Записки на кофейной гуще

– Бабуля, прости! Прости меня, пожалуйста, я больше никогда так не буду, – из глаз мальчика потекли слезы.

– Господи, что? Ты порезался? Покажи?

Бабушка осматривала его со всех сторон.

– Я не порезался, я разбил, – всхлипывал он.

– Тьфу ты, ерунда какая! Сейчас все уберем, – сказала бабуля, обнимая внука.

Никита почувствовал ее тепло и обмяк в этих объятьях. От бабушки пахло мятной зубной пастой и его любимым земляничным мылом. А в руке малыша оставалась заветная игрушка.

СТРАХ ЛЕЧИТСЯ ЛЮБОВЬЮ

– Господи, ну почему же так страшно? – прошептала Маша, постукивая ногтями с аккуратным французским маникюром по столу.

На фоне беззаботного щебета соседок по кабинету ее вопрос оказался и вовсе беззвучным. Спрашивала она, конечно, себя, а не Всевышнего, чтоб хоть как-то собраться с мыслями, сосредоточиться и перестать паниковать.

Она решительно села за стол. Проверила все ли на месте: журнал, несколько книг, тетради, пенал, флешка, мобильник. Все тут. Со стороны она выглядела так, будто что-то потеряла и пытается вспомнить, когда последний раз видела этот предмет. Взгляд ее то метался по столу, то останавливался. Она замирала на мгновение, а потом снова начинала барабанить ногтями.

– Машенька, у вас все в порядке? – спросила Татьяна Ивановна.

– Да-да, спасибо, не беспокойтесь, – ответила она слишком поспешно, а затем улыбнулась.

До чего же милой она становилась, когда улыбалась. Казалось, будто притаившееся внутри солнышко освещало своими лучами все вокруг.

– Удачи вам! Первая лекция как первое впечатление. Нужно сразу поставить себя, а не то эти студенты сядут вам на шею. А увидев вас с вашей ангельской внешностью, именно это они и захотят сделать. Не позволяйте.

– Спасибо, Татьяна Ивановна, я постараюсь.

– Держитесь, – коротко добавила Наталья Федоровна. И обе женщины вышли.

– Ой, мамочки… – Маша почувствовала, как ее страх трансформировался из невнятного шебуршания в животе до удушающего кома в горле. – Так, хватит, успокойся!

Она вскочила со стула. Прошлась по кабинету, посмотрела в зеркало. Выглядит хорошо. Поправила полы пиджака, повернулась, глянув на спину. Определенно все хорошо.

– Дыши глубже, Маша. Ну подумаешь, твоя первая лекция в качестве преподавателя. Подумаешь, для всего потока. Сколько публичных выступлений у тебя уже было. Сотни? Вот! Начиная со школьных докладов и заканчивая защитой диссертации. Каждый раз боялась, да. Но ничего, никто не умер, ни слушатели, ни ты. Ты знаешь, о чем говоришь. И знаешь, ради чего. Ты любишь историю. Так что иди и сделай так, чтобы и они ее полюбили.

Маша громко выдохнула, взяла вещи и только тогда увидела, что ей пришло сообщение от мужа: «Милая, ничего не бойся! Ты умничка. Люблю тебя».

Солнышко засияло с новой силой. Страх всегда лечится любовью.

НОЧНЫЕ СТРАНИЦЫ

«Тяжело быть женщиной, честное слово… как можно одновременно хотеть длинную копну нетронутых краской волос и осветленное каре, съесть коробку эклеров с масляным кремом и заботиться о здоровье, спать до обеда и быть продуктивной, в Москву и на необитаемый остров, покоя и большую семью? И ведь я не одна такая двинутая. Все, ну большинство женщин такие, я уверена. Сами не знаем, чего хотим, а когда узнаем, начинаем сразу хотеть чего-то другого или того, другого и третьего…

Вот я с чего вдруг захотела вести эти «утренние страницы», которые помогают что-то там вытащить из подсознания, направить куда-то поток мыслей, очистить разум, успокоить нервы, и бог знает, что еще. Ведь я всю жизнь утром хочу только одного – спать! Это, пожалуй, самое стабильное, что есть в моей жизни. Желание спать по утрам. Только мои двое детей с утренним сном не очень совместимы. Но их я тоже хотела. Сильно и искренне. Да и сейчас хочу. Этих своих детей, которые уже есть. Новых пока не хочу… Этих люблю, хотя иногда так же сильно хочу прибить их. И мужа. Иногда хочу прибыть. Но тоже люблю, потому и не прибила, хотя возможностей за 10 лет была куча».

Оля дернулась от скрипа двери. Кот зашел на кухню, окинул ее, как ей показалось, осуждающим взглядом, зевнул, попил воды и вышел обратно.

– Согласна с тобой, Барсик, три часа ночи не лучшее время писать под светом кухонной вытяжки какие-то утренние страницы, – произнесла она шепотом. – Хотя есть люди, которые утверждают, что три – это уже утро. Лучшее время для общения с собой, природой и высшим разумом, для медитаций… мда.

Оля продолжила писать:

«Так, нужно писать в течение 20 минут не останавливаясь. Продолжать писать, даже когда кажется, что в голове пусто. Интересно, а у кого-то бывает пусто в голове. Наверняка. Но у меня вот нет. Я вообще не могу себе представить это состояние, когда нет мыслей. Они ведь есть всегда, я постоянно о чем-то думаю, за что-то переживаю, что-то планирую, о чем-то мечтаю. Вот сейчас я думаю о том, что зря мы все-таки с мужем поленились ехать сегодня к маме, теперь придется ехать завтра.

А завтра еще у Никиты соревнования вечером. Кстати, наверное, будет лучше отвезти маме пылесос и взять ее с собой на соревнования, а потом вместе поужинать. Еще форму Кати в обед надо успеть забрать из ателье…

Как-то мои страницы больше напоминают планы на день. Кажется, я что-то делаю не так. Хотя чего уж там «кажется», точно не так. Я ж пишу не после пробуждения, а до того, как спать легла. Но что ж теперь сделать? Я должна была попробовать. Даже блокнот этот специально купила для утренних откровений моего разума… и сколько он у меня лежал нетронутым? Месяц? Да почти два. Нет, я честно пыталась, но, чтобы излить на бумагу свои мысли в течение 20—30 минут, это мне нужно встать на 20—30 минут раньше. А то и на час, на всякий случай. Попробовала теперь. Ерунда какая-то получается. Хотя психологи и говорят, что должна получаться ерунда, особенно в первый раз…».

Оля оторвала ручку и взгляд от блокнота. Глаза уже устали от того, что она писала в полумраке. Она потерла их и глянула на часы. Прошло 22 минуты. Отлично.

«Отлично. Хватит на сегодня. И вообще хватит. Я должна была попробовать. Я попробовала. Каждому свое, кому нравится, пусть пишет утренние страницы, а для меня лучшая практика – это здоровый утренний сон. И ночной, кстати, тоже. А блокнот я Кате отдам, может у нее с девичьими дневниками лучше отношения сложатся».

ВОПЛОЩЕНИЕ ЖЕНСТВЕННОСТИ

Любовь Эдуардовна была для меня воплощением женственности. Соседка моей бабушки по возрасту годилась мне в матери, то есть все время, сколько я ее знала, казалась мне взрослой. Я не видела ее молодой девушкой, не была знакома с ее родителями, да и с ней самой близкого знакомства не имела. Я лишь многие годы наблюдала за ней со стороны.