Опасные и порочные

Тимоха заходит в кухню, берет бутылку шампанского, и три бокала. Три! Прислугу, стало быть, тоже угостят.

– Возьми еды какой нибудь, и вилки! – командует он мне. И оглядев стол, кривится:

– Зачем тарелки? Мыть потом! Из контейнеров похавали бы!

– Я помою посуду! – обещаю с готовностью, показывая, насколько полезна в качестве домработницы, и добавляю – Как есть из контейнеров? Праздник же, Новый Год! Все должно быть красиво!

– Тоже мне, праздник! – кривится блондин, и выходит.

И чем он всегда недоволен?

– Тереза, давай резче! – орет он из коридора – Двенадцать почти!

И чего шумит? Для него это не праздник! Но, я сама хочу успеть выпить шампанского под звон курантов. Хоть сегодня произошли невеселые, даже трагичные события, из которых теперешнее рабство не самое худшее, но Новый Год же! Как можно его не встретить с полным бокалом? Быстро накидываю на поднос тарелки с закусками, и торжественно несу в зал. По дороге замечаю, что ружей на полу уже нет. Прибрали.

Гостиная преобразилась – все залито ярким светом, и красуется елка, воткнутая в обычное пластмассовое ведро, украшенная только мерцающей гирляндой – нашли все таки! Плазма включена, и на ней циферблат с медленно движущейся стрелкой, побирающейся к полуночи. Но, главное – призывно пылающее жаром чрево камина, возле которого лежит кучка поленьев. А мои работодатели стоят возле этого очага с бокалами. Именно стоят, хотя возле камина появились три кресла, окружившие небольшой столик, которого там раньше тоже не было – он располагался возле дивана. Три кресла! Я полноправная гостья?

– Ставь на стол! – командует Данила. Послушно опускаю поднос, Тимоха сует мне бокал, в котором уже пениться шампанское. Раздается бой курантов, и брюнет произносит тост:

– Что б такого поганого года, как прошедший, больше не было!

"Точно! Согласна!"

Мы чокаемся – молча – и так же молча пьем. Мне нужно напиться, что бы не замечать окружающего меня абсурда, и забыть, выкинуть из головы то, из за чего я влипла в такую мерзкую ситуацию. Выпиваю шампанское залпом.

Этот напиток весьма коварен, и почти сразу бьет в голову. Я кручу в руках пустой бокал, намекая, что пора бы повторить… И рассматриваю мужиков, стоящих рядом – один справа, второй слева. Они не переоделись, просто сняли куртки и обувь, и теперь находятся в почти одинаковых, обтягивающие мощные торсы футболках – Тим в белой, Данила в серой. Еще, оба в джинсах. Мужчины очень высокие, я едва дохожу макушкой им до плеч, и очень большие – прямо шкафы, состоящие из сплошных бугров мышц. Хихикаю, ибо в голову приходит стишок:

"Были у Маруси два огромных гуся – один серый, другой белый, два суровых гуся!"

Сейчас, в спокойной обстановке, с расслабленными лицами, мужчины не кажутся угрюмыми или страшными – наоборот, оба весьма симпатичные. У обоих голубые глаза, правильные черты лица, и загорелая кожа, только у Дена волосы темнее, чем у Тима. Возраст этих качков на вид – лет тридцать пять – сорок. Староваты, с высоты моих двадцати четырех! А вот фигуры их, с мощными торсами и широкими плечами, впечатляют. Одни накаченные предплечья чего стоят! Каждое толще, чем моя нога! Наверное, я выгляжу рядом с ними как дюймовочка, или, скорее, как заморыш.

– Вы братья? – спрашиваю я, окончательно осмелев.

– Угу! – кивает Данила, и добавляет – Близнецы!

– Надо же! – удивляюсь я. Для близнецов они, все же, не очень похожи.

Тимоха ставит свой пустой бокал на стол, и отходит. Наверное, за вином пошел, или водкой – что там эти бандиты предпочитает. И того и того много, видела я, в мини—баре.

Неожиданно, сильные руки обнимают меня за талию, отчего я вздрагиваю, и оглядываюсь. Заграбастал меня Тимоха, и был он совершенно голый! Данила забирает у меня пустой бокал, а Тим отступает, уводя меня от стола. А я надеялась, что тем минетом в машине все и закончиться…

Чувствую, как мужчина горячо дышит мне в шею, и чувствую, как его твердое, здоровенное достоинство упирается куда-то в поясницу. Потому, что качок намного выше меня. Тимоха пахнет не так, как его брат – здесь взрыв жгучих специй, укрощенный обволакивающей свежестью зелени. Ладони мужчины, шершавые от мозолей, сжимают мою талию, а губы касаются моей шеи, вначале осторожно, словно пробуя вкус и запах. И набрасываются, словно дикий ненасытный зверь. Тим целует уже страстно и сильно, сминая, забирая в рот нежную кожу. Его рот перемещается по шее вверх-вниз, поцелуи становятся короткими и резкими, но все такими же сильными, еще и с укусами. При этом, легкая небритость мужчины слегка царапает и колется.

"Раздражение будет! И засосы!" – обреченно думаю я.

Большие сильные ладони скользят с талии вверх, ложатся на мои груди, замирают на секунду, примеряясь к холмикам, рывком распахивают полы снегуркиного наряда, оторвав пуговицу, и опять накрывают грудь, уже обнаженную. И принимаются мять и тискать ее. Тело мужчины плотно прижато ко мне, а огромный, твердый, как камень, член продолжает упираться в спину. Тимоха наваливается, он словно вокруг меня, будто собирается смять и поглотить мою хрупкую фигурку. Я бы рухнула от такого напора, но руки мужчины, сжимающие мои холмики, удерживают, не дают этого сделать. Руки на груди, губы на шее, но начинают смещаться вниз, покрывая поцелуями спину. Я стою не шевелясь, ибо не могу, ибо стиснута, словно стальными клещами. И замечаю, что Данила глядит на нас неотрывно, с похотливым интересом, словно смотрит порнофильм. Жду, что Тимоха утащит меня в укромное место, но он, похоже, не собирается – скользнув ладонями с груди на плечи, он скидывает с меня снегурочкин наряд, опускает руки на мою талию, тянет вниз, и я уже лежу, ощущая спиной жесткий, колючий ворс ковра.

Вижу у самого лица колени Тима, и его голую грудь, с буграми мышц – мужчина тоже опустился на пол. И огромный член в презике, нависший над моим ртом. Мой подбородок обхватывает ладонь, и мужчина нажимает на мои губы большим пальцем, отчего рот открывается. Палец проникает внутрь, шарит по языку, губам, проникает глубже, почти до горла, и выскальзывает. Его место занимает член, заполнив сразу все пространство, прижав язык, которому теперь тесно и не хватает места. Рот мой распахнут чуть ли не на всю ширину, и весь заполнен ИМ. Кроме того, ковер продолжает колоться, и мне холодно – кожа покрывается мурашками, соски сжимаются и твердеют. Тимоха или не замечает этого, или принимает за проявление сексуального желания.

Член начинает двигаться, неспешно и неглубоко. Неглубоко, но из-за своих размеров даже кончик ЕГО заполняет весь рот.

– Ну давай, соси! – негромко произносит Тим – Что лежишь, как неживая?

Сосу, сжимая губами мощный ствол. И пытаюсь посмотреть, ушел ли Данила. Но Тим держит меня за голову, повернутую к нему, и взглянуть не удается. Смотрю на лицо Тимохи – оно сейчас непривычно мягкое – и отвожу взгляд. Тим убирает руку, перехватив ладонью член, и мне удается осмотреться.

Вижу свои сиськи, колыхающиеся в такт движением Тима, слышу звуки, которые издает мой рот… В полной тишине, ибо звук телевизора выключен, а треск поленьев в камине слишком негромок… Перевожу глаза, и, словно удар тока, словно пощечина – Данила стоит и таращится! Смотрит, как трясутся мои груди, и как я сосу у его брата! Меня охватывает горячая волна стыда – ну не смотри же ты, не смотри! Извращенцы чертовы!

Движения члена в моем рту ускоряется, а я вижу, как Данила быстро приближается, снимая с себя футболку. А брюк и трусов на нем уже нет. Что!? Верчу головой, выталкиваю языком член, и сажусь.

– На двоих одновременно я не соглашалась! – вскрикиваю я, и пытаюсь встать.

Тимоха кладет руку мне на плечо, и плюхает обратно на ковер, а затем ладонь перемещается на мою шею – именно на шею, сзади – и сжимает, почти смыкая пальцы на горле – не сильно, не больно, и даже нежно. Тим произносит тихо, почти ласково:

– Не трепыхайся, милая! Мы тебе плохо не сделаем! Будь послушной, и все скоро, и хорошо закончится! А будешь выделываться, или, не дай бог, укусишь за член – сломаю шею! Поняла?

И слегка сжимает пальцы, показывая, как именно это произойдет. Я киваю – куда уж понятнее! Одним трупом больше – им пофиг! Да и что я сделаю… Их двое, и они сильнее. Буду сопротивляться – действительно, сломают что-нибудь… Тим разжимает пальцы, скользит ладонью мне на плечо, и опускает меня в прежнее положение – лежа на ковре. Его член опять касается головкой моих губ, и я послушно впускаю его в рот. Ладонь Тима лежит на моих волосах, а второй рукой он держит и направляет член. Скосив глаза, я вижу Данилу, который садится возле моих согнутых в коленях ног, и начинает их поглаживать. Его руки мягкие, нежные, без мозолей, как у брата. Эта ласка была бы даже приятна, если бы не обстоятельства. Между тем, действия Тимохи изменяется – член почти вытащен изо рта, Тим хочет, что бы я ласкала только головку. И я старательно облизываю ее, целую, забираю губами, и посасываю. А Данила одним махом снимает мои трусики, кладет руки на мои колени, и разжимает их, приложив усилие, потому что я, запоздало, ибо обманута поглаживаниями, попыталась вернуть их в прежнее положение. Разжимает, широко раздвигает, и смотрит. Я лежу с разведенными ногами, выставив на обозрения распахнутую щель… Меня накрывает жаркая удушливая волна стыда, но я ничего не могу сделать, и скребу от бессилия, пальцами по ковру. Мое тело словно застыло, вытянулось, как струна, и одервенело. Зажмуриваюсь, сильно сжав веки, что бы бы не видеть своего позора.

Между тем, Тимохе надоедает игра с ЕГО головкой, и он засовывает член глубоко в рот. Теперь ОН достает почти до горла, я задыхаюсь, но Тим вытаскивает ЕГО, почти полностью, и я могу схватить воздуха. С ужасом жду двух событий: когда член во рту начнет долбится так часто, что я совсем не смогу дышать, и не смогу сопротивляться, ибо Тимоха держит мою голову, прижимая ее к ковру; и когда огромный АГРЕГАТ Данилы вонзится в мою маленькую нежную дырочку.

Этого не происходит – чувствую, как мужские пальцы лазают по сокровенному месту, и раздвигают ГУБКИ. Опять разглядывает! От стыда и бессилия издаю стон-мычание, который Тимоха, видимо, принимает за звук страсти – его ладонь перемещается мне на лицо, и ласково его поглаживает. Член упирается в горло, замирает, и пытается проникнуть еще дальше. Я задыхаюсь, пытаюсь кашлянуть, чувствую позыв тошноты, хватаю мужика за руку, держащую член, и отпихиваю от своего лица. Второй рукой, неосознанно, бью его по мощной груди. И также, машинально, на инстинктах, брыкаюсь ногами, и отстраненно, даже не испугавшись последствий, понимаю, что заехала Даниле по лицу.