Не повезло. Курительная комната первого класса находилась тремя палубами выше. Пришлось поторопиться.
Спеша по коридору, Энни встретила Джона Старра Марча, который направлялся в противоположную сторону, и улыбнулась, когда он коснулся козырька и кивнул ей. Джон был много старше, ровесник ее отца. Он служил почтовым клерком и отвечал за почтовые мешки, которые грузили на «Титаник» для доставки в Нью-Йорк, однако также должен был помогать персоналу по снабжению продовольствием. Среди работников Джон считался в некотором роде знаменитостью, потому что пережил восемь происшествий в море. «Раз в год, как по часам, – поделился он с Энни, смеясь. – Я уже даже не задумываюсь. Такая у меня работа». Присутствие Джона Марча на борту обнадеживало Энни, как и многих новичков.
В курительной она с облегчением обнаружила, что пришла не последней. Скользнув на свободное место рядом с Вайолет, она вздрогнула – подруга схватила ее за руку. Энни осознала, что к ней прикоснулся другой человек, впервые с тех пор, как она покинула дом. Она поразилась тому, что сделал этот маленький жест – она внезапно почувствовала себя заземленной, защищенной.
Остальные собравшиеся стюарды напоминали ей бедняков Белфаста: изможденные, с беспокойными глазами, встревоженные. Некоторые были полными, раздутыми от диеты из картофеля и капусты и от выпивки. Женщин – лишь около двух дюжин, и они с Вайолет одни из самых юных; компания печально славилась убеждением, что молодые одинокие женщины, которые служат на корабле, приводят к моральному разложению, и почти всегда отказывалась их нанимать. Энни не могла с уверенностью сказать, что они не правы, если судить по поведению, которое она наблюдала на палубах для персонала в нерабочее время. Женщины, как и мужчины, бродили из каюты в каюту, прихватив крепкое пиво или виски, в поисках собутыльника; в коридорах играли в карты или кости. Мужчины шептали на ухо непристойности, когда думали, что им за это ничего не будет.
Но, с другой стороны, Энни удивляло почти все, что касалось пребывания на этом корабле: все вокруг было такое оживленное, энергичное и неудержимое. До этого единственным местом, где она оказывалась в обществе большой группы мужчин, была церковь по воскресеньям, и она знала имена каждого. Теперь эти имена растворились в легком весеннем тумане, ускользнув от нее.
Прошлое Энни – стремительно меркнущее серовато-зеленое видение. Все, что осталось, – едкий привкус во рту.
Вайолет еще раз сжала руку Энни, когда Эндрю Латимер, старший стюард, прочистил горло и прикрикнул, призывая беспокойно переговаривающихся стюардов и стюардесс к тишине. Энни проводила с Латимером не так много времени, однако у нее сложилось впечатление, что он знает свое дело и любит определенный порядок. А вот был ли он справедливым или добрым, Энни не имела понятия.
– С этого момента и до тех пор, пока мы не причалим к месту назначения, вы должны помнить, что ваша первостепенная задача – благополучие пассажиров. – Лицо Латимера над высоким белым воротником униформы было ярко-красным. – Независимо от предъявленных к вам требований, независимо от ваших иных обязанностей и задач, независимо от времени суток потребности пассажиров всегда стоят на первом месте.
У Энни сжалось нутро. Что это значит? Если Энни будет выполнять свое поручение, например нести еду тому, кто чувствует себя плохо и не может спуститься в обеденный зал, и ее остановит другой пассажир, который хочет, чтобы она принесла что-то из каюты, чему подчиняться? Она отвечала за дюжину кают, за группу пассажиров величиной практически с весь ее прежний приход, и должна была отвечать на все просьбы и призывы, удовлетворять любые прихоти – и это в дополнение к уборке кают, заправке кроватей и прислуживанию в обеденной зале во время приемов пищи.
– Вы должны поддерживать у наших пассажиров – у наших пассажиров первого класса – впечатление, что они остановились в отеле мирового класса. Да, мы гордимся «Титаником» – это лучший океанский лайнер класса люкс в мире, мы никогда не должны об этом забывать! Но мы обязаны подчеркивать, как много удобств доступно нашим пассажирам. Убедитесь, к примеру, что они знают о спортивном зале и библиотеке.
В библиотеке первого класса хранится тысяча книг, вспомнила Энни. Им так вбили в головы эти сведения, что цифры легко соскакивали с языка. Во втором классе – пятьсот.
Вес одних только книг и содержащихся в них историй казался ей слишком тяжелым для любого корабля. Бассейн с подогревом, всего шиллинг за посещение. Детская игровая комната. Прогулочные палубы.
– Вы также должны знать, о чем не следует говорить пассажирам, дабы не помешать им наслаждаться путешествием. – Латимер посмотрел на каждого присутствующего по очереди, как бы желая убедиться, что они все внимательно его слушают. – Фамильярность не поощряется. Не позволяйте втягивать себя в разговоры о себе. Не позволяйте обращаться к вам по имени.
Им уже вручили лист с напечатанными правилами, которые они должны были вызубрить, но слышать их – совсем другое дело. Правила всегда помогали Энни ощутить себя в безопасности.
Латимер помолчал. У него были очень темные глаза. Энни почувствовала, что, несмотря на цвет его лица, в нем было нечто бескровное, холодное, жесткое.
– Еще иногда бывают пассажиры с болезненным складом ума, которые могут зациклиться на страхе перед естественными угрозами, что несет в себе открытое море, – продолжал расхаживать туда-сюда Латимер. – Вы должны сделать все возможное, чтобы отвлечь их от подобных раздумий. Если вас спросят, заверьте, что «Уайт Стар Лайн» славится лучшей репутацией в области безопасности во всей отрасли, а затем переключите их внимание на вечернюю музыкальную программу, на шафлборд или игру в кольца.
Латимер закончил, как раз когда раздался звон: час прошел, и настал момент, который они все так ждали. В одно мгновение гул за железными переборками перерос в рев.
Латимер что-то выкрикнул, но на него уже никто не обратил внимания. Энни выбежала вместе с остальными и, охнув, судорожно вцепилась в перила.
Причал внизу кишел людьми. Они стояли в очередях и ожидали, когда их пустят по трапам, нетерпеливо налегая на цепи. Сыпали наружу из экипажей. Читали нотации грузчикам, которым приходилось помучиться с их багажом. Так много людей, больше, чем Энни когда-либо видела одновременно. От одного только зрелища у нее закружилась голова.
Пассажиры были разделены на классы. У дальнего конца корабля – третий. В основном мужчины в рабочей одежде – лучшей, что у них была, с вещевыми мешками на плечах, как у моряков. Затем шел второй – опять же в основном мужчины, получше одетые, в выходных костюмах. Крепкие середняки: лавочники, проповедники, учителя и подобные.
А вот первый класс был совсем иным. Мужчин и женщин поровну, все разодетые едва ли не в королевское облачение – Энни видела такое разве что в журналах; в Баллинтое никто не мог позволить себе такую одежду. Шелка, атлас и страусиные перья, ленты без конца и края. Платья, которые могла сшить лишь лучшая швея – так точно они облегали фигуры их обладательниц. У большинства за спиной стояли один или двое слуг, чопорные, в черной униформе; они несли чемоданы или присматривали за детьми. Энни силилась рассмотреть у кого-нибудь золотое кольцо для прорезывания зубов, хотя была вполне уверена, что Вайолет ее просто разыгрывала; золото слишком мягкое, чтобы его так грызть и не поломать, это понимала даже сельская девчонка.
Ровно в десять часов утра цепи, преграждающие проход, были опущены, и люди хлынули на трапы. Энни казалось, будто по палубам разлилась темная бурлящая волна, угрожающая ее утопить. Энни попятилась. Давка тел, какофония голосов… для нее все это, после относительной тишины последней недели, было слишком. Энни боролась с безумным желанием убежать, спрятаться в комнате, которую она делила с Вайолет, и каким-то образом ускользнуть с корабля прежде, чем он покинет гавань. Она перевела дыхание. Пусть она и была напугана, но чувствовала всем существом: это мгновение, этот корабль – вот ее судьба.
Энни развернулась – и тут же отпрыгнула назад. Перед ней откуда-то возник молодой человек немногим старше ее, с ребенком на руках, которого он пытался успокоить и укачать. Энни тут же преисполнилась сочувствия. Он выглядел таким несчастным, неспособный унять свое дитя, которое извивалось, неприкаянное и недовольное. Младенцу Энни тоже сочувствовала – тот, несомненно, желал вернуться в прохладу детской, где ему было спокойно и уютно.
– Могу я помочь? – удалось ей выдавить каким-то образом.
Молодой человек распахнул глаза и окинул ее взглядом. Глаза были добрые, серо-голубые, как полумрак пещеры. И почему-то знакомые.
– О… простите! Не заметил вас.
Ребенок заворковал, и все шерстяное пальто пассажира оказалось заляпано спереди белой жижей.
– Позвольте, я помогу.
Энни вытащила из кармана тряпочку для уборки и потянулась за ребенком. Мужчина передал его с готовностью, словно повинуясь инстинкту.
Ребенку было не больше нескольких месяцев. Крошечное, но здоровое создание с темными глазами и прядями светлых медово-русых волос, выглядывающих из-под чепчика.
Малыш удобно, почти привычно лег в руки Энни, хотя она почти не имела опыта обращения с младенцами, так как была младшим ребенком в семье.
Однако дитя вскоре умолкло, поерзав и уткнувшись Энни в грудь носиком.
Молодой отец промокнул пальто тряпочкой.
– А вы ей понравились, да?
Он был красив, заметила Энни теперь, когда он больше не выглядел столь обеспокоенно. И в нем было что-то настолько знакомое, что Энни почти ни о чем другом не могла думать. В голове звучало нечто похожее на сигнал тревоги. «Вы когда-нибудь бывали в Баллинтое?» – хотелось ей спросить. Но сама идея казалась нелепой. Лондонцы не ездили в Баллинтой.
– Такая красавица, и здоровенькая, – произнесла Энни вместо этого.
Крошечный розовый кулачок вдруг поднялся к ее лицу, пытаясь ухватиться за подбородок. Мужчина с улыбкой покачал головой.
– Чувствует себя как дома. Мисс?..
– Стюардесса Хеббли.
– Что ж, мисс Хеббли, вы посланы мне небесами. Очень благодарен вам за помощь.
– Могу я проводить вас в каюту? Номер каюты, пожалуйста?
Он вытащил билет и показал ей, будто сам не был до конца уверен. Энни с разочарованием поняла, что в число вверенных ей он не входит.
Марк Флетчер. По телу Энни вдруг прошел еще один разряд чистого электричества. «Я знаю вас», – хотелось сказать ей. И в то же время она понимала, что это не так, что они никогда не встречались, что этот красивый мужчина, который казался таким знакомым, на самом деле был ей незнаком.
– С удовольствием покажу вам, как пройти, мистер Флетчер. Проследуете за мной?..
Однако в этот момент с трапа сошла женщина и протянула мужу руку. Энни ощутила неуместный укол разочарования. Неужели надеялась, что матери у этой малышки каким-то образом не было? Каким ужасным было бы это желание. И все же чувство, которое она испытала при виде Марка Флетчера, стало таким внезапным, острым, почти животным.
Кажется, она была обречена тянуться к мужчинам вне ее досягаемости.
Женщина, что появилась рядом с Марком, была невероятна – самоуверенность, блеск, фейерверк в человеческом обличье, уверенная в силе собственного счастья. Она была одета как королева из сказки, которые выдумывала Энни; одна только шляпка, с тонкой, изящной сеточкой, которая идеально оттеняла ее лицо… одна лишь шляпка стоила бы зарплаты Энни за целый год. Эта женщина была будто бы из тех молодых матерей, которые смотрятся беззаботно и легко, и ребенок для них не обуза, а красивая вещица в их коллекции чудес.
– Прости, что задержалась, – обратилась она к Марку, и Энни мгновенно услышала резкий звон американского акцента, тягучего и небрежного, – я увидела на пирсе ван Алленов, хотела их поблагодарить за тот вечер…
Она устремила темные глаза на Энни, в ее взгляде не было строгости.
– А это кто?