она приподнялась. – Уснула, кажется. И киска тоже уснула.

Я села на пол и подтянула к себе ноги. Инга зевнула, потёрла кулачками глаза. Глядя на неё, я тоже зевнула. За окном было ещё совсем светло, а силы подходили к концу.

– Давай ляжем в постельку?

– Угу, – согласилась дочь без раздумий.

Вместе мы устроились на кровати с балдахином.

– Мам, а сделай мне стульчик, – попросила она.

Я прижала дочь спиной к груди и согнула в коленях ноги.

– Мы всё-таки останемся тут? – спросила она сонно. – Пожалуйста, давай хотя бы немножко.

– Посмотрим.

Дочь ещё что-то сказала сквозь сон, но я не разобрала слов. Поглаживала её и смотрела сквозь тюль на решётку балкона, на серо-голубое небо. Остаться? Закрыла глаза, наслаждаясь сладким запахом детского шампуня. Если я останусь, это будет дорогой в один конец – в никуда.

***

Инга ещё спала, а я не смогла отключиться и на несколько секунд. Укрыла её одеялом и, бросив взгляд на свернувшегося в лежаке котёнка, вышла из детской. Завтра же утром мы должны вернуться в Ессентуки. Захар не имеет права удерживать нас, как бы сам он ни считал. Если будет нужно, я наряд ОМОНа вызову, но уеду сама и дочь увезу из этого дома.

В коридоре было тихо. Ни звука, словно бы дом вымер. Именно такое чувство было у меня, когда я попала сюда в первый раз.

Спустилась вниз и, идя к кухне, заметила, что одна из дверей на первом этаже приоткрыта.

– Они все уходили, – услышала голос Игната и подошла ближе.

Захар сидел на постели, сын рядом с ним.

– Пап, выгони её. Она тоже скажет, что ничего не сделаешь.

– Не скажет.

– Почему? Все говорят, что не могут мне помочь. И она тоже скажет, что не может.

Захар обнял Игната, потрепал по волосам.

Я смотрела на них и не могла заставить себя отойти от комнаты. Таким Захара я не видела никогда, не представляла его в роли отца.

– Вика тебе поможет.

– Но почему? Если те не помогли.

– Потому что она… – Он вздохнул. – Она лучше других. Я отвечаю.

***

Войдя следующим утром в кухню, я не сомневалась, что застану Захара. Так оно и оказалось.

– Ты – само постоянство, – вместо «доброе утро, как дела» сказала сидящему за столом Захару.

Судя по полной чашке, он только приступил к завтраку. Сына с ним не было. Удивительно, что он подчинял всё и всех своему распорядку.

– Расхлябанность порождает анархию.

– Анархия – мать порядка, – ответила я небрежно и включила кофемашину.

Захар хмыкнул, но не ответил.

– Я останусь, Захар, – сказала, поймав его взгляд. – Но не из-за твоих угроз, а из-за Игната. Если ты считаешь, что я могу ему помочь, я постараюсь. Но дай слово, что после этого ты оставишь нас с Ингой в покое.

– Смотря, что значит в твоём понимании покой.

– В моём понимании покой значит, что мы уедем и будем жить как раньше. Ничего этого, – махнула на окно, за которым виднелись детские качели и сад, – никаких приказов, никаких заборов. Твоя жизнь отдельно, моя отдельно.

– Договорились. Моя отдельно, твоя – отдельно.

Я почувствовала, что где-то здесь кроется подвох. Но где именно, понять не успела. Захар подошёл и протянул руку. Я вжалась в столешницу, начисто растеряв мысли.

– Хлеб, – показал он на багет.