Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события

Граф Николай Петрович решился на необычный и даже рискованный для него поступок – с помощью доверенных служащих найти доказательства того, что предки Прасковьи Ивановны происходили из «благородного сословия». В этом деликатном деле ему помогали его крепостной стряпчий Никита Гаврилович Сворочаев и …Меркулов, «служитель дома» обер-камергера и действительного статского советника князя Александра Михайловича Голицына, с которым граф поддерживал дружеские отношения. Меркулов должен был найти подходящий дворянский род, члены которого согласились бы за деньги признать (приписать) деда и отца Прасковьи Ивановны к своему роду. В западных губерниях империи существовало несколько родов шляхтичей Ковалевских, обнаружить их помог Алексей Федорович Малиновский, директор Московского Главного архива. (В начале 1790-х годов сам Малиновский уже прошел этот путь. Ему, как и некоторым другим служащим Архива, было отказано в повышении по службе, потому что он происходил не из дворян. Он отправился в Могилевскую губернию, где разыскал неких шляхтичей Малиновских, те признали московских Малиновских своими родственниками. Вернувшись в Москву с нужным документом и присовокупив подходящие выписки из Архива, Алексей Федорович послал их в Коллегию иностранных дел и получил аттестат, в котором он признан по происхождению «природным дворянином».)

В архиве в делах Разрядного приказа отыскали необходимую справку, из нее следовало, что в 1666 году во время войны России с Польшей в плен попал некий шляхтич Полоцкого воеводства Якуб Ковалевский. Оказавшись в Москве, он сообщал, что «у его отца и у него есть населенные деревни и служил он шляхетскую службу». Шляхтич Ковалевский просил взять его на службу к русскому царю, что и было сделано.

Придумали легенду о том, что его внук Степан Сергеевич Ковалевский, «вольный послуживец» графа Петра Борисовича Шереметева, по ошибке был записан в подушный оклад во время ревизии 1744 года и стал таким образом крепостным.

Одновременно в шереметевском домовом архиве «нашлось» письмо к графу Шереметеву, помеченное 12 января 1747 года. В этом «письме» Степан Сергеев сын Ковалевский писал: «…службу вашему высокографскому сиятельству верно и неизменно отец мой Сергей Яковлевич служил его высокографскому сиятельству блаженной памяти фельдмаршалу …и от службы своей никогда не отбывал, только известно вашему высокографскому сиятельству, что дед мой родной Яков Семенович был не в рабстве, а послуживец ваш природный польский шляхтич прозванием Ковалевский, герб свой имеет… ныне слышу, что записывают в ревизские подушные оклады и прозвище ныне переменили на Кузнецовых. Смилуйся, государь, ваше высокографское сиятельство, явите отеческую высокую вашу милость, не приписывайте ныне в крепостные… я и без того верный ваш слуга до смерти». Далее он писал, что со временем произошла трансформация их родовой фамилии в Ковалевых, потом Кузнецовых, поскольку на графской службе занимались они кузнечным делом.

Однако для того, чтобы шереметевские «послуживцы» были признаны однородцами шляхетского рода Ковалевских, требовались доказательства. По закону при отсутствии документов (которые могли быть утрачены) практиковалось свидетельство местных дворян – двенадцати «благородных особ». Стряпчий Меркулов сумел подобрать таких свидетелей и подготовить депутатов дворянского собрания губернии (в документах она не названа) для принятия положительного решения. В письме на имя Сворочаева от 29 декабря 1802 года Меркулов, не называя имен, без утайки пишет, сколько это будет стоить. «…В прошлом году следы мною сысканы и положено было на твердом выполнении, но его сиятельству угодно было остановить и меня отозвать не окончивши. Теперь по прошествии года и по переменившимся там обстоятельствам нельзя никак располагать заочно, а паче с пересылкою денег, могущих подать соблазн… Надобно сказать о деньгах. Вот виды их употребления. Родственнику, согласившемуся принять в свой род, была договоренность 500, дворянам двенадцати человекам по 100. Губернскому дворянскому предводителю действительному статскому советнику надобно будет подарок до 500, в прочем мелочный расход… до 350, наконец, поездка туда и пребывание и возврат… Наконец долгом своим поставляю вам объяснить, что дело сие весьма деликатно, в том краю, где до денег и подарков великие охотники даже до низости, и действуя, нужна крайняя осторожность, чтобы имя его сиятельства было устранено, а если его употребить, то потребности умножатся до великого градуса, что мною в прошлом году и изведано…»

Вероятно, Сворочаев надеялся получить от Меркулова все нужные бумаги и официально начать дело в признании в правах потомственного дворянства братьев Прасковьи Ивановны. Признание их в дворянском достоинстве автоматически означало то же самое для Прасковьи Ивановны. Были заготовлены все необходимые документы: копии отпускных всех братьев Ковалевых, доверенность Сворочаеву от Николая Ковалева на право вести дело о дворянстве (в доверенности он поименован Ковалевским), копия аттестата о его службе, свидетельство о приписке его отца и братьев к купеческому сословию.

Эти документы, сохранившиеся в архиве Фонтанного дома, свидетельствуют о готовящемся прямом подлоге. Вероятно, граф Николай Петрович хорошо понимал это, поэтому и колебался в принятии окончательного решения, о чем свидетельствует письмо Меркулова. Но это был выход, пусть и сомнительный, из того тягостного положения, в котором он находился, не смея официально вступить в брак с любимой им женщиной.

Поиски следов шляхетского происхождения Ковалевых не остались незамеченными среди шереметевских крепостных, особенно приближенных к графу. Архитектор Алексей Федорович Миронов (1745? – после 1807), работавший по поручению графов Шереметевых в Ростове, Останкино, …обратился к графу с просьбой об отпуске его на волю. Он аргументировал свою просьбу тем, что его предки тоже были польскими шляхтичами. По приказу графа Николая Петровича управитель Алексей Агапов произвел «следствие» о предках Миронова в домовом архиве и писал в марте 1802 года: «…Отец его …был в доме поваром, и тогда оная должность не считалась по дому за превосходную и отдавали учиться поверенному самого низкого состояния, следственно чужестранца и не употребили б в ту должность…». Агапов наводил справки также и в государственном архиве старых дел, и там нашли сведения о том, что отец Миронова был «природный крепостной» графа Петра Борисовича. В апреле 1802 года граф писал управителю: «…поручаю тебе ему сказать, чтоб не тревожился о своей свободе, которую он, конечно, будет иметь в том случае, если должен будет остаться после меня, но теперь желаю я и требую, чтобы он послужил мне и употребил себя на мою пользу, есть ли же нужна ему какая резонабельная прибавка в содержании, то я оную готов ему сделать». Есть и другой «польский след» среди шереметевских служащих – на могиле Екатерины Александровой (1748 – 1805), жены управителя Никиты Александрова, надгробная надпись гласила о том, что она происходила «из старинной фамилии смоленских дворян Дедешиных». Напомним, что Смоленск до середины XVII века входил в состав Речи Посполитой. Дедешины, судя по документам домового архива, были крепостными князей Черкасских, принадлежали к крепостной администрации, из семьи Дедешиных была взята нянька к маленькому графу Николаю Петровичу.

Среди неопубликованных записок графа С.Д. Шереметева, внука графини Прасковьи Ивановны, есть работа, озаглавленная «Полоняники». В ней он приводит некоторые доводы в пользу версии о польском происхождении предков крепостных Ковалевых: «…Вопрос о полоняниках еще не исследован… Следует водворение Якуба Полоцкого в имение князя Якова Куденетовича Черкасского Павлово на Оке…» Село Павлово среди других вотчин князей Черкасских перешло в род Шереметевых. Он пишет, что предки Татьяны Шлыковой тоже были «полоняниками литовскими» и тоже были «водворены» в селе Павлове.

Однако случившееся 11 марта 1811 года убийство Павла резко изменило ситуацию, в том числе и планы утвердить в дворянском достоинстве семью Ковалевых. На престол вступил новый император Александр I. Граф Шереметев, как и другие высшие придворные чины прошлого царствования, отошел в тень, но формально оставался на придворной службе. Двор отправился в Москву, где должна была состояться коронация.

В ходе коронационных торжеств, 1 октября 1801 года, император Александр I посетил Останкинский дворец и во время этого визита милостливо отнесся к старому другу своего отца. В обществе были хорошо известны либеральные воззрения молодого царя. И только тогда граф Николай Петрович решился на брак.

6 ноября 1801 года в Москве состоялось венчание графа Шереметева и Прасковьи Ковалевой. Граф Николай Петрович выбрал для этого не свою приходскую церковь Николая Чудотворца у Старого Конюшенного моста, а маленький древний храм Симеона Столпника на Поварской улице. Они жили в те дни неподалеку, в большом каменном доме на Воздвиженке, купленном у зятя, графа Алексея Разумовского, в 1799 году.

Венчание совершалось практически тайно, при участии узкого круга близких людей. «Брачный обыск» – документ, свидетельствующий о том, что препятствий к совершению брака нет, подписали, кроме жениха и невесты, князь Андрей Николаевич Щербатов, Алексей Федорович Малиновский и некто поручик Павел Нарбеков. Татьяна Шлыкова была единственной подругой Прасковьи Ивановны, которая присутствовала при венчании.

Однако брак этот состоялся с благословения московского митрополита Платона.

Через несколько дней, 10 ноября 1801 года, граф Николай Петрович распорядился, чтобы его московский управитель Петр Петров выдал «…покупной… и отданный мной вкладу в церковь Симеона Столпника, что на Поварской, один сосуд, потир, дискос, звезду, лжицу и 2 тарелочки серебряные вызолоченные, с разными каменьями 650 рублей, записав в расход на счет собственной моей суммы».

17 ноября граф отдал распоряжение увеличить содержание, выдаваемое Прасковье Ивановне, на 1500 рублей.

После венчания супруги вернулись в Петербург. Их греховная, с точки зрения церкви, связь была теперь освящена, и, казалось бы, души их должны обрести умиротворение.

Однако совершенный по закону брак добавил новые серьезные проблемы графу и графине.

Семья Ковалевых

Очень непростой проблемой оказалось положение родственников Прасковьи Ивановны. Перед Богом и людьми они стали частью графской семьи. Еще живы ее отец, родные братья, семья умершей сестры и многочисленная более дальняя родня – крестьяне нескольких шереметевских вотчин.

В фонде графов Шереметевых в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) хранится рукописный черновик статьи графа С.Д. Шереметева «Бабушка Прасковья Ивановна», помеченный 1900 годом. В этой рукописи, так и оставшейся неопубликованной при жизни автора, он пишет: «…Ей трудно было выносить и другой немалый крест – в лице своей семьи… Ее отец, составивший несчастье ее матери, служил дурным примером для подраставших братьев, и все заботы об их обучении и развитии остались мало вознагражденными… Только сестра упрочила свое положение, выйдя за даровитого музыканта Петра Калмыкова, …смерть ее после родов первого сына была великим горем для сестры…»

Ближайшие родственники Прасковьи Ивановны получили вольную и материальное обеспечение. Надо заметить, что граф Николай Петрович и раньше заботился о родителях своей фактической супруги. Так, 28 ноября 1796 года он писал из Фонтанного дома своему московскому управителю: «Дошло до моего сведения, что в Кускове мать больна Параши. То употреби все старание, чтобы позвать Гильденбранта или коли нужно, то и в Московский дом перевести и тут можно показать Фрезу. Старайся, сколько можно помочь…» Однако Варвара Борисовна не смогла поправиться и скончалась в конце того же 1796 года.

15 сентября 1797 года граф Николай Петрович отправил в Москву следующее распоряжение «Живущего в Кускове Ивана Степанова взять… в Останково, за ним примечать, чтобы жил порядочно… когда запьет, то, не дожидаясь моего приказа, перевести на житье в Останково и иметь за ним присмотр…». Весной 1801 года Иван Степанович Ковалев окончательно был переведен на жительство из Кусково в Останкино. В документах на выдачу свеч и дров он поименован «бывшим кузнецом». 14 ноября 1801 года граф Николай Петрович отдал распоряжение выстроить своему тестю в селе Останкино «на приличном месте деревянный дом». Иван Ковалев скончался в 1813 году.

Единственная сестра Прасковьи Матрена Ивановна Калмыкова, вышедшая чуть больше года назад за крепостного музыканта Петра Калмыкова, скончалась в июне 1801 года. Ее сына Николая Прасковья Ивановна взяла на воспитание. После смерти Прасковьи Ивановны Петр и Николай Калмыковы получили вольную.

Старший брат Прасковьи Ивановны Афанасий Иванович в 1797 году, когда ему исполнилось уже 26 лет, просил у графа разрешения жениться на крепостной девушке Анне Якимовой, и 12 мая 1797 года Николай Петрович распорядился: «Портному Афанасью…, который с дозволения женился, производить и на жену дачу хлебную и припасы мая с 1 числа». После того как Афанасий Иванович получил вольную, в январе 1803 года он записался в московское купечество по 3-й гильдии, «объявив» капитал в размере 2 тысяч рублей. Он жил со своей семьей в Кусково в специально построенном для него доме и получал из графской конторы содержание в размере 800 рублей в год. Второй брат Прасковьи, Николай Иванович, после получения вольной служил в Московском университете «типографщиком», в конце 1801 года по болезни уволен от службы. О брате Михаиле достоверных сведений разыскать пока не удалось. Самый младший из братьев, Иван Иванович, был предметом особой заботы Прасковьи и почти неотлучно оставался при ней до самой ее смерти. Он отличался большими способностями к наукам, в 1805 году его отправили учиться в Москву в частный пансион. После смерти графа Николая Петровича Иван Ковалев служил штатным писарем в Странноприимном доме, давал частные уроки в дворянских семьях.

Кроме родных братьев и сестры существовала более дальняя родня Прасковьи Ивановны. Почти все они получили от графа вольную, но оставались в привычной крестьянской среде.

Рождение сына и смерть графини Прасковьи Ивановны

3 февраля 1803 года в своей спальне в Фонтанном доме графиня Прасковья Ивановна родила сына, нареченного Дмитрием, в честь особо почитаемого в семье святителя Дмитрия Ростовского. 23 февраля 1803 года, через три недели после родов, графиня скончалась.

Татьяна Шлыкова не разлучалась с нею с момента их переезда в Петербург. Умирая, Прасковья Ивановна взяла с нее клятву, что подруга не оставит ее сына. Эту клятву Шлыкова сдержала и оставалась при графе Дмитрии Николаевиче до самой своей смерти в 1868 году. Она получила от графа Ни колая Петровича вольную и особый капитал, который позволил ей стать независимой в материальном отношении. Шлыкова с 1796 года и до самой своей смерти жила в Фонтанном доме. Около полувека ее «квартира», состоящая из нескольких помещений, находилась на первом этаже, к югу от центрального вестибюля.

Среди немногих документов шереметевского родового архива, относящихся к личности графини Прасковьи Ивановны, есть один особенный документ. Это черновик ее «официального» жизнеописания, который писан, возможно, И.С. Ананьевским, хорошо ее знавшим. В нем превозносятся ее добродетели, кратко описывается важнейшее событие в жизни супругов, рождение и крещение их сына, и, что особенно важно, содержится список «особ», которые пожелали проститься с покойной перед выносом ее тела из дому. Приведем это список полностью. В Фонтанном доме 26 февраля 1803 года побывали братья графы Петр Андреевич и Павел Андреевич Шуваловы, действительный тайный советник граф Самойлов с супругой, граф Илья Андреевич Безбородко с супругой, генерал-майор Василий Сергеевич Шереметев, обер-прокурор Синода Яковлев, статский советник Евреинов, камергер князь Мещерский, фрейлина Олсуфьева, князь Андрей Николаевич Щербатов с супругой и двумя дочерьми, архитектор Кваренги, доктор Лахман, надворный советник Машков.

Далее автор этой записки повествует о том, как проходили похороны. «…В исходе 7 часа приехали митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Амвросий с епископами, совершилась лития… Тело несено было мимо церкви по маленькой лестнице и двором на руках, несли Реметев, Малимонов и официанты… Сопровождали гроб в Лавру Реметев, Малимонов, Кваренги, Лахман, Машков и коллежский переводчик Камашев. По сторонам всего кортежа оберегали полицейские офицеры от стеснения народа, которого было… многолюднейшее стечение». Далее автор пишет, что ночь гроб простоял в старой Троицкой церкви, наутро графиню Шереметеву отпевали митрополит и два архиерея, гроб внесли в церковь Святого Лазаря и опустили в могилу у ног фельдмаршала.

Граф Николай Петрович на погребении не появился, поскольку, как сам он потом писал, «пребывал в бесчувствии».

Присутствие у гроба Прасковьи Ивановны столь разных по социальному положению людей, от аристократов до разночинцев, отражает то двойственное положение, в котором оказались, соединившись узами брака, граф Николай Шереметев и его бывшая крепостная актриса.

На ее надгробии сделана такая надпись: «Шереметева графиня Прасковья Ивановна, рожденная от фамилии Польских шляхтичей Ковалевских, супруга действительного тайного советника, сенатора, обер-камергера, Св. Андрея Первозванного, Св. Владимира 1-й степени и прочих Российских и иностранных орденов кавалера, графа Николая Петровича Шереметева, родилась 20 июля 1768, в супружество вступила 6 ноября 1801 в Москве, скончалась в С.-Петербурге 23 февраля 1803 в 3 часа по-полуночи».

Не пышный мрамор сей, бесчувственный и бренный,
Супруги, матери скрывает прах безценный.
Храм добродетели душа ея была.
Мир, благочестие и вера в ней жила.
В ней чистая любовь, в ней дружба обитала,
В ней верность искрення, чувствительность блистала.
Она и в смертный час в преданности своей
Всю чувствовала скорбь оставшихся по ней.
Какая же судьба несчастного супруга,
Сужденного влачить всю жизнь свою без друга!
Бесплодны вздохи, плач, тоска и тяжкий стон,
Которыми свое питает сердце он.
Но смерть ея была к бессмертию дорога;
Невинный дух ея в объятиях у Бога,
В покров нетления безсмертный облачен
И ликом ангельским повсюду окружен.
В жилище праведных всех благ лиющих реки,
О Боже, упокой сей чистый дух во веки.

Неизвестно, кто был автором этой замечательной по искренности поэтической эпитафии.

До наших дней сохранилось очень мало вещей, принадлежавших Прасковье Ивановне. В библиотеке Государственного Эрмитажа ныне хранится попавший сюда из Фонтанного дома ее маленький молитвенник в красном переплете; о том, что это молитвенник Прасковьи Ивановны, свидетельствует надпись на нем, сделанная рукой подруги Татьяны Васильевны Шлыковой.

Несколько небольших вещичек, по преданию принадлежавших Прасковье Ковалевой, хранится ныне в Кусково, в том числе сделанные ее руками вышивки.

Остались портреты – прижизненные и посмертные.

Художник Н.И. Аргунов. Прасковья Ивановна Ковалева (портрет в красной шали)

Художник Н.И. Аргунов. Портрет графини Прасковьи Ивановны Шереметевой (в полосатом халате)