Мажор из прошлого

– Я уезжать, это работа, – всё ясно, что Оливия просто не хочет меня видеть, поэтому сделал вид, что поверил ей.

– Нам просто надо это пережить, – сказал я умную фразу, но она получилась, как дежурная.

– Да, надо, – согласилась Оливия, я тоже встал с видом, что хочу проводить её.

Я преградил путь Оливии и взял её за подбородок, в глазах моей подруги появился страх. Я медленно потянулся к ней, изображая, что хочу поцеловать, но Оливия начала вырываться.

– Ты что, боишься меня? – я смотрел на неё с любопытством.

– Ты очень поменялся, – я не выдержал и засмеялся. – Россия тебя испортить, – не обращая внимания на мой смех, добавила Оливия.

– Как она меня может испортить, если я русский, – я отпустил её и отошёл, на смену раздражению пришла жалость к подруге, а это было ещё хуже.

– Ты быть другой, – сказала Оливия вместо до свидания и поспешно вышла за дверь.

Я бы непременно посидел и подумал о том, что произошло, но точно не сейчас.

Не успела за Оливией закрыться дверь, я сразу схватился за телефон, чтобы позвонить Владику.

Я бесконечно долго слушал гудки в трубке, по-крайней мере так мне показалось.

– Привет, – наконец я услышал родной голос и снова почувствовал себя живым.

– Я уже знаю, что случилось, Денис мне звонил, – предупредил я. – Что тебе этот говнюк наговорил? – задал я наводящий вопрос.

– Ничего нового, всё как обычно, – я понял, что Владик делает вид, будто всё в порядке.

– А поточнее? – продолжал я свой допрос.

– Сказал, что ты скоро станешь нищим, поэтому он ждёт меня и не прочь потискать, – я выругался про себя, но что-то мне подсказывало, что Владик недоговаривает.

– Ясно, что Афоня ублюдок, но я сомневаюсь, будто он только для этого тебя караулил, – я точно уже знал, что это не всё.

– Может и хотел ещё что-то сказать, но Денис ему помешал, – она продолжала упираться.

– Если ты мне сейчас не скажешь, то я всё брошу и вернусь домой, – и я был готов привести свою угрозу в действие.

– Ярик сказал, что у Романа Дмитриевича рак и он скоро умрёт, – я услышал в трубке всхлипы и соскочил с кресла.

– Никто не умрёт, нашла кому верить! – откуда Афоня вообще про отца узнал? – Не плачь, Владик! – сейчас я хотел только одного, прижать её к себе и успокоить.

– Почему ты мне ничего не сказал? – по голосу было слышно, что Владик продолжает реветь.

– Я правда хотел, только позже, тебе и так досталось, – я оправдывался и ничего такого в этом не видел.

– Как он? – шмыгая носом спросила она.

– Отцу сделали операцию у нас в городе, врачи были столичные, сейчас он здесь на реабилитации, ничего страшного не происходит, хотя речь ещё не идёт о полном выздоровлении, – я старался говорить спокойно и уверенно, но голос всё равно срывался.

– Ты ведь мне не врёшь? – Владик всё ещё говорила носом, но всхлипывать перестала.

– Нет, конечно! – с возмущением ответил я. – Я тебе выписку сфоткаю, если хочешь? – спросил я, доказывая, что говорю правду.

– Не надо, передавай ему привет, хотя Роман Дмитриевич вряд ли обрадуется, – вспомнила она отцовский негатив к ней.

– Сейчас обрадуется, я в этом уверен, – это была не совсем реальность, но я собирался сделать, чтобы так было.

Я убедился, что Владик успокоилась и пообещал, что вечером ещё позвоню.

Собираясь в реабилитационный центр, я надеялся, что оставшихся двух с половиной дней хватит, чтобы хоть как-то нейтрализовать запланированные и не очень проблемы.

Сначала я пошёл к лечащему врачу отца. С ним пришлось общаться на английском, хотя судя по имени Герберт, он был немец.

Ничего нового он мне не сообщил, но и плохого тоже, а это уже не мало.

Состояние отца держится на одном уровне, после операции, рак никак не проявляет себя, но и особых улучшений не наблюдается.

Врач с видом знатока, посоветовал вызывать у моего родителя, только положительные эмоции, желательно хорошими новостями, но где их взять не сказал.

Я зашёл в отцовскую комнату и постучался для вида.

– Ну наконец-то, Егор! – он встал с кровати, я улыбаясь протянул отцу руку.

– Ты хорошо выглядишь, – заметил я.

– Меня здесь заотдыхали, – сарказм, это хорошо, подумал я. – Ты, поди к врачу-то уже сходил? – спросил он с усмешкой.

– Естественно, но он мне ничего нового не сказал, – не скрывая, ответил я.

– Ты не представляешь, как мне здесь надоело, – с кислой миной, пожаловался отец.

– На сколько я помню, ты всегда хотел жить в Европе, – напомнил я.

– Вот именно! Я жить хотел здесь, а не умирать в одиночестве, – он отвернулся к окну, чтобы я не видел, как отец психует.

– Я вот тоже хотел вернуться в Россию, но уж точно не хотел, чтобы причиной моего возвращения, стала твоя болезнь, как-то по-другому мне это всё представлялось, – я не стал его успокаивать и говорить глупые, никому не нужные слова. – Пошли на улицу, – я посмотрел на коляску, стоявшую в углу комнаты.

– Только не на коляске! – запротестовал отец.

– Это не моя прихоть, такие правила, садись, мы отъедем подальше и ты сможешь прогуляться, – он с неохотой уселся в коляску.

– Ну, погнали! – я захохотал, поняв, что отец бодрится.

– Герберт говорит, что тебе нужны хорошие новости, у меня есть одна, но не факт, что она тебе понравится, – он обернулся на меня из коляски.

– Много он знает, что мне нужно, – недовольным тоном, отозвался отец. – Выкладывай, свои новости, – сказал он и вылез из коляски, когда мы остановились в глубине парка.

– Через две недели, я женюсь, – я посмотрел на отца и сел на скамейку.