Художница из Джайпура

– Я вам уже не раз писал об этом… Я все чаще и чаще прихожу к мысли, что травяные снадобья гималайских народов вполне можно использовать в современной медицине. Если бы их самодельные примочки и микстуры не помогали… они бы их и не делали. – Он говорил отрывисто, будто мысли в его голове вспыхивали и тут же гасли. – Я убежден, что нам стоит перенять их методы.В дополнениек нашим. То есть лечить и теми, и другими средствами. И я… мне бы хотелось проверить мою гипотезу. – Он наклонил голову. – Я надеялся, что вы мне поможете.

– Я?

– Вы подскажете нам, что сажать, какие растения и кустарники, – здесь, в этом саду. Помните тот порошок изнима? Он отлично помог моему юному пациенту. Дерматит исчез без следа… Так почему бы нам не выращивать здесь целебные растения? – Его серые глаза оживленно блестели.

– Вы серьезно?

– Совершенно.

Чашка плясала в моих пальцах – то ли от волнения, то ли от усталости, то ли от восторга. Я давно мечтала разбить настоящий сад целебных растений, где посадила быним, тулси, миндаль, герань, крокусы, горькую тыкву. И ведь совсем недавно я могла осуществить эту мечту – у себя во дворе, – как вдруг лишилась этой возможности.

– Надеюсь, вы не забыли, что я живу в Джайпуре, – улыбнулась я.

– Вы будете консультировать меня по переписке, как сейчас. Я же помню, как вы… помогли миссис Харрис. Ваш травяной компресс принес куда больше пользы, чем мой укол. А мне все не верилось. И ваши горчичники вылечили меня от кашля… удивительно!

Он шаркнул ногой по булыжной дорожке.

– Я думаю, новая Индия… не совсем готова оставить старый уклад. Может, это и к лучшему. – Он взглянул на мое плечо. – В общем, подумайте об этом. – Доктор Кумар перевел взгляд на свою чашку с чаем. – Признаться, я очень расстроюсь, если вы… если вы откажетесь.

Тут его окликнула стоящая в двойных дверях тонкогубая сестра милосердия в белом чепце и указала на часики, приколотые к ее рясе.

– Пациенты. – Он застенчиво улыбнулся. – Быть может, продолжим после обхода…

– Я подожду здесь.

– Если хотите, я попрошу поставить для вас койку в палате Радхи. Вы, наверное, очень устали.

Я поблагодарила его.

Он кивнул, направился было к дожидавшейся его сестре, но повернулся и смущенно указал на халат.

– Вы позволите? – спросил он. – Хотя, быть может, вы планируете кого-нибудь оперировать…

Я со смехом вернула ему халат. На моем сари остался его запах, и, прогуливаясь по саду, я представляла, будто рядом со мною идет доктор Кумар и рассказывает о своих планах.

Радха спала. Я в который раз подивилась: эта девочка, которая пришла ко мне меньше года назад, была мне родной и одновременно такой чужой. То мне вдруг кажется, что я знаю ее всю жизнь, а то – что не знаю вовсе.

На соседней койке все так же лежала Канта. Она уже проснулась и отрешенно смотрела в потолок.

Я достала из сумки пузырек лавандового масла с перечной мятой, подошла к Канте, взяла ее за руку (не ту, к которой тянулась капельница, а другую), поцеловала тыльную сторону ее ладони, прижала к своей груди. За эти пять месяцев Канта будто постарела на несколько лет. Лицо стало землистым, морщины вокруг губ обозначились резче. Волосы потускнели, словно тоже лишились сил.

Я прижалась лбом к ее лбу.

Ввалившиеся глаза ее наполнились слезами.

– Я так береглась, – выдавила она.

Я капнула лавандового масла на указательный палец, провела по ее лбу, намазала виски, чтобы ее успокоить.

– Знаю, – ответила я.

Что тут еще скажешь. У Канты уже никогда не будет детей.

– Я так радовалась бы, если бы родила девочку. Почему бы и не девочку? Может, она выжила бы.

Я не поняла, откуда у нее эти мысли (и правда ли она так считает), но было ясно, что Канта страдает. Она была бы рада переписать все, что случилось за эти два дня, придумать другой финал. Да и кому из нас не хотелось бы того же.

– Знаю, – повторила я. – Ведь вы отлично ладите с Радхой.

Она еле заметно улыбнулась.

– Вряд ли можно назвать меня хорошей воспитательницей. По моему недосмотру она сбилась с пути.

– И по моему. Но все равно она очень вас любит.

Я наклонила голову.

– За пять месяцев ни одного письма. Ни единого.

– А ты ни разу не приехала ее проведать.

– Она такая упрямая.

– Как и ты, – ответила Канта.

Я выпрямилась. Она права: мне следовало сделать первый шаг.

Я выглянула в окно.

– Я видела в саду Ману.

– Это я его отправила погулять. Что проку нам грустить вместе. – Она поймала мой взгляд. – Он так ждал этого ребенка.

– Тс-с-с. – Я помассировала точку между ее бровей.

– Ману сказал, Радха родила мальчика.

Мы молча смотрели друг на друга.

– Красивый, наверное.

Сейчас мне не хотелось о нем говорить. Ведь Канта так страдала. И я выкинула нечто совершенно на меня не похожее. Взяла прядь ее волос, выпятила верхнюю губу и зажала волосы меж носом и губой, подражая усам Баджу.

– Мадам, – проговорила я, передразнивая его деревенский говор, – я сбежал! Взял у вашейсаас деньги из кошелька, чтобы добраться до вас. Пожалуйста, не говорите ей. Иначе она непременно посадит меня в тюрьму.

Канта улыбнулась сквозь слезы, положила руку мне на голову, точно хотела благословить – жест стариков и святых.

Едва Канта уснула, как я пошла в палату для новорожденных.

У сына Радхи были две руки, две ноги, десять пальцев на руках и десять – на ногах. Красивый младенец. Кожа его была изумительного оттенка – чай со сливками. Еще у него были тонкие, как паутинка, густые черные волосы. Я погладила его по шелковистой щечке, пощекотала пухлые ножки. Меня тянуло к нему, точно магнитом. Мы одной крови. У нас обоих глаза цвета моря. Наверное, в прошлой жизни мы были братом и сестрой.

– Почему у вас нет детей?

Я обернулась: в палату вошел доктор Кумар. Я не знала, что ему ответить.

Он смущенно нахмурил лоб, уставился на мойпаллу.

– Прошу прощения. Бестактный вопрос.

Я посмотрела на спящего младенца. Его зрачки под розовыми веками бегали туда-сюда. Он провел на этой земле всего час. Что ему снится? Он раскрыл крохотный кулачок, потом снова стиснул, словно выжимал сок из манго.

– Я не замужем.

– То есть вы… прошу прощения, мне казалось, вымиссис Шастри.

Я в разводе. Причем уже официально. Но признаться в этом не поворачивался язык.

– Я была замужем. Давно.

Интересно, знает ли Джей Кумар о нас с Самиром. Я взглянула в его лицо, в его глаза с устремленными вниз внешними уголками, и решила – вряд ли. В его вопросе не было подвоха.

– А вот у вас наверняка есть семья. – Я улыбнулась.

– Была. Давно, я еще маленький был. – Он опустил ладонь: мол, вот такой. – Ни братьев, ни сестер у меня не было. Родители умерли – погибли в автокатастрофе… – Он снял с шеи стетоскоп, аккуратно обернул трубку вокруг металлических дужек; крахмальный халат его зашуршал.

– Соболезную.

– Это было давно. Я тогда еще ходил в коротких штанишках. Меня воспитала тетя; ее уже нет в живых. Она оплачивала мое обучение.

Зашла медсестра – проведать своих крошечных подопечных. Сын Радхи лежал в кроватке в углу, в стороне от прочих новорожденных. На его кроватке, в отличие от других, не было карточки с фамилией. Но белье было чистое, щечки розовые, и спал он спокойно. За ним явно ухаживали как следует.

– Как вы оказались в Шимле?

– Окончил частную школу для мальчиков. Имени епископа Коттона. Потом учился в Оксфорде – там и познакомился с Самиром.

Тут до меня дошло: я забыла послать Самиру телеграмму, что Радха родила сына.

– Вы сообщили во дворец?

– Непременно сообщу, – заверил доктор Кумар. – Пока времени не было заполнить их анкеты. Там страниц десять, если не двадцать, и нужно все подробно указать. Измерить каждый ноготок. И прочие части тела. – Он усмехнулся и застенчиво посмотрел на меня.

Я рассмеялась.

Он сверил наручные часы с теми, что на стене.

– Мне пора в поликлинику. Идемте со мной. Я хотел бы, чтобы вы осмотрели кое-кого из пациентов.

– Сейчас?

– А зачем откладывать? Радха проснется не скоро.

Сын Радхи тихонько закряхтел и дрыгнул ножкой. Мы повернулись к нему.

– Вы помните, что пускать к нему Радху нельзя?

Он вскинул руки: сдаюсь.

– Сестры все знают. Они получили распоряжение.

Маленькая поликлиника расположилась на первом этаже больницы. Стены были зеленые, точно зубная паста. Половину стульев заняли местные жители: женщины в ослепительных кофточках и юбках цвета гималайской флоры, в расшитых орхидеями шалях; мужчины в длинных шерстяных рубахах, грязно-бурых пиджаках и теплых пахарских[59] топи.

Доктор Кумар подошел к миловидной медсестре за стойкой.

– Сколько сегодня, сестра?

– Четырнадцать.

От улыбки на его подбородке обозначилась ямочка.

– В два раза больше обычного.

Он проводил меня в тесный кабинет, указал на стул.

– Моя приемная, – пояснил он. – Другой нет.

Стол его был завален бумагами, стопками рецептурных бланков; здесь же стояла чернильница. На последнем номере журнала «Тайм» лежал раскрытый медицинский справочник. На стене фотография Ганди-джи в окружении лидеров Индийского национального конгресса[60]. За спиною Махатмы простирался знакомый пейзаж: Шимла в цвету.

Доктор Кумар сел за стол. Глаза его снова забегали.

– Поликлинику мы открыли год назад. Для приема жителей гор. Лечиться у леди Брэдли съезжается вся округа. Богатые, как миссис Агарвал. И, конечно, как Радха, чье пребывание у нас оплачивает дворец. Но никто и никогда не занимался людьми, которые жили здесь… веками. – Доктор Кумар отважился бросить на меня застенчивый взгляд и продолжал: – Все началось с того, что ваше снадобье вылечило мальчишку от дерматита. И к нам стали стекаться пациенты. Сегодня их больше, чем когда-либо.

Я улыбнулась.

– Вы преувеличиваете мои заслуги.

Он посерьезнел.

– Ничуть, – сказал он. – По-моему, даже преуменьшаю.

В кабинет заглянула медсестра.

– Доктор, мы готовы.

Он встал.

– Пойдемте, покажу, о чем я говорил.

Приемную от смотровой отделяла занавеска из мешковины. В смотровой медсестра подсаживала беременную на стол. Доктор Кумар представил меня как консультантку по траволечению и начал опрашивать пациентку на смеси хинди и местного диалекта. Назвал мне диагноз, но медицинский термин я не поняла, и доктор объяснил простыми словами. Я тоже задала пациентке несколько вопросов; доктор переводил. Потом мы приняли еще пятерых, и в четырех случаях из пяти я порекомендовала целебные травы вместо западных лекарств.

Беременная мучилась от несварения желудка; я посоветовала ей горькую тыкву, тушенную с чесноком. Старушке с изуродованными артритом руками – маслонима; младенцу с коликами – асафетиду, которую можно купить на любом уличном лотке; пастуху с зобом – клубнику и ботву репы (лучше это, сказал он, чем ложиться под нож).

Настенные часы пробили одиннадцать.

Доктор Кумар взглянул на наручные часы.

– Наверное, Радха уже проснулась.

Как быстро пролетело время! Я так увлеклась осмотром, что и не думала ни о Радхе, ни о ребенке, ни о Канте. Не чувствовала голода и жажды.

Доктор рассмеялся.

– Что, понравилось? Я наблюдал за вами. Пожалуйста, скажите, что вы будете нам помогать! Правильно миссис Агарвал говорила: для вас непременно найдется работа… – Заметив выражение моего лица, он осекся.

Канта рассказывала ему о моих проблемах! Как я потеряла клиенток. И что у меня в кармане не найдется и двуханн. То есть он меня пожалел? И поэтому попросил ему помочь?

Я вскинула подбородок.

– Я не просила меня жалеть.

– Нет, что вы, я не это имел в виду, я лишь предложил… мы нуждаемся в вашей помощи. В ваших познаниях. Никто лучше вас не справится с этой работой. Я искал. Вы нам необходимы. – Он запустил пальцы в волосы, опустил руку, и кудри рассыпались в беспорядке.

– Но я знаю только растения Раджастана и Уттар-Прадеша. И понятия не имею, что растет здесь – на этой высоте, в этом холодном климате.

Он впился взглядом в мое лицо.

– Простите меня, миссис Шастри, я не с того начал. Врачам платят не очень много, но… разумеется, вы будете получать жалованье. Мы хлопочем о расширении штата. И я прошу вас – как специалиста – стать нашим консультантом. Подумайте, скольким людям вы сумеете помочь.

Пациенты и правда радовались, что им не придется пить зловонное лекарство. Беременная на прощанье благодарно сжала мою руку. Считая время, проведенное ссаас, я уже пятнадцать лет занимаюсь целебными травами и натуральными веществами, и за эти годы усовершенствовала рецепты. Мои снадобья действительно могут помочь многим людям, а не только моим клиенткам. (Моим клиенткам! Да их почти не осталось.)

Но я все равно колебалась. Надо взвесить все варианты. Тем более махараджа заплатит нам за ребенка, а значит, время у меня есть.

– Я хотела бы все обдумать. Вы не против?

– Только если вы согласитесь. – Он улыбнулся, и на его подбородке вновь обозначилась ямочка.