– Еще и едем?
– Да! На каких-то развалюхах, но это неважно. Ради любви моей лучшей подруги я готова сесть даже на трактор! Я вообще за любой кипеж, кроме голодовки. Кстати про еду – твоя бабушка уже замесила традиционные пирожки выходного дня?
Семь утра, а по квартире уже разносится запах вишневого пирога и маминого крепкого кофе. Традиция. Утром выходного дня на столе должна быть свежая выпечка.
Петра, позевывая, вышла в кухню-гостиную. Мария Андреевна переливала из турки в маленькую чашку тонкого китайского фарфора черный, густой напиток. Бабушка колдовала над очередной партией выпечки, добавляя в тесто выдавленную из стручка настоящую ваниль. Где она ее только берет. Из ванной доносилось папино: «Меня не любишь, но люблю я…»
– Доброе утро, ба, ма. Вопрос на засыпку: что можно подарить на семнадцатилетие парню, которого я видела один раз?
– А что ты о нем знаешь, кроме даты рождения? – улыбнувшись, спросила мама.
– Надо подумать.
С полотенцем через плечо в гостиную вошел улыбающийся отец. Петра чмокнула его в свежевыбритую щеку и, вдохнув запах одеколона, смешно чихнула.
– Будь здорова, дочура.
– Спасибо. Доброе утро.
– Доброе. Ты же хотела выспаться, не я ли тебя разбудил своим шикарным тенором?
– Хотела. Нет, папуль, не ты. Наташка. Она же, если захочет, Ленина из Мавзолея поднимет. Нас, оказывается, пригласили на пикник мальчики с дискотеки. А я, представляете, про пикник совсем забыла, а у одного из них – День Рождения. В общем, надо ехать, – вздохнув, пересказала Петра.
– И съезди, дочка. Подышишь свежим воздухом.
– Пап, а что парню в семнадцать лет приятно получить в подарок?
– А что ты знаешь о нем? – повторил вопрос мамы Олег Петрович.
– Он играет на гитаре. С его слов, сам, практически с нуля собрал мотоцикл. И, кажется, у него мания величия.
– Мания величия, говоришь, – улыбнулся Олег Петрович. – Тогда подари ему новое издание «Наполеон».
– Тебе не жалко?
– Жалко, – признался отец. – Но у нас их два, так что – подумай, как подписать и дари.
– Спасибо, папуль! Какой ты, все-таки, у меня лучший! – воскликнула Петра и, повернулась к бабушке. – А пирожки успеют? Мы через час выезжаем.
– Пирожки будут вовремя, – ответила Анна Николаевна, заглянув в духовку.
– Отлично!
– А где состоится ваш пикник и что это за компания? – поинтересовалась бабушка.
– Я, Наташа, Стас и еще один мальчик. Его имя, кажется, Миша.
Щеки Петры покраснели.
– Миша, значит, – повторила Анна Николаевна, улыбнувшись.
– Бабушка, все будет в порядке, не переживай. Мы поедем на Истру, на пляж. Там всегда полно народу, особенно в выходной. Ничего с нами не случится.
– Петра, ты взрослая девочка и должна понимать, что мы волнуемся, – вступила в разговор мама.
– И нам всем, – поддержал ее папа, обнимая Петру за плечи, – хотелось бы познакомиться с этим Михаилом, имя которого вызывает столь милый румянец на щеках моей дочери.
– Папочка, ба, ма, вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Вот сегодня я сама еще раз посмотрю на них и решу – стоит ли вообще знакомить с вами.
Петра чмокнула отца и добавила:
– Я умываться, собираться и удаляться.
Олег Петрович сел за стол, мама налила ему большую чашку ароматного чая, а бабушка отрезала пирог с его любимой вишней и поцеловала в макушку.
– Эх, хорошо-то как! Вокруг столько заботливых, очаровательных женщин. Умереть можно от удовольствия.
– Ты нам нужен исключительно живым, папуля! – провозгласила из коридора Петра. – Ты ведь лучший папка на свете!
***
Эля Валиуллина училась с Мишей Вишневским в одном классе и считалась его девушкой, что не помешало ей в десятом начать тайно встречаться с другим.
Михаил, Стас и Эля увлекались современной инструментальной музыкой. Стас жил и учился на другом конце Москвы и, почти каждый день после занятий приезжал в школу Миши и Эли, где им разрешили пользоваться маленькой студией с инструментами, с условием обязательного участия во всех мероприятиях.
Эля неплохо пела, Михаил играл на клавишных, а Стас – на гитаре. Ребята подбирали хиты и вполне удачно исполняли их на школьных мероприятиях, вызывая восхищение у школьных товарищей.
Эля сползла с мотоцикла, эффектно одернув юбку. Стас застегнул джинсы и закурил, глядя на алый закат. Их поездки на мотоцикле за город становились все чаще. Ему нравилась страстность девушки, щенячий взгляд ее зеленых глаз и готовность ради него на все.
– Стерва ты, Элька. Чего тебе не хватает? Мишка узнает, не простит измены.
– А ты сам не боишься друга потерять?
– Если расскажешь – прибью, поняла? – затушив окурок, Стас странно улыбнулся, и стало вполне очевидно, что он не шутит.
– Не бойся, ничего он не узнает. Он же правильный мальчик, ему в голову не придет, что его Эля совсем не такая девочка, как ему кажется, – проворковала она, прижавшись к Стасу оголенной грудью. – А вот зачем ты замутил со мной? Мстишь ему за что-то? Признайся.
– Пошла ты.
– Фу, хам. За что я тебя только люблю, – хмуро произнесла девушка.
– За это и любишь. И поменьше трагизма в голосе, тебе не идет, – сплюнув, произнес Стас и сел за руль.
Сколько себя помнил, Стас всегда боролся и неизменно побеждал. Когда мать забывала забрать его из детского сада, он боролся со страхом, что его отдадут в детдом, как произошло однажды, когда родителей чуть не лишили родительских прав, но потом сжалились, и решили дать еще шанс. Позже, в школе, кулаками и природным интеллектом Стас выбивал себе место под солнцем.
Среднего роста, коренастый, с умными карими глазами он боролся за власть с первого класса. Назвать обычным хулиганом его было нельзя. Каждый свой поступок он просчитывал заранее и все обставлял так, чтобы подозрение пало на других. Если тайное все же становилось явным, он изображал такой покаянный взгляд, вкладывая в него страдания всех детей из неблагополучных семей, что учителя прощали и даже, порой, покрывали его выходки. Он курил на переменах и пил вино на школьном стадионе с двоечниками, поддерживая авторитет в нужных кругах, при этом усиленно занимался спортом и учился, к всеобщему удивлению, на отлично.
Обладая превосходной памятью, Стас быстро делал домашние задания и исчезал из дома до глубокого вечера, а то и до утра.