Невозможность страсти

– Елена Юрьевна, я не знаю. – Тамара нервно сглотнула, уставившись на неё круглыми испуганными глазами. – Он сказал, что вопрос касается вашей семьи. Вот его визитка, Васильев Олег Владимирович, адвокат.

– Вот как? – Лена досадливо поморщилась. – Подожди.

Она нашла номер матери и набрала его.

– Лена, я в парикмахерской, говорить не могу, – ответила та.

Ну, конечно же, по-другому и не было никогда. Дочь ей всегда мешала, как и все остальные, впрочем. Иногда Лена думала о том, что мать, возможно, была бы совершенно счастлива на месте Робинзона Крузо, который провёл на необитаемом острове двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней. Пожалуй, окажись там парикмахерская и доступные моющие средства, мать не отказалась бы остаться там навсегда. Никто не раздражал бы её… Может, только попугаи, дикие козы, мотыльки, песок, деревья, море, воздух, облака и бог весть что ещё. И о том, что мать всё-таки не оказалась на этом острове, Лена иногда сожалела. Но не сейчас. Пропустив мимо ушей её фразу, она спросила:

– Ты знакома с неким господином Васильевым, адвокатом?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Этот человек пришёл ко мне на работу и сказал, что у него ко мне дело и оно касается моей семьи. Я подумала, что ты можешь знать, о чём речь.

– Я понятия не имею. – Мать умолкла, и некоторое время Лена ждала, надеясь, что ей надоест разговор и она просто отключит телефон. – Послушай, Елена, не встречайся с теми, кого не знаешь. Может, это мошенник какой-нибудь и…

– Всё, мама, пока.

– Елена!..

Но Лена уже отключила трубку.

Она не может долго разговаривать с матерью – просто не может, и всё. Так было не всегда, но иногда Лена думает, что всё-таки всегда, потому что когда мать рядом, они всё равно практически не разговаривают. Как так получилось, Лена не знает, но теперь этого уже не исправить, а потому она старалась свести общение к самому необходимому минимуму. Чтобы не позволить матери задавать вопросы и вести себя так, как привыкла, и чтобы самой не сорваться.

– Зови его.

Тамара едва не вприпрыжку бросилась из кабинета, и Лена ухмыльнулась. Прежняя помощница удержалась недолго именно потому, что не смогла усвоить одно простое правило: делать только то, что велено, и только так, как велено. Тамара пока справлялась, но сегодня оказалась очень близка к опасной черте и сама это понимала. Ну, что ж, впредь наука.

Человек, вошедший в кабинет, оказался сморчком неопределённого возраста в дурно сидящем летнем костюме. Костюм был средней руки, как и туфли, и портфель, как, впрочем, и сам господин Васильев. Лена кивнула на стул для посетителей.

– Присаживайтесь. У меня есть пять минут, слушаю вас.

Такой тон она выработала очень давно, он отпугивал попрошаек и желающих половить рыбку в мутной воде.

– Думаю, это займёт несколько больше времени. – Голос у Васильева оказался вполне ожидаемым – такой же бесцветный, слегка надтреснутый, он звучал словно из недр костюма, лицо говорящего оставалось неподвижным. – Я здесь по поручению вашей сестры.

– Вот видите, мы уже всё выяснили. – Лена в упор посмотрела на адвоката. – У меня нет и никогда не было ни сестры, ни брата, я единственный ребёнок в семье. И я понятия не имею, кто и зачем направил вас сюда, так что, думаю, наша встреча окончена.

– А разве Варвара Леонидовна Тимофеева – не ваша сестра?

На минуту Лена опешила, но, взяв себя в руки, ответила:

– Впервые слышу о такой.

– Эта женщина лежит в больнице, и, скорее всего, жить ей осталось совсем недолго. И потому она просила меня разыскать вас, и…

– Я вам ещё раз повторяю: я не знаю, о ком вы говорите.

Как она посмела! Как посмела дрянь, разрушившая жизнь их семьи, прислать к ней этого скользкого типа! Права была её лучшая подруга Ровена, когда говорила, что жизнь за всякое зло, незаслуженно причинённое ближнему, отплатит так, что любая человеческая месть покажется детской игрой.

– Но как же так… – Васильев достал из портфеля папку. – Вот же, у меня всё записано. Ваш отец, Юрий Иванович Тимофеев, и Леонид Иванович Тимофеев – родные братья. А Варвара Леонидовна приходится вам двоюродной сестрой.

– Боюсь, у вас неверная информация. – Лена встала, давая понять, что встреча окончена. – Юрий Иванович Тимофеев, мой отец, и Леонид Иванович Тимофеев, указанный в ваших документах, – никакие не братья. Просто однофамильцы. И у меня, безусловно, нет никакой сестры, ваша клиентка обманула вас. Я была бы вам очень признательна, если бы вы впредь не беспокоили меня такими глупостями.

Лена с наслаждением наблюдала, как сморчок собирает свои бумаги. Что ж, узнать, что стряслось с Варварой, она, конечно, может. Просто не станет. Какая разница, что произошло с той, кто стал причиной многих несчастий её семьи, её первого настоящего горя и навсегда рухнувшего мира, который в момент оказался ложью.

– Дело в том, что сейчас Варвара Леонидовна…

– Я же вам сказала – понятия не имею, кто это такая. Если у вас всё, то я вынуждена попросить вас уйти, у меня очень много работы.

Адвокат вышел, унося свой портфель, а Лена подошла к окну и взглянула вниз. По проспекту снуют машины, ряд каштанов, высаженных вдоль улиц, выглядит заманчиво, но Лена знает: как только она выйдет из здания, жара схватит её и сожмёт в раскалённых тисках. Нет уж, увольте. Да и идти, собственно, некуда и незачем – работы полно.

Лена вернулась за стол, решив выбросить из головы визит адвоката. Она умела отсекать ненужные мысли, сосредоточившись на чём-то другом, вот и сейчас просто углубилась в отчёт и перестала думать о неприятном визитёре.

Зазвонил телефон, и Лена, узнав звонившую, взяла трубку.

– Привет, Ленусик.

Татьяна, тоже лучшая подруга, с которой дружба сложилась ещё в институте – обе грызли гранит науки на факультете прикладной математики. В отличие от Лены, которая ушла в бизнес, закончив дополнительно бизнес-школу в Москве, Татьяна преподавала математику в металлургическом техникуме. Но они сохранили дружеские отношения, и Лена очень жалела о том, что Ровена терпеть не может Татьяну, дав ей кличку Холостая Пуля. У Ровены всегда была привычка придумывать людям прозвища, которые прикипали к ним намертво, словно она видела саму суть человека, извлекая её и облекая в слова. Например, её бабушку, Людмилу Макаровну, Ровена с детства называла Салтычиха – на что та очень обижалась, но так вышло, что прозвище это осталось с ней и после смерти. Вот и к Татьяне обидная кличка тоже прилипла, за что та Ровену просто возненавидела, но это делу не помогло.

– Здравствуй, Тань.

– Ты как сегодня, занята? А то увиделись бы.

– Вечером буду, часам к семи, не раньше. А может, к восьми, у меня машина в ремонте, я на такси сегодня. Давай завтра, я тебе перезвоню.

– Ладно, давай завтра. – Татьяна засмеялась. – Занятая ты наша. Как твои дела?

– Как обычно. Работа-работа…

– С Серёжкой так и живёте в непонятках?

– Ой, Тань, какие непонятки. Всё предельно ясно: он живёт как считает нужным, а я ему в этом не мешаю. Мне вообще некогда вникать во что-то, кроме работы. Всё, оставим этот разговор. Я тебе завтра перезвоню, когда машину из сервиса заберу, съездим куда-нибудь пообедать.

– Не забудешь?

– Как я могу забыть? Не забуду, конечно. Разве что поменяется что-то, но тогда я тебе обязательно перезвоню.

– Ладно, не буду мешать, до завтра. Удачного дня.

Лена никогда не понимала, отчего Ровена так не любит Татьяну. Её тяготило, что две самые близкие её подруги не ладят и встречаться с ними приходится в разное время. Но с Ровеной было куда как проще… и сложнее одновременно, потому что характер у неё очень колючий. А Татьяна была комфортной – всегда принимала сторону Лены, объясняя это тем, что раз уж дружба, то надо и недостатки принимать. А Ровена недостатков не терпела, и иной раз Лена выслушивала от неё не очень приятные вещи и обижалась про себя – но проходило время, и снова ей звонила. Без Ровены её жизнь теряла остроту.

В детстве, когда их семьи жили в старом дворе, окружённом кирпичными домами, они познакомились на карусели. Им было по шесть лет, стояло такое же лето, возле подъезда пятого дома разгружали мебель, а загорелая девочка в розовом платье, с розовым бантом в длинных белокурых локонах, каталась на карусели, отталкиваясь ногами, обутыми в белые сандалии, в белых же идеальных гольфиках, что было невероятно среди летней пыли. Она была похожа на куклу наследника Тутти, такая же аккуратная и одетая словно на праздник.

Лена зачарованно смотрела на это неземное создание с большими голубыми глазами и маленьким милым носиком, а девочка повернула к ней голову и капризным кукольным голосом спросила:

– Ты тоже хочешь покататься?