Алтарь Отечества. Альманах. Том I

С Мишкой мы обрабатывали по девятьсот гектаров земли! И что интересно: Мишка, Михаил Демьянович БУДЯКОВ, в войну дошёл с боями до Варшавы, он был водителем, возил снаряды. Был в окружении. В боях мимо и поверх его головы свистели пули, рядом взрывались бомбы, снаряды, а ему – хоть бы хны! Ни царапинки! Однажды в кузов машины попал снаряд – кузов был в щепки разбит, а Мишка остался цел и невредим! Вернулся домой с Победой. Счастли-и-вый!

Его однофамилец, Анатолий Иванович БУДЯКОВ, после войны восстанавливал Курск, построил себе дом на окраине города, церковь построил. Был прекрасным плотником. Имел столярную мастерскую, парники. На его доме прибита табличка: «Образцовый дом».

А был ещё у меня друг Пётр Петрович РЫБАЛКИН – Петька-чудак его звали – сирота, пас скот и выучился играть на мандолине, балалайке, гитаре… На всех инструментах играл!

В войну его взяли в Московский духовой оркестр при Доме Советской Армии. После войны не нашёл я его…

– Да-а-а, повоевал я, навоевался досыта…

После ранения меня направили поднимать разрушенный Смоленск, Ржев, Нелидово. Война шла к концу, и мы поднимали сожжённые, разрушенные сёла. Всех, кто мог пахать, позвали на трудовой фронт. Брёвна для строительства домов возили. Там и встретил День Победы. Лет на десять задержались там с женой: обрабатывали огород, плели лапти…

Сегодня я, вот, с Вами – пою да стихи читаю, с подругой-балалайкой не расстаюсь. Да я с ней всю войну не расставался. Веселил однополчан. Музыка обладает магическим свойством: уводит человека в мир грёз, прогоняет страх и дарит надежду. Музыка – это святое! Ах, сколько родилось в войну прекрасных стихов, песен! Они самые лучшие из всех песен! Как они учат нас любить свою землю!..

Тут Иван Иванович спохватился – не всё рассказал:

– Знаете, не смотря на то, что мы, деревенские, пасли скот, пахали землю, сеяли хлеб, а ведь в каждую свободную минуту, особенно, в дождливую пору, брали только что вышедшую в свет – в 1937 или 1938 году – книгу Николая Островского «Как закалялась сталь», и читали её. Повсюду с собой таскали и перечитывали: она нас воспитывала.

Или, например, «Чапаев» Фурманова в переполненных вагонах поезда, мчавшего нас на фронт, читал кто-то, а все солдаты слушали.

Эти книги учили нас и закаляли! Учили мужеству, стойкости, терпению и любви к Родине.

    Апрель 2007

Иван Иванович Бабаков до сих пор увлекается поэзией, прекрасно декламирует стихи. В военные годы писал заметки с фронта и рассказы.

Иван Бабаков. 2004 год. Весенний бал параартийцев. Перед концертом.

Сирота

Рассказ-быль

В июле сорок первого у Лены Душиной было двое детей. Меньшего МИШУ, фрицы увезли в Гамбург, а Петя ДУШИН остался в деревне под Курском.

Лена была большая мастерица, труженица, вела хозяйство, шила, вязала, тяпала свеклу в колхозе.

Рослая, статная, с косой чёрных волос, она походила на бабушку поэта Лермонтова, знакомая нам всем по книжному портрету.

Но дать пожить Лене до взросления своих детей судьба не удосужилась.

Муж Степан ДУШИН, серьёзный, или скорее, слишком гордый, уйдя в армию служить, в деревню боле не вернулся. Лена ездила к мужу в Кострому, звала его домой, к детям. Но он был почему-то зол, сердит. Торопился проводить жену и у моста толкнул Лену на перила. Она оступилась, упала и ушибла голову.

Петина мать не долго страдала: она умерла накануне фашистского нашествия. Ей было всего тридцать четыре года.

Степан, к тому времени уже средний командир, в зелёной фуражке, в сапогах, приехал в деревню на могилу жены: чувство вины не покидало его или совесть замучила?.. Или «нашёл» расплату за свой проступок?

Откуда ни возьмись немцы явились. Степана пленили. Правда, что потом с ним стало, никто не знал. Немцы «спрятали концы в воду». Возможно, как и сына Мишу, в Германию угнали…

Других пленных, военных и штатских, кто попадал под руку, гнали в сооружённый лагерь у рощи, недалеко от станции «Пены».

Дощатый барак был отгорожен редким забором, сверху и снизу шла проволочная колючка. Петька не раз подходил к забору и сквозь щели высматривал пленников: нет ли тут отца? Они в грязной, потёртой одежде, обросшие, худые, уставшие, с ранами на лице, голове, руках с трудом передвигались по бараку. Как ни всматривался Петька, но никто не был похож на отца. Петя рыдал до икоты. Как жить: ни отца, ни матери?

Как-то пленников вели на станцию грузить вагоны с ящиками, которые подвозили машины.

Вдруг появился немец: одет он был в серый мундир с иголочки, на груди красовался крест. И этот щеголь заподозрил Петю в связи с партизанами и затащил его в зал станции!

Вызвали переводчика, который, расспросив мальчика, сказал, что Петя ищет отца Степана. Покрутили Петю туда-сюда, осмотрели, проверили узелок со снедью, карманы сюртука и вытолкали взашей. Падая, Петя расшиб нос, рукавом стёр кровь и, ругая фашистов: «Гады, гады!». – Пошёл к роще, к селу. В селе из жителей осталась пара-тройка немощных стариков.

Была осень, в лесу холодно.

Петин башмак продырявился – «каши просил», сюртук плохо согревал тело. Петька замёрз. И хотелось пить.

В конце леса у оврага усатый пастух в старом плаще, который спасал старика от ветра с дождём, пас овец.

– Что расквасился? Где был? – Остановил он Петю.

– Отца искал на станции. Вот, фашист долбанул в спину, – я упал и нос расшиб.

Пастух выпрямился и посуровел.

– Вот, гады! Детям не дают житья, что делать?.. А давай фашистам, Петя, отомстим! Вот эту «баночку» положить бы под колёса вагона, на рельсу, – мечтательно произнёс дед…

Он вынул из сумки банку, завёрнутую в тряпицу, и показал Пете её изгибом книзу. Это было самодельное взрывное устройство, напоминавшее мину.

– Меня эти изверги заметят днём, – как бы сокрушаясь, промолвил пастух, – а ты можешь прошмыгнуть!

Вытирая рукавом слезу с лица, Петя согласился отомстить гадам.

– Только ты жди меня у леса! – Строго наказал старик пацану.

Они пошли к станции.

Как было велено, малец положил «банку» на рельсу изгибом книзу. И только отошёл на двадцать-тридцать метров, как раздался гудок паровоза: стучали буфера. В это самое мгновение произошёл взрыв: угол вагона отломило, задымился мазут в буксах, поезд застопорился.

Фашисты забегали, залаяли собаки, и, не найдя партизан настоящих, схватили Петю, оторвали у сюртука полу, сорвали картуз и затащили вновь в зал станции.

– Партизан? Кто послал? Чей ты? – Орал на него пожилой немец в мундире, держа в руках плеть.

– Я Душин, я Петя Душин, ищу отца, он в лагере, еду нёс ему. – Он показал узелок.

Его били ремнями, засовывали пальцы правой руки в дверь и зажимали до крови. Мальчик дико кричал от боли, судорожно подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, ударяясь головой и спиной о дверной косяк, всё время повторял:

– Ищу отца! Я ищу отца!

Почти потерявшего сознание, его уже вечером оттащили в кювет, к зарослям, где он провалялся до утра. Утром там парнишку нашёл пастух, отвёл в Пенскую больницу. Пете обработали раны, забинтовали руку, и дед привёл мальца к себе домой. Только и сказал страдальцу:

Будешь пасти телёнка на лугу и пригрозил:

– Только никуда от избы! Вместе будем ждать своих.