Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «По следам „Книжной Сибири“»

Через несколько минут где-то в глубине квартиры раздаются мелодичные сигналы, потом – громкий стук в дверь.

– Эй, шкет, где ты там? Открывай давай! – слышит мальчик ненавистный голос Сани Шалого.

Егорка выходит в прихожую, стараясь не шуметь. Сейчас от этого страшного человека его защищает запертая дверь, хоть и чужая. Ему так не хочется открывать ее этим страшным людям! Вдруг снаружи слышится скрежет металлических запоров.

– Что здесь происходит? – спрашивает кто-то на площадке зычным басом…

Малыш, замерев, стоит у двери. Даже тогда, когда он, подталкиваемый Шалым, лез по холодной лестнице, боясь оступиться и полететь вниз, ему не было так страшно…

…Вечером того же дня Надежда узнает от мужа, что в квартире ректора одного из университетов, находящегося в командировке, соседи обнаружили постороннего мальчика лет пяти, очень похожего на Игорька. Преодолев некоторые административные преграды, они везут его домой. Ребенок замкнут и запуган. Дома Надежда, искупав малыша, заворачивает его в полотенце и укачивает на коленях.

– Меня мама тоже так дейжала… в полотенче, – шепчет он вдруг.

На вопрос о том, где сейчас его мама, малыш отвечает:

– Потеялашъ, – и мило пожимает плечиками.

Надя с необыкновенной радостью ухаживает за ребенком, аккуратно постригая его нежные ноготки, расчесывает мягкие волосы…

…Надежда и Юрий стараются уделить малышу как можно больше внимания. Водят его в зоопарк, в кукольный театр, кормят мороженым и умиляются его детским суждениям.

– Как такая большая тетя жалежла в такого маленького Чебуррашку? – старательно выговаривая трудно дающиеся звуки, спрашивает мальчик, когда артисты вместе с куклами выходят на поклон.

Он очень разочарован, что Чебурашка не живой, а роль его играла актриса. Надежда счастлива. В женщине зреет намерение усыновить этого малыша, который так напоминает ей погибшего сына.

Позвонив Таисии, она узнает новость, которая ее радует и огорчает одновременно: мальчика, которого она вознамерилась усыновить, разыскивают родственники. И зовут его Егорка Красиков. Женщины договариваются вместе навестить Сеньку Моряка.

На следующий день, подходя к зданию больницы, Надежда видит у ворот Таисию, беседующую с мужчиной в форме морского офицера. Он бежит им навстречу, подхватывает мальчика на руки.

– Ты помнишь меня, Егорка? – спрашивает моряк. – Ну, как меня зовут?

– Паша, – шепотом произносит малыш и смущенно улыбается…

Егорка забегает в палату первым, обнимает старшего товарища. Сенька радуется встрече с маленьким собратом…

Надежда, несмотря на неизбежность предстоящего расставания с малышом, счастлива, что его мама нашлась. Она учит Егорку правильно произносить звуки.

– Вот приедет твоя мама и услышит, как ты хорошо разговариваешь. Знаешь, как она удивится?.. – говорит она ему.

…Егорка с Надеждой стоят у дома. Подъезжает такси. Из автомобиля выбегает молоденькая женщина, бросается к Егорке, подхватывает его на руки и долго стоит так, прижимая мальчика к себе.

– Мама, я жнал, что ты найдеща! А я вс-се буквы выго-вар-риваю! – радостно сообщает Егорка после горячих материнских объятий. – Ты удивляища?

– Конечно, родной! – отвечает женщина и смеется сквозь счастливые слезы.

Надежда, наблюдая за встречей матери с сыном, радуется за них обоих…

– А вы меня не жабудете? – спрашивает Егорка, прощаясь с Надеждой и Юрием в аэропорту.

Надя целует малыша, в последний раз вдыхая запах волос на детском височке.

– Лети, Воробышек! – говорит она, отпуская его к счастливой маме. А самой так хочется расплакаться…

Ольга Блинова

Родом из г. Томска. Мать – лингвист, отец – историк. Училась: Томский университет (филология), Иркутский университет (журналистика), аспирантура МГУ (литературная критика). С 1979 года – член Союза журналистов. С 2003 года – член Союза писателей России. Публикации в газетах и журналах Сибири, Урала, Москвы, Сергиева Посада. Книги: «Накануне дороги» – стихи (Томск, 1989), «Облик» – стихи, проза, журналистика (Сергиев Посад, 2005), «Провожаю сентябрь» – проза, стихи (Сергиев Посад, 2015), «Мы ваши бабушки» – киноповести (Сергиев Посад, 2017).

Лауреат конкурса «Золотое перо Посада». Лауреат Первого всероссийского конкурса им. Геннадия Карпунина в номинации «Поэзия». В последнее время – литредактор и корректор. Живет между Томском и Сергиевым Посадом.

Владимирские художники, или Неужто аборигены съели Кукшу?

Слова, что путешествовать лучше летом, – только слова. Попасть во Владимир пришлось как раз по самому лучшему снегу зимы: пушистому, теплому – такому, какой не лежит и часу в столице, тут же истаивает. Но там, в бывшем стольном граде Владимире, он шел и шел и лежал ковром, и на главной улице ранним утром дворники сгребали его классическими деревянными широкими лопатами, а где еще не сгребли – можно было увязнуть.

Белый Владимир. Белые храмы на белом снегу. Строгое великолепие Успенского собора. Потемневший белый камень стен монастыря, принявшего первоначально прах Александра Невского. Остатки золотого века владимирского зодчества.

Белый прах веков.

Улица, которую прежде (как и во многих старых русских городах) называли Большой и о которой Добролюбов, проезжая, писал: «…кондуктор говорит, что только одна улица и есть порядочная во всем Владимире».

Совсем рядом, в пяти минутах отсюда, по горе и под горой разбросаны деревянные домишки, узкие улочки и тот подвал, о котором пойдет, вниз скатываясь, речь. Пока приведем только строки путеводителя, изданного за два года до перестройки: «У царского правительства “не было” денег на благоустройство одного из древнейших городов России».

У последующих правительств, увы, тоже.

Здесь, во Владимире, служил некогда в губернской газете Герцен. Здесь жили знаменитые братья Столетовы – физик и генерал. Здесь, на той же главной улице, стоит один из старейших в стране музеев.

Картины Поленова, Тропинина, Шишкина, Васнецовых, Айвазовского, Куинджи и даже (мало где увидишь) Фешина. Любовно и ностальгически-романтизированно оформлена экспозиция быта дворянских усадеб, коих много было когда-то в губернии. Впечатляет напоминающая иконостас стена портретов русских царей и примкнувших к ним исторических личностей.

Происходила в эти дни в музее и оригинальная выставка бутылок всех времен (около 300 экспонатов, хотя действительность, конечно, богаче), сопровожденная, увы, очень самодеятельными стихами «на заказ». Получасом позже антикварный магазин неподалеку показался достойным продолжением той выставки, только более многожанровым.

На выходе из этого красивого музея угрюмо томился очень вооруженный пятнистый охранник, создавая эстетический контраст. Но вина не его, конечно, а снега, белого снега…

На той же заснеженной главной улице – все приметы времени, вывески причудливо названных баров и кафе – тут, как и во многом, провинция изобретательней Москвы. Долго пришлось опрашивать прохожих: что за памятник, единый в трех лицах, громоздится в центре? Толком всех составляющих памятник лиц не знал никто, лишь смущенно сообщили, что в народе это называется «Три дурака», а то и похуже. По концентрации памятников этот квадрат города явно превосходил все другие: видимо, призван осуществлять зодческую связь времен. Вот по поводу связи времен здешний скульптор и уточнил: «Видите – там Андрей Рублёв? А через дорогу – Ильич. Позы явствуют: Рублёв рисует Ленина».

* * *

Скульптор очень симпатичный, общительный. За шестьдесят, но бодр и подвижен. Преподает живопись в местном институте. В последние годы обратился к религии (очевидно, на фоне тяжелых болезней в семье) и проповедует неустанно, оставаясь при этом, слава богу, человеком с природным юмором. К иным мировоззрениям терпим. Признаков ежедневной творческой работы не видно в его огромной мастерской: приобщение к религии и творческое самовыражение – процессы очень часто обратно пропорциональные…

Скульптор рассказал, что не так давно сюда перебрался художник из Сибири: «Вот его этюды, я их даже использую как учебное пособие на своих занятиях».

Этюды показались интересными, и потом – земляк… здесь, во Владимире, а вдруг еще и знакомый? (Потом оказалось, что Скульптор традиционно перепутал Омск и Томск.)

Так мы попали в прилегающие к центру «шанхайчики» – узкие крутые улочки, по которым вовсю скатывались на санках дети. Как сказал потом Земляк, весной мимо его подвала поток воды идет так быстро, что в его подвал не заходит.

Жилище Земляка и вправду было экзотикой, если применимо это понятие к российской трущобе, которую он, однако, приобрел здесь за немыслимую сумму. Мастерские художников – зачастую экзотика, но эта была поистине берлога: свет дня сюда проникнуть ни в какое время года попросту не мог.

Поэтому низкий потолок был оснащен лампами дневного света. И вообще все было обустроено, как надо для жизни (скажем, в сибирском зимовье, где порядок – закон и весь нужный минимум в наличии и на месте). Две печки обогревали жилище, полки с книгами, картинами и утварью располагались оптимально. Сам хозяин умел в десять минут испечь крупные лепешки (постные, чему рад был Скульптор) и столь же быстро приготовить говяжью печень – лучше любой хозяйки (для гостей мирских).

Все это соответствовало и той скорости, с какой он «пек» свои картины (ибо их немерено, а это только «владимирский период»).