Встреча от лукавого

– Ты в неприятности все равно попала, а тридцати тебе еще нет.

– Это да. Обидно, если вдуматься. Но я подала на развод. Суд должен быть через неделю, адвокат пошел бы туда, и… Они, видимо, хотели до суда это организовать.

– То-то спешка такая была. – Он вздохнул и налил себе еще супа. – Давно надо было с ним разводиться, как только ты поняла, что он дерьмо.

Да я не то чтобы поняла… Нет, я понимала, что происходит нечто такое, что мне совершенно не нравится: все эти заморочки Виктора насчет «ты теперь замужняя женщина», от чего меня просто наизнанку выворачивало, и эти их со свекровью постоянные посиделки, ее вечное присутствие в моей квартире, словно так и надо, и его разговоры о каких-то людях, с которыми я не хотела знакомиться, чьи дела меня вообще не интересовали, и претензии насчет того, что мы не зовем в гости его родню…

Я понимала, что это неправильно, и уходила на работу, при этом думая: нет, это со мной что-то не так, ведь он ничего сверхъестественного от меня не хочет, просто жить, как все живут… только я не могла. При одной мысли, что его родственники придут к нам в дом в ожидании картошки, оливье и сельди под шубой, и в квартире будет стоять запах спиртного, всех этих мерзких майонезных салатов и табачного дыма, и чужие люди усядутся на мой унитаз, а кто-то, возможно, спьяну промахнется – меня мутить начинало.

У меня вроде бы и причин разводиться не было: Виктор не пил, не курил, не таскался по бабам, приносил домой свои двенадцать тысяч, считая это достаточным вкладом в семейный бюджет, и планировал покупку домика в пригороде, чтобы развести там огород. Эти их со свекровью огородные фантазии были мне непонятны, потому что я в толк взять не могла, зачем ездить на дачу, жечь бензин и все выходные вкалывать на грядках, чтобы вырастить то, что на рынке стоит копейки. И доводы Виктора и его матери, что это будет, видите ли, свое, выращенное собственными руками, что это полезнее, не казались мне убедительными. Я не знаю, почему полезнее есть какие-то определенные помидоры. Что за тяга сакрализировать любую фигню, я не понимаю, господа.

Вот так оно потихоньку копилось, копилось… И не ругались мы, и не спорили особенно. Собственно, спорить было не о чем – ну, о чем можно спорить с человеком, который мыслит какими-то странными категориями и твердит о неких социальных ритуалах, которые я считаю не обязательными, а он ужасается при одной мысли, что кто-то может думать как-то иначе. Вообще-то многие вопросы нужно выяснять до брака, иначе потом можно поиметь кучу негативных впечатлений. Во время букетно-конфетного периода эти вопросы вообще не возникают, они даже в голову не приходят. Зато потом всплывают, как вражеская подводная лодка в глубоком тылу, и иногда разносят хрупкое строение брака напрочь, и все бы ничего, но некоторые граждане к моменту обрушения кровли успевают обзавестись потомством. Слава всем богам, в этом вопросе мы с Виктором придерживались одинаковых взглядов, хоть и по разным причинам. Он говорил, что нужно сначала встать на ноги, обзавестись более просторным жильем, потому что детям нужна комната, и маме тоже. То есть присутствие свекрови вообще не обсуждалось – она априори как бы уже с нами жила. Но вставать на ноги в материальном смысле он не торопился, да и зачем – я же хорошо зарабатываю, а мы одна семья. И мысль о том, что если я сяду дома с ребенком, то мой заработок исчезнет и ему самому придется шевелиться, видимо, рушила его планы насчет продолжения рода.

Я не хотела детей. И не хотела их конкретно от Виктора. Тогда я просто думала, что мне надо привыкнуть к мысли, что мы семья, но потом поняла, что просто не хочу никаких детей, к которым будет иметь отношение Виктор, даже косвенно. Очень быстро он превратился в скучного серого мужика в растянутых трениках и тапках. Мог не сходить в душ или жевать что-то, пялясь в телевизор… о-о-о, этот их вечный телевизор! Над чем они там смеялись, что там вообще можно смотреть, кроме тупых передач и бездарного киноговна с жуткими актерами, как под копирку и косорыленькими? Тупой – еще тупее ток-шоу, тупой-еще тупее-два – сериалы о буднях и праздниках ментов, врачей, черта лысого… Они это смотрели и потом обсуждали. Всерьез обсуждали, боялись пропустить серию, записывали!

А их походы в церковь. Каждое воскресенье, да. Платок у свекрови на голове, Виктор чисто выбритый. И осуждающие взгляды в мою сторону: не молится. Нет, они ничего не говорили, этого и не требовалось.

Все это вроде бы не причина для развода. Но я больше не могла это терпеть. Ведь дошло до того, что я начала мужа с его мамашей троллить – рассказывать за ужином о тенденциях цветовых решений при воздействии на подсознание. Или цитировала Берджеса. И не то чтобы они были совсем темные, это был просто наш ответ Чемберлену против их бесконечного цитирования одного и того же куцего набора цитат из «Собачьего сердца», причем не из книги, а из фильма!

И это тоже не было причиной для развода. Но, оказывается, стало причиной убийства.

– Дуры вы, бабы…

Убийца достал из шкафа коробку с чайными пакетиками.

– Чай будешь? Отчего сама-то суп не ешь?

– Яблок хочется. Что-то мне плохо от этих таблеток.

– Много выпила?

– Десять штук. Или двенадцать, не помню точно.

Он присвистнул и осуждающе нахмурился – десять штук, конечно, много. Я и сама понимаю, что много. Но я же, когда пила эти таблетки, не собиралась дальше жить, а в краткосрочной перспективе это было неплохое решение. Наверное, он и сам это понял.

– Они в тебе все равно не удержались.

– Кто же знал… я думала, вы меня прямо там и убьете.

– Такой план был. Ладно, предлагаю тебе сейчас лечь спать, ты не очень хорошо выглядишь.

– А… как же…

– Когда я стану тебя убивать? – Он посмотрел на меня с откровенной иронией. – Никогда, успокойся. Ложись спать, ты бледная, как смерть.

– Но… как же?

– Пока не знаю. – Он покачал головой. – Я о таком только слышал. Ну, что ребята не выполняют заказ по каким-то личным причинам. Не думал, что сам в это вляпаюсь, так что тебе лучше пойти в спальню и не мельтешить, пока я не придумал, как быть. Спасибо за суп, очень вкусный. А главное – простой, я и сам смогу такой приготовить.

– У меня все рецепты простые, я ленюсь готовить, понимаете?

– Понимаю. Спальня направо, ванная рядом. В шкафу можешь взять халат, они все стираные. Свою одежду запихни в машинку. Чистые полотенца тоже найдешь в шкафу. Все, ступай, ты мне мешаешь думать.

– Я только яблоки возьму…

– Бери и не мешай мне.

За окном сгущаются сумерки, я чувствую себя совершенно разбитой. Мне отчего-то холодно и очень хочется в душ. Я открываю дверь в ванную – чистая просторная комната с витражным окном, все по последней моде, и ванна есть, и душевая кабинка. Хочется ощутить воду и надеть что-нибудь чистое… но мне очень плохо, и болит в груди так, что терпения никакого нет, и я понимаю, что со всеми этими хлопотами с моим убийством я совсем измотала себя. Стены плывут перед глазами, мир кружится, пришлось сесть, чтобы не упасть. Ну, теперь все, похоже, как надо… только не совсем, потому что мне по-прежнему дурно, и я не понимаю, что со мной происходит.

– Эй…

Нужно что-то делать, пока я могу внятно говорить. Но стены кружатся вокруг меня еще быстрее, темное кольцо сжимается, сжимается, пока не становится слишком тесным, чтобы я могла дышать.

Надо же. Похоже, моей свекрови все-таки придется раскошелиться.

3

Я лежу в кровати, кто-то укрыл меня теплым одеялом, я понятия не имею, где нахожусь. Запах яблок вернул меня к жизни, и я разом вспомнила и то, что меня должны были убить, и киллера, которого я даже в лицо не запомнила, и суп. Глупость какая-то получается.

Я открыла глаза – комната незнакомая, убийца сидит рядом со мной на стуле с высокой спинкой. У него усталый вид – наверное, намаялся он со мной. Не привык иметь дело с живыми.

– Ты как?

– Не знаю.

В моем теле поселилась ужасная слабость. Словно из меня в одночасье выкачали всю кровь, и от этого мир вокруг стал скучный и серый. Или тут освещение такое?

– Таблетки подняли тебе давление. – Убийца вздыхает. – Много выпила и понервничала, а сколько тебе, худышке, надо. Я ввел внутривенно магнезию, сейчас станет лучше.

– Вы и это умеете?

– Я много чего умею.

Я в этом и не сомневаюсь. Человек столь странной профессии должен иметь познания в медицине, учитывая, что ему далеко не всегда удобно обращаться к врачам.

– Я не спросила, как вас зовут.

– Мирон меня зовут.

Мирон… Странное имя, разве кто-то так называет детей? Хотя ему лет чуть за сорок, я думаю, и в его времена, наверное, называли. А может, его зовут вовсе не так, это псевдоним. С чего ему называть мне свое настоящее имя. Но раз уж он привел меня в свой дом… а может, дом не его? Может, он просто снимает жилье, чтобы перекантоваться? Не похоже, я же была на кухне, там все оборудовано очень добротно. Правда, сейчас и для сдачи в аренду точно так же приводят в порядок дома, это ничего не значит… вот только ящик яблок на веранде и бочка с дождевой водой кажутся мне подозрительно непричастными к аренде.

– А дом…

– Это мой дом. Просто я здесь не часто живу. Так, бываю иногда, его еще в порядок надо приводить, видела гостиную?

– Ага. Очень милая, как в деревенском доме.

– Вот я и думаю, что мне с этим барахлом делать. – Мирон хмыкнул. – Выбросить жаль, очень характерная комната, будто на пятьдесят лет назад нырнул, а с другой стороны, оставить все как есть тоже нельзя, слишком большой контраст будет с остальным. Но мне спешить некуда.