Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени П. С. Нахимова. 220 лет со дня рождения

А Залман Гольдштейн и Лия действительно находились в латышском партизанском отряде, куда они попали несколько месяцев тому назад после изнурительных скитаний по лесам. Хотя оптимист Яша рассчитывал добраться до родных мест за четыре дня, поход в Освейский район занял две недели. Столько же ушло на поиски партизан, но и встреча с ними не означала, что путь окончен. Командир отряда Вилис Янсонс хмуро взирал на отощавших путников. Узнав, что один из них доктор, Янсонс немного смягчился. Доктора ему давно обещали, но того должны были доставить из Риги проверенные люди, которые так и не появились. Девушка и парень особых подозрений не вызывали, зато латыш внушал недоверие, особенно после того, как признался, что бежал из полицейского батальона.

– А почему бежали? – поинтересовался Янсонс. – Карателем быть надоело? Совесть замучила?

– Я случайно к ним попал, – сказал Фрицис. – У меня выхода не было. Я в подпольной организации состоял. Ее разгромили, а я на хуторе сидел, ареста ждал. Пришлось заметать следы.

– Вот как? – с саркастической усмешкой отозвался Янсонс. – Заметая следы, в карательный батальон определились? Интересно получается, если, конечно, вы говорите правду. Какая подпольная организация, кто руководитель?

Услыхав имя Валдиса, командир отряда снова нахмурился. Из рижского подпольного центра не уцелел никто. Валдис повешен. Уйти и добраться до партизан удалось только Гунару, но он сейчас на задании. И какой же вывод? А такой, что этот мнимый подпольщик – явный провокатор, специально засланный. Поэтому кое-что знает, но не знает главного: того, что помощник Валдиса жив и находится в отряде.

Гунар вернулся к вечеру усталый и продрогший. Еще хуже были новости, которые он принес. Гитлеровцы, мобилизовав большие силы и широко используя латышские полицейские батальоны, вот-вот начнут крупную операцию под красивым названием «Зимнее волшебство».

– Нужно быстро уходить. Перенесем базу в Себежский район. Там пока тихо.

– Без согласия Центрального штаба не сможем, – сказал Янсонс. – Кстати, тут тебя один знакомый дожидается.

– Какой еще знакомый?

– Говорит, был у Валдиса связным…

– Это невозможно! Схватили и казнили всех. Где он?

– На всякий случай под замком. Сейчас приведут.

На вошедшего Гунар посмотрел как на пришельца с того света. Он был уверен, что Фрицис погиб.

– Это мой двоюродный брат, – обнял Фрициса Гунар. – Я за него ручаюсь. Значит, – обратился он к Фрицису, – ты не стал нас разыскивать?

– Нет. На хуторе сидел. А когда понял, что могут взять, – виновато потупился Фрицис, – пошел в батальон. Только сразу решил: при первом удобном случае сбегу.

Гунар хотел ответить, но его опередил Янсонс:

– С ними еще какой-то парень. Уверяет, что из отряда Нефёдова.

– Опять не легче. Отряд Нефёдова погиб. Может, сделать в штабе запрос?

– Не стоит. Паренек – еврей. И похоже, не врет.

Но встречей Фрициса и Гунара сюрпризы не закончились. Спустившись в землянку, где партизаны оборудовали санчасть, Залман не смог сдержать возглас изумления, увидев перед собой Дзидру Блумберг. Это была та Дзидра, которой он обязан был жизнью, и в то же время другая. Недоступность, чопорность, строгость в сочетании с холодной красотой исчезли. Такого выражения лица, такого тусклого взгляда Гольдштейн никогда не видел у Дзидры. Несомненно, с ней что-то стряслось. Он даже не надеялся, что та заговорит, и начал первым:

– Это замечательно, что мы встретились. Ведь я вас так и не поблагодарил…

– Оставьте, доктор, – отмахнулась Дзидра. У нее изменился голос: теперь он был с хрипотцой. – Грех отказать симпатичному мужчине, – усмехнулась она.

«Что-то в ней еще осталось», – подумал Залман.

– Есть у меня одна вещь, – продолжала Дзидра, – хочу вам передать. Я сейчас. Подождите.

Через несколько минут она вернулась с каким-то ювелирным изделием.

– Вот, возьмите. Это…

– Нет-нет! – замахал руками Гольдштейн. – Что вы!

– Это не подарок, – тихо, но настойчиво произнесла Дзидра. – Возьмите.

На ладони у нее лежал изящный золотой медальон.

– Вы можете прочитать, что на нем написано?

– Тут написано… – сделал паузу доктор, пытаясь разобрать надпись на иврите. – Да, могу. «Любимой Мире от Шимона». Откуда это у вас, Дзидра?

Вскоре он сидел за грубо сколоченным столом, угощаясь напитком из раздобытого Гунаром цикория и слушая рассказ Дзидры. Этот рассказ сразу же вернул Залмана в то ледяное утро, когда Эстер и он снимали с себя одежду, прежде чем сделать последний шаг к могиле.

После того как Дзидра поняла, что брат смертельно ранен, ее память зафиксировала лишь тот момент, когда она бросилась в лес. Больше Дзидра не помнила ничего и очнулась в какой-то яме. Все тело ныло, а над головой нависало черно-серое дождевое рассветное небо. Надо было как-то выбираться, и, пошевелив конечностями, Дзидра убедилась, что руки и ноги целы. Она повернулась на бок, чтобы встать, и пронзительно закричала: на нее смотрело полуистлевшее женское лицо. Но только взглянув по сторонам, Дзидра поняла, что попала в братскую могилу. Ее даже не засыпали землей. Вокруг были мертвые тела, и, судя по их состоянию, лежали они здесь давно. Ей показалось, что она видит кошмарный сон, невозможно было поверить, что все происходит наяву. Дзидра понимала, что неминуемо сойдет с ума, задержись она в этой яме еще минуту. Она протянула руку, чтобы разгрести мешавшие выбраться листья и хворост, и ощутила какой-то металлический предмет. Оказавшись наверху, Дзидра увидела, что держит в руке золотой медальон с цепочкой и какими-то странными буквами, и, сопоставив непонятную надпись со зловонной ямой, откуда только что выбралась, поняла, что лежащие в ней трупы – это трупы убитых евреев…

Операция «Зимнее волшебство», которой предназначалось искоренить партизанское движение в Белоруссии, разворачивалась, и Янсонс получил разрешение Центра перенести базу. Нужно было произвести разведку, уточнить маршрут. Яша, зарекомендовавший себя как следопыт, лучше других подходил на эту роль, но Лия не хотела с ним расставаться.

– Я тоже пойду!

– Ни в коем случае! – Командир был категоричен. – Это тебе не прогулка с приятелем, – заявил он, давая понять, что в курсе всего, – а боевое задание. Останешься отцу помогать.

Только Лия отступать не собиралась. Ее характер закалялся, в нем проступали новые качества, одним из которых было упорство. И когда назначенный в напарники Яше молодой партизан Эрик внезапно заболел, Лия вновь стала напрашиваться в разведку. Именно в этот момент Янсонс получил приказ: под личную ответственность доставить выполнявшую ответственное задание Дзидру Блумберг на общий для нескольких отрядов партизанский аэродром, откуда ей предстояло вылететь в Москву. Там Дзидрой должно было заняться ее непосредственное начальство.

Из Москвы пришло сообщение и для Залмана. Один из кураторов латвийского партизанского движения, майор Юрис Вецгайлис, информировал доктора о том, что его сын, младший лейтенант Михаэль Гольдштейн, жив и воюет под Ленинградом. Это было счастье! Доктор переживал его тихо, поделился только с Дзидрой, которая вежливо выслушала и даже улыбнулась, хотя на душе было пасмурно. В Москве предстояло объяснять, как ей удалось проделать невероятный путь через всю Латвию и остаться в живых, и Дзидра понимала, что ее ожидают нелегкие дни.

Зато Лия радовалась бурно, делилась чуть ли не с каждым и прожужжала все уши Яше, которого удивляла такая привязанность к брату. Парень чувствовал обиду. Он привык к тому, что восторг девушки достается только ему. Но Лия ничего не замечала. Михаэль нашелся, сражается, совершает подвиги! Ей тоже хотелось что-нибудь совершить. Для этого надо было пойти с Яшей в разведку, и Янсонс стал нервно оглядываться, боясь обнаружить приближающуюся к нему Лию. Он бы не уступил, но должен был выделить партизан для сопровождения Дзидры на аэродром и, столкнувшись с нехваткой людей, да еще не зная, как отделаться от назойливой девчонки, махнул рукой:

– Ладно, иди…

Но если Лия была счастлива, пробираясь вслед за Яшей по заснеженному лесу, то спутник вряд ли разделял ее чувства. Нахмуренный и озабоченный Яша предпочел бы не видеть в этом походе Лию. Его томило нехорошее предчувствие, он боялся за девушку и даже сорвал на ней свое раздражение. Встретив удивленный, растерянный взгляд Лии, Яша поспешил загладить грубость и уже приготовил несколько ласковых слов, когда за спиной у них раздался окрик:

– Стой!

Яша понимал, что одна только попытка вскинуть винтовку приведет к тому, что пули прошьют его и Лию. Оба медленно повернулись. Два человека целились в них.

– Бросать оружие! Стоять на место!

Лия сразу уловила латышский акцент.

– Латыши, – прошептала она…

Леон Бренч, уже несколько месяцев находившийся в батальоне И?лмара Ме?лдериса, хоть и свыкся кое-как со своим положением, с ужасом думал о том, что будет, когда они вернутся в Латвию, где его тут же вычислят. Сидя у теплой печки, он в очередной раз представлял себе, как его разоблачают, когда голос командира взвода оторвал Леона от невеселых мыслей:

– Эй, Бренч! Хватит задницу греть! Там наши двоих привели: сучонка и сучку. Партизаны и вроде как жиды. Илмар недоволен. «Зачем, – говорит, – притащили? Нужно было на месте кончить». Поведешь их теперь вместе с Долговязым Бруно в ельник. Понял? А то ребята из патруля устали…

Положение Леона было похоже на положение Фрициса в батальоне Ко?нрада Ка?лейса. Но если Фрицис, увидев Леона и спутников схваченными, моментально принял решение, то Леон всю дорогу до ельника колебался. Мысль о том, что он идет убивать Лию, была невыносима. Ради мальчишки-еврея он бы не рисковал, этот только мешает, но Лия… Надо что-то делать. Но что?

– Чего плетешься? – прошипел Бруно. – Не нравится? Жиденят пожалел? Давно за тобой слежу. Надо будет доложить Илмару.