Черное Солнце
Когда-то здесь кипела жизнь, но теперь осталось лишь безмолвное свидетельство человеческой глупости. Я – один из немногих, кто выжил после ядерной войны. Войны, которую начали безумцы во власти – люди, для которых кнопки запуска ракет оказались подобны игрушкам, а судьба планеты – разменной монетой. Всего лишь двенадцать стран, обладавших смертоносным арсеналом, решили судьбу двухсот государств-членов ООН. Они хотели подавить междоусобицы, «урегулировать конфликт», но вместо этого обрушили на мир наказание, которому не было оправдания. Планета умерла, словно её сердце разом остановилось: океаны вскипели, леса исчезли в огненном шторме, континенты ослепли от ядерных вспышек, превратившись в шрамы, видимые даже с орбиты.
Всё началось внезапно. В тот день небо было ясным – мирным, почти праздничным. И вдруг оно почернело, словно кто-то одним движением разлил по нему тушь. Земля дрогнула, затем содрогнулась так, что казалось – раскроется и поглотит всё живое. Оглушительные взрывы взломали тишину мира, разрывая её на клочья. Грибообразные облака вздымались над горизонтом, подсвеченные ослепительным светом – таким ярким, что он прожигал взгляд, даже если отвернуться.
Взрывы разнесли города в пыль. Там, где когда-то стояли кварталы, оставались лишь обугленные остовы зданий, похожие на скелеты гигантов. На улицах лежали тени – выжженные силуэты людей, которые ещё секунду назад жили, смеялись, дышали. Я видел, как огненная волна прокатывается по домам, превращая мою семью, друзей, соседей в бесплотные призраки, растворённые в жарком смертоносном свете. Те немногие, кто не погиб сразу, умирали позже: одни – от медленного, жгучего распада тела, другие – от жажды, для которой уже не осталось чистой воды, или от голода в мире, где поля превратились в мёртвые земли.
В первые дни я думал, что мне повезло. Я нашёл укрытие в старом бункере под городом – забытом объекте, построенном ещё в ту эпоху, когда страх перед мировой войной был не предчувствием, а политическим инструментом. Бункер был маленький, сырый, но крепкий. Внутри стояли металлические стеллажи, на которых пылились ряды консервов, упаковки сухого пайка и несколько канистр с водой. С потолка свисали толстые кабели, а в углу поблёскивал старый дизельный генератор, который со скрипом ожил, когда я дернул ручку запуска. Его ровное гудение стало тогда моей музыкой спасения, единственным звуком, что напоминал: жизнь ещё есть.
Но это было только начало испытаний.
Когда я выбрался на поверхность, мир превратился в пустыню. Земля была серой, потрескавшейся, словно гигантская обугленная панель, которую кто-то забыл выключить из жара. Песок и пепел смешались в одно бесформенное покрывало, стелющееся до самого горизонта. Растений не осталось – стволы некогда могучих деревьев торчали из земли чёрными обугленными пальцами. Трава исчезла, будто её никогда и не было, и только сухие стебли, похожие на пожелтевшие иглы, хрустели под ботинками. Животные вымерли – мёртвая тишина тяготила слух сильнее любого шума. Иногда казалось, что я слышу шорох, но стоило замереть – и оказывалось, что это всего лишь ветер играет с мусором.
Горы обломков заполнили улицы – кучи металла, камня и стекла, настолько высокие, что некоторые возвышались над остатками домов, как новые ужасающие монументы погибшей цивилизации. Между ними текли чёрные струи радиоактивной воды. Мутные, как отработанное масло, они напоминали живые раны на теле города. Любой предмет, оказавшийся в этой жиже, начинал разлагаться, будто сама вода разъедала его изнутри. Запах стоял такой едкий, что от него першило в горле.
Я всегда был вне политики. Я не голосовал за власть – не потому, что был против, а потому, что не видел смысла. Казалось: какая разница? Власть менялась, лозунги менялись, а моя жизнь оставалась прежней. Я работал, отдыхал, жил как все. До тех пор, пока однажды они – те, кто «там наверху» – не начали войну с соседями. Политики, жаждущие силы, признания и влияния, решили, что ядерное оружие – это быстрый путь к победе, к демонстрации мощи. И вот результат: это не победа, а апокалипсис, от которого некому радоваться.
Те немногие, кто выжил, стали дикими, жестокими, одержимыми страхом и голодом. По улицам бродили банды вооружённых людей, которым нечего терять. Они убивали без сомнений, грабили без стыда и забирали в плен тех, кто был достаточно глуп, чтобы попасться им на глаза. Они не верили ни в закон, ни в мораль – только в силу оружия и количество патронов.
Я столкнулся с одной из таких банд в подвале разрушенного супермаркета. Там ещё сохранились кое-какие запасы – сломанные ящики, пустые полки, редкие уцелевшие банки консервов. Они искали всё: еду, инструменты, оружие… и людей, которых можно было заставить работать или просто убить ради развлечения.
У меня было лишь мачете и старый пистолет, оставшийся со времён армии. Когда я услышал их шаги – тяжёлые, уверенные – я спрятался за грудой обломков. Металлические перекрытия и бетонные плиты укрывали меня, но я чувствовал, как вибрирует воздух от их голосов и шума ботинок. Я сжал рукоятку мачете так, что пальцы побелели.
Их было пятеро. Первый – высокий, широкоплечий, с бритой головой и самодельной бронёй из кусков металла и кожи. На его лице виднелся шрам, тянущийся от виска до подбородка, и он держался так, будто командовал остальными. Второй – худой, жилистый, подрагивающий от нервного возбуждения. Его глаза метались по сторонам, как у хищной птицы. На поясе у него висело несколько ножей разного размера.
Третий – массивный, медлительный, но опасный. Он нес огромный лом, которым легко мог проломить стену. Его тяжёлое дыхание было слышно даже отсюда. Четвёртый – молодой, возможно, бывший подросток. Лицо у него ещё почти детское, но взгляд был холодным. На плече болтался обрез, грязный, но вполне рабочий. Пятый – женщина с короткими тёмными волосами, крепкая, с уверенной походкой. В руках – автомат, прижатый к груди, как продолжение её тела. Хищная улыбка не сходила с её губ.
Они шли беззаботно, уверенные, что здесь нет равных им. Но я знал: если промедлю, меня не станет. Это был мой последний шанс выжить.
– Эй, кто-нибудь здесь? – прокричал один из них, и его голос эхом разнёсся по пустым коридорам.
Они не просто догадывались – они были уверены, что я где-то рядом. Следы моих ботинок на пыльном полу подсказали им всё.
Я медленно прицелился. Первый выстрел попал ему в голову – короткий хлопок, и командир рухнул, словно у него внезапно подкосились ноги. Остальные мгновенно напряглись, вскинули оружие, инстинктивно отскакивая в стороны.
Я не дал им времени. Вырвался из укрытия, хватая мачете так крепко, что суставы заныли. Вторая пуля нашла цель – удар в грудь второго бандита отбросил его назад, и он упал между сломанными стеллажами.
Оставшиеся трое бросились врассыпную, но паника делала их предсказуемыми. Я рванул за ближайшим – тем худым, нервным. Он пытался вытащить нож, но мачете встретило его руку раньше. Он вскрикнул, отступая, теряя равновесие, и в этот момент я ударил ещё раз, заставив его осесть на пол и больше не двигаться.
Тяжёлые шаги громыхнули за спиной. Массивный громила с ломом бросился на меня, размахивая своим оружием в широких, опасных дугах. Я едва успел уйти в сторону – лом врезался в бетон, подняв осколки пыли. Он был силён, но медлителен. Каждый его удар был мощным, но предсказуемым. Я ждал момента, когда он потеряет равновесие, и когда это случилось – шагнул вперёд, ударил мачете по его ноге, а затем толкнул всем телом. Он рухнул, потеряв хватку, и я выбил лом из его пальцев.
Последняя – женщина с автоматом – открыла огонь наугад, пытаясь попасть хоть куда-то. Грохот в узком помещении оглушал, эхо ранило слух не хуже пули. Я упал за перевёрнутую тележку, ожидая, пока магазин опустеет, и лишь когда оружие щёлкнуло пустым затвором, поднялся. Она пыталась перезарядиться, но руки дрожали. Наши взгляды встретились – и я понял, что она понимает исход. Мачете ударило быстро, без лишних движений. Она упала рядом со своей тенью на пыльном полу.
В конце концов я остался стоять среди тел, тяжело дыша, ощущая металлический привкус крови на губах и дрожь, пробегающую по всему телу. Я победил – но это не принесло облегчения. Только пустоту. Только холод внутри, который становился всё глубже каждый раз, когда мне приходилось сражаться за жизнь.
Теперь я знаю цену равнодушия. Я был пассивным гражданином, думал, что политики сами разберутся, что мой голос ничего не значит. Я позволил себе не замечать, как власть превращается в инструмент разрушения. И когда всё рухнуло, некому было спросить – кроме меня самого. Власть, за которую я не голосовал, уничтожила мир, но и моё бездействие стало одной из причин, по которым всё, что я любил, исчезло.
Но теперь я уже не тот человек. Теперь я – активный гражданин, хоть и без государства, без народа, без общества. Есть только пустыня, трупы, крысы и радиоактивная вода. Но даже здесь я буду бороться за жизнь, за память о прошлом, за уроки, которые нельзя забывать.
Я – выживший. И моя жизнь теперь – бесконечная борьба. Я буду идти вперёд, пока есть хотя бы одно движение, хотя бы один вздох. Пока не останется ничего, за что стоит бороться – или пока не исчезну я сам.
(5 апреля 2023 года, Иллнау)ВЕЧНЫЙ ПОЛЕТ
(Фантастический рассказ)
Сюзи Пэнтон была женщиной около тридцати лет, стройной, с гибкими, натренированными движениями, которые выдавали годы подготовки в космическом центрифужном комплексе. Её лицо – овальное, с высокими скулами и маленькой родинкой возле правого глаза – выглядело моложе своего возраста. Светлые волосы, обычно собранные в тугой хвост, сейчас спадали на плечи мягкими прядями, потому что в анабиозе их никто не уложил как положено. Губы дрожали, а глаза – серо-голубые, внимательные и чуть настороженные – постепенно фокусировались на окружающем пространстве. Сюзи всегда казалась спокойной и собранной, но в её взгляде скрывалась искра упрямства, которая часто помогала ей выходить из кризисов.
Она медленно открыла глаза. Вокруг царила глубокая, заглушённая тишина, нарушаемая лишь мягким, почти убаюкивающим гулом приборов, поддерживающих жизнь экипажа в длительном полёте. Холод от ложа анабиоза проникал в кожу, заставляя мышцы невольно вздрагивать. Сюзи поднялась, плечи затекли, суставы будто заскрипели после слишком долгого сна. Она потянулась, пытаясь собрать в памяти последние минуты перед отключением – подготовка, команда «зайти в камеры», обмен короткими репликами с товарищами… но затем – пустота.
Её взгляд упал на приборную панель. Цифры горели тускло, но чётко. Дата была неправильной. Абсурдной. Невозможной.
Сюзи резко подбежала к иллюминатору и застыла. За стеклом не было привычных россыпей звёзд из каталогов, которые она знала почти наизусть. Вместо знакомых созвездий Солнечного региона там раскидывалось чужое, пугающе-спокойное небо. Звёзды светились не так, как дома – многие были необычно крупными, другие – с едва различимым ореолом, а некоторые вообще светились странным фиолетовым оттенком. Вдали тянулись туманные полосы газопылевых облаков, которые не принадлежали Млечному Пути. Небо было прекрасным – и чужим, как сон, который не должен был стать реальностью.
Паника обрушилась на неё, захлестнула, сжала горло. Но Сюзи, стиснув зубы, сделала медленный вдох, затем ещё один. Страх – враг мысли, так учили её инструктора. Нужно сохранять контроль. Понять, что произошло. Она быстро оделась в форменный комбинезон, застегнула молнию на груди и почти бегом направилась в капитанскую рубку.
Космический корабль «Одиссей» был рассчитан на полугодичное путешествие к Юпитеру – точнее, к Европе, ледяному спутнику, где находилась исследовательская станция международного консорциума. Эта станция состояла из нескольких модулей: лабораторий подледного бурения, гидропонных куполов, жилого сектора и коммуникационного блока. Там учёные изучали океан Европы, надеясь найти микробную жизнь и получить новые данные о зарождении биосфер. Миссия была сложной, но не невыполнимой – по крайней мере, так казалось перед стартом.
Но то, что Сюзи увидела сейчас – никак не соответствовало плану миссии. Перед ней была не Солнечная система. Даже не её окраины.
Сюзи села за главный терминал, пальцы дрожали, но она заставила себя ввести команды проверок. Диагностика, навигационные логи, параметры анабиозных модулей… Результаты появились через несколько секунд – и в горле у неё пересохло.
Корабль летел миллионы лет. Алгоритмы подтвердили: время, прошедшее вне камеры анабиоза, оказалось в миллион раз больше, чем планировалось. Пространственно-временные координаты указывали, что «Одиссей» вышел за пределы даже теоретически доступных траекторий.
Как подобное могло случиться? Ошибка навигационной программы – маловероятно, их проверяли сотни раз. Отклонение курса? Мощность двигателей была недостаточной, чтобы разогнать корабль до подобного расстояния. Нарушение режима анабиоза? Не объясняет смещение во времени. Космическая аномалия, сбой в системах, катастрофа? Или…
Саботаж. Да, такое бывало. В астронавтике были случаи диверсий: конкурирующие корпорации могли закладывать искажённые маршруты, ошибочные параметры в алгоритмы, даже вмешиваться в программное обеспечение, чтобы дискредитировать миссию соперников. Иногда – фанатичные активисты проникали на стартовые площадки или в обслуживающий персонал, пытаясь оставить «послание человечеству».
Красивые легенды. Но сейчас это могло оказаться правдой.
Сюзи почувствовала, как холод пробирается изнутри куда глубже, чем ледяное ложе анабиоза. Она была одна. В неизвестной галактике. И у неё не было ни малейшего понимания, что делать дальше.
В глубине корабля, в длинных рядах холодных, погружённых в полумрак капсул, ещё спали сто её товарищей. Сто человеческих жизней – учёных, инженеров, врачей, биологов, пилотов – каждый из которых был отобран для миссии «Одиссей» по тщательно выверенным параметрам. Сто судеб, висящих на тончайшей нити решений одной женщины.
Сюзи понимала: будить их сейчас было бессмысленно. Проснуться в неизвестной галактике, спустя миллионы лет, без связи с Землёй, без планеты, к которой можно вернуться… это был удар, способный сломать психику любого. Паника заполнила бы корабль, превратившись в хаос. Люди, потерявшие всё, могли взяться за оружие, начать бороться за ресурсы, винить друг друга, обвинять её. Конфликты, отчаяние, суицидальные вспышки – всё это могло уничтожить последние остатки порядка быстрее любой космической катастрофы.
Даже если бы они выжили физически, их разум мог погибнуть. Что она могла им предложить? Ничего. Ни решения, ни плана, ни даже надежды.
Она снова подошла к иллюминатору и замерла перед россыпью чужих звёзд. Те сияли холодно и неподвижно, словно наблюдали за ней из бесконечной глубины. Некоторые казались слишком яркими, другие – странно тусклыми, будто скрытые дымкой невидимых туманностей. Галактика снаружи была прекрасной – пугающе прекрасной. Но именно такая красота давала понять, насколько далеко она от дома.
Мысль о том, что Земли может уже не быть, резанула сердце. Возможно, человечество исчезло миллионы лет назад, а они – горстка людей, замёрзших во времени – стали последним выдыхающимся эхом исчезнувшей расы.
Последние, кто помнил Землю. И последние, кому больше некуда возвращаться.
Её дыхание дрогнуло, когда мысль о дочери накрыла её, будто ледяная волна. Люси.
Её маленькая девочка. Пятилетняя кроха с золотистыми кудряшками, которые весело подпрыгивали, когда она бежала к матери. Глаза – яркие, как весеннее небо, любопытные, внимательные, постоянно спрашивающие о звёздах, о планетах, обо всём, что окружало её маленький мир.
Сюзи вспомнила их последнюю встречу в терминале космического центра. Как Люси крепко обнимала её за шею, не желая отпускать. Как тихо спросила:
– Мамочка, ты точно вернёшься?
И как она, проглатывая слёзы, улыбалась и клялась, что да, обязательно вернётся, что она будет самой храброй мамой на свете.
Теперь Сюзи знала: обещание было ложью. Она не увидит, как Люси станет подростком. Не услышит её смех, не поддержит в трудные минуты, не будет рядом на первом выступлении, первом свидании, первом успехе. Она никогда не узнает, какой стала её дочь. И Люси – не узнает, что случилось с матерью.
Мысль о муже ударила не менее больно. Томас был высоким, чуть неуклюжим, с доброй улыбкой, которая всегда появлялась уголком губ, когда он о чём-то задумчиво говорил. Его каштановые волосы всегда были растрёпаны, будто бы ветер на раскопках никогда не отпускал его. Он был археологом с сердцем романтика: мог часами рассказывать о древних народах, о письменах, о мифах, о том, как прошлое говорит с теми, кто умеет слушать.
Они познакомились в Греции, среди разрушающихся колонн старого святилища. Он тогда пошутил, что она выглядит как богиня с Олимпа, и покрасневшая Сюзи смеялась, хотя знала, что это глупо. Их любовь вспыхнула быстро и уверенно – две жизни, переплетённые среди руин, среди времени, оставившего следы.
Она вспомнила его тёплые объятия, его голос, низкий и мягкий, его ладони, пахнущие землёй и пылью древностей. Теперь он был в прошлом. В далёком прошлом. Его больше нет – возможно, и Земли уже нет. Она никогда больше не увидит его глаза. Не услышит, как он произносит её имя. Не почувствует его прикосновение, когда он брал её за руку без повода.
Перед внутренним взглядом всплыл их дом – уютный, деревянный, с большими панорамными окнами, выходящими прямо на океан. Вечерами они сидели на крыльце, укрывшись пледом, слушая, как волны мерно бьются о камни. Закаты, когда небо окрашивалось в розовое и янтарное, отражаясь в водной глади. В гостиной всегда пахло свежим кофе и морским воздухом. На стенах висели фотографии с путешествий – горы, пустыни, леса. Они поднимались на вершины вместе, держась за руки, как дети, открывая мир шаг за шагом.
Теперь всё это было утрачено. Безвозвратно. И от осознания, что она никогда больше не увидит океан, не почувствует запаха солёного ветра, не услышит щебет птиц по утрам… сердце Сюзи сжималось так, будто кто-то вырывал его заново.
Она стояла одна среди бесконечных звёзд – и прошлое, которое она любила, осталось по ту сторону времени.
Но даже в этой безнадёжной ситуации у неё оставалось одно решение. Единственное, которое не разрушало остатки человеческого достоинства. Она могла вернуться в анабиоз – позволить себе снова погрузиться в холодный сон и тем самым сохранить спокойствие и жизни своего экипажа.
Да, это был жест отчаяния, но в то же время – акт надежды. Пусть даже бессмысленной. Если корабль будет лететь дальше, совершая свою бесконечную одиссею сквозь тьму, возможно, когда-нибудь – через миллионы, десятки миллионов лет – он окажется рядом с новой планетой, новой звездой, новым миром, где спящие люди смогут пробудиться уже не в ужасе, а в возможности. Может быть, неизвестная цивилизация обнаружит их дрейфующий корабль. Может быть, гравитация какой-то звезды задержит «Одиссей», и автоматика решит, что условия для пробуждения благоприятны.
Даже если вероятность была ничтожной – она существовала. А значит, это было лучше, чем погрузить сто человек в безумие и медленную смерть.
Сюзи с тяжёлым сердцем направилась к своей капсуле. Она была одной из центральных – цилиндрическая, гладкая, покрытая серебристым металлом с тонкими линиями датчиков, похожими на прожилки льда. Под прозрачным куполом клубился лёгкий пар от охлаждающей жидкости. Внутри – мягкие гелевые подушки, которые должны были поддерживать тело, предотвращая любые повреждения во время долгого анабиотического сна. На панели сбоку мигали зелёные индикаторы – ровно, спокойно, как пульс спящего гиганта.
Сюзи провела рукой по стеклу, словно касаясь плеча старого друга. Эта капсула уже однажды спрятала её от бездны времени – и должна была сделать это снова. Она знала, что это решение правильно. Что именно оно давало её команде шанс на чудо, каким бы отдалённым ни было.
Женщина легла внутрь. Холод встречал её, скользя по коже, проникая под одежду, заполняя собой каждую клетку тела. Автоматика включилась: мягкий свет стал тускнеть, гаснуть.
Сюзи закрыла глаза. В последний миг перед тем, как сознание растворилось, перед внутренним взглядом всплыли Земля, дом у океана, Томас, Люси… голоса, улыбки, цвета мира, которого больше не существовало. Она попыталась улыбнуться – хотя бы мысленно – и позволила себе уйти.
Капсула медленно закрылась, издав тихий, почти нежный звук. Холод стал абсолютным. Время перестало существовать.
Космический корабль «Одиссей» продолжал свой бесконечный путь сквозь чужую галактику – маленькое металлическое семя, унесённое ветром космоса в незримых потоках межзвёздного пространства. Сто один человек спал внутри, не зная, где они, когда они и живо ли ещё что-то во вселенной, что могло бы их встретить.
И в этой вечной тишине их судьбы растворялись, становясь частью бесконечности – частью загадки, и частью мечты о новом начале, которое, возможно, когда-нибудь найдёт их.
(11 февраля 2023 года, Иллнау)СТРАЖ ПУСТОТЫ
(Апокаллиптический рассказ)
Город, некогда наполненный жизнью и движением, теперь превратился в безмолвные руины. В былые времена его улицы сияли неоновыми огнями, а шум транспорта и голосов сплетался в знакомый городской гул. Теперь же всё это исчезло, словно растворилось в сером воздухе. Башни из стали и стекла, когда-то горделиво рвущиеся вверх, стояли изломанными скелетами. Огромные плиты облицовки сорвало ветром, разбитые панорамные окна зияли тёмными провалами, а металлические каркасы скрежетали под напором порывов, будто остатки зданий пытались говорить, но лишь стонали.
Асфальт потрескался, рассыпался на ломкие пластины и был разорван сетью корней. Трава и сорняки росли прямо посреди бывших магистралей, будто природа торопилась занять своё место. Бетонные конструкции покрылись пятнами мха, толстым ковром плесени и влагой, которая не высыхала даже под солнцем. Машины, ржавые и перекошенные, стояли брошенными, словно их владельцы растворились в воздухе. Над всем этим царила тяжёлая, вязкая тишина, которую нарушал лишь протяжный вой ветра, пронизывающий пустые улицы, проникающий между развалин и заставляющий обрывки плакатов трепетать, как призраков былой эпохи.
Среди этих руин шагали огромные роботы – когда-то величайшая надежда человечества. Их силуэты возвышались над обломками домов, подобно движущимся монолитам. Металлические корпуса были покрыты царапинами, трещинами, следами ударов и ржавыми разводами, напоминающими потёки засохшей крови. Но механизмы продолжали работать: гидравлические суставы размеренно гудели, шестерни тихо щёлкали, и каждый шаг отдавался слабой вибрацией по земле.
Их глаза – круглые линзы насыщенного красного света – ещё ярко горели. Свет этот не мерцал и не дрожал: он был таким же неизменным, как их алгоритмы. Они двигались медленно, величественно и безмолвно, словно несли на себе тяжесть невидимой миссии. Каждое движение было точным: поворот головы на звук, задержка шага у развалин, сканирование бесполезной теперь информации. Несмотря на годы, прошедшие со дня катастрофы, они не знали усталости, не требовали ремонта и не задавались вопросом, есть ли ещё кого защищать.
Роботы, созданные для спасения, не понимали сути врага. Им не дали способности различать тонкости поведения, эмоции или происхождение существ. Они не могли распознать инопланетян, принявших облик человека, от обычных жителей города. Их алгоритмы были прямолинейны, лишены сомнений и гибкости. Программа была проста: движение – значит угроза; контакт – значит устранение.
В первые часы после активации они начали охоту. Люди, ещё верившие в то, что машины станут их защитниками, оказались первыми жертвами. Улицы наполнили крики, топот бегущих, звон разбитого стекла. Те, кто пытался прятаться, обнаруживали себя под безошибочными датчиками движения. Те, кто пытался сопротивляться, погибали мгновенно, словно их судьбы были решены заранее.
Инопланетяне, искусно маскирующиеся под людей, поняли, что их способности бесполезны перед слепой машинной беспощадностью. Они исчезали так же быстро, как и люди – не из-за разоблачения, а потому что машины не делали различий.
И вскоре город опустел. Оденевшие улицы больше не слышали шагов, смеха, плача. Туман, поднимающийся по утрам, стлался по мёртвым кварталам, словно пытаясь скрыть следы трагедии. И лишь роботы продолжали свой бесконечный патруль – бессмысленный, пустой, но неизбежный. Они остались одни среди останков своей миссии, среди руин города, который больше не нуждался ни в защите, ни в памяти.