Attention! Рефаги

Точно так же любой человек из Средневековья сожалел иногда: «Вот я поднялся, вот Аллах дал мне все, много сыновей, тучные стада, белую юрту, а земля, где пасется мой несметный скот, – не моя…» Печалька. Землю ни один хан, ни один старейшина и родовой вождь не мог приватизировать. Земля, кочевья даны небом. Весь народ может сказать это. И любой султан, бан, бий перед народом мошка в этот момент. Родовой стереотип социализма – самый сильный стереотип. Ему 5000 лет!

Глава VI.

Дом в Париже хочу

Неофиты. Выучившись в городе на специалистов, они ненавидят советское прошлое в Париже.

Почему же его нет, в смысле наднационального СМИ? Вопрос совершенно не провисает. Ибо очевидно, что его нет на месте грубого, почти первобытного, даже животного порой материализма. Никого ничего не интересует, кроме себя. И это притом что в архетипе разных проживающих народов культура коллектива. Рыночный вирус сделал родню, земляков, знакомых просто подельниками в мелких играх. Они помогают каждому лишь урвать, приклеиться, обогатиться за счет других. Приклеиться-пристроиться к бюджету, попасть во власть, в обойму главных семей и жить за счет других. Надо ли спрашивать что-либо с «мы-журналистов», которые в этих семейных и клановых разборках не художники совсем, а контакты. Овеществленные и бездушные, оскопленные и придавленные. Если рассматривать, что в метрополии начали сами деградировать до грубого материализма, то есть до воровства вагонами, до создавались всего лишь разные составы поездов. И какая разница, на каких языках разговаривают его пассажиры, от вагоновожатых до проводников? Но разница все же есть. И эта материальная гонка разделяет именно вагоны одного состава. Людей одной коллективной культуры. Но вирус рынка сделал всех просто зверями, волками-одиночками. Все бегают и рыщут, как бы кого-то задавить, разорвать, проглотить. Остались только буквально зверские разборки коллективные. И где-то они уже начались. И языки возрождения местных этносов по всему СНГ стали языками кровавой войны. Языки-то были лишь способом и поводом приватизации. Теперь эти языки постприватизации стали языками племенной черной страсти. Массы также хотели приватизации. Они хотят до сих пор того же самого – прихватить, урвать, затаиться. И ничего, заметьте, наднационального. Ни газеты, ни элиты. Только бизнес.

В этих условиях надвигающегося шабаша всех против всех надо как бы поискать пути выхода. А есть ли он, существует ли вообще. Или ремидам (будущим государственникам) надо побывать в шкуре Николя Шовена, всем буквально и поголовно? Были воины мировые в центре, теперь же происходит и массовая урбанизация культурной периферии. Ревкон уверяет, что те, кто увидел золотые унитазы последними, съездил за границу уже в первом поколении и увидел все блага цивилизованного мира, являются самыми радикалами – сторонниками этой цивилизации. Все неофиты зефа такие радикалы. Они уверены, что из первобытного родоплеменного мира можно сразу попасть в постиндустриальный. Неофиты попали же сразу в Париж и Лондон. Значит, и у себя можно построить Париж и Лондон! И Сингапур. Сразу.

Если вирус рынка делает всех просто тенями на местах, то вирус рынка в месте его инкубации делает зефа просто вампирами, жаждущими крови. «Мы жили не так!» – кричат они остервенело. Кричат из-за бугра. Кричат в поездке в Париж и после поездки в Париж. Ведь все как в первый раз. Им вторят жующие бананы на местах и сплевывающие в фарфоровые унитазы земляки: «Да, мы жили не так! Долой диктатуру! Долой воров! Долой коррупцию!» А ведь сами поведут себя, и это уже доказано практикой, точно так же. Вирус-то один на всех. Неофиты хотят всего и сразу. Неважно как. Если при диктаторах урывали и припрятывали как-то культурно, то в связи со всеобщим образованием и информированностью этого же хотят теперь очень многие – урвать и догнать. Но много свободы не бывает для всех! Там, где начинается твоя свобода, кончается свобода рядом стоящего, соседа, значит. Орущие неофиты зефа не понимают, что добра на всех не хватит, как ни ори про справедливость со свободой в одном флаконе. Отсутствие культуры и морали коллектива де-факто этому причина.

Глава VII.

Самоликвидация

Деньги и феодальное мышление

Конечно, рыночная идея появилась и освоилась в умах не в один день. Вы понимаете, наверное, что для понимания торговли необходимо условие. В чисто консервативной (в той же феодальной) среде торговлей занимались изгои с точки зрения феодалов, какие-то ничтожества, недостойные целовать им руку. Здесь мы увидим жесткую иерархическую пирамиду дворянских званий и чинов. Когда эта пирамида есть, изгои и ничтожества могут передавать наследство в руки только молодых изгоев и ничтожеств, из поколения в поколение. Однако, несмотря на закостеневание любой феодальной пирамиды, которая не пускает в свои ряды грязное простонародье, простонародье в свою очередь, несмотря на всякие лишения, нужды, болезни и войны, продолжало себя воспроизводить. И если элита росла на одну единицу, то чернь (условная) размножалась на десять (все зависело от притока денежных средств, которые приносила примитивная натуральная экономика и конкретно труд подневольных, крепостных и прочих сбежавших от крестьянской нужды мещан). Эти самые неродовитые, но лично свободные творили просто чудеса прогресса. Благодаря мещанству значение денег выросло. Деньги стали играть главную роль. Но отношение к торгашам и спекулянтам осталось на том же уровне презрения.

Вот возьмем Испанию. Испания имела самый большой флот в Европе, значит, была первым государством мира. Гранды Испании были самыми заносчивыми и высокомерными. Когда турки отрезали самую конечную европейскую державу (еще Португалию) от китайского шелка – перекрыли Великий шелковый путь, некие пройдохи, что искали свою удачу,,предлагали найти Индию с другой стороны. Одним из таких безродных пройдох оказался Христофор Колумб. Как известно, он открыл Америку, другим пройдохам и авантюристам показал путь. На новый континент двинулась толпа странных людей. Эти люди были лишними для Европы. Кроме черного люда, на удачу понадеялись всякие-разные доны и кабальеро (низший дворянский разряд Испании). Но в Америке они могли поднять свой статус, вырасти до уровня гранда и богача. Так вот, американское золото и серебро попало в феодальную Испанию вместе с амбициями этой пестрой толпы. И значение денег выросло?

Наверное, выросло, но как? Не забываем, что на охране консервативной морали и порядка стояла церковь. А кроме того, сами крестьяне Испании – это хоть и свободолюбивые люди, но самые покладистые, как все люди традиционного мира. Деньги из Нового Света не могли изменить феодальные нравы.

Американское золото увеличило число мещан. Но эти мещане не ставили задачу стать равными грандам, как это обычно бывает, когда множество провинциального населения сбегает из сельской местности и через время под влиянием безродных активистов начинает требовать равенства (или отмены сословий). В Испании, хотя в ее экономику и влилась куча золота, не произошла буржуазная революция. Наоборот, Испания из первой европейской державы превратилась в заурядную сельскую провинцию Европы, которую через 300 лет Наполеон Бонапарт даже лишил независимости. Некоторый экономический подъем был первые 25 лет, когда прибывали каравеллы с товарами и золотом. Но затем испанские товары (текстильные, например) стали стоить в два раза дороже голландских или французских. А ведь до этого кастильская королевская чета даже превратила Испанию в одно пастбище для испанских баранов. (Совсем не английский король начал огораживание. А именно испанская монархия.) И вот, имея кучу овечьей шерсти, о которой Эдуард V Тюдор мог только мечтать, горы индейского золота, испанские гранды стали… шить себе новые нарядные платья. Цена всех товаров в Испании просто подскочила. И не только товаров на рынке, но и рабочей силы. Это, представьте себе, консервативная элита во плоти. И традиционный народ. И для консервативного человека, будь он король, гранд, дон или просто помещик, важно, какое его платье. Дороже ли, чем у конкурента, тоньше ли отделано и у какого мастера (фирма веников не вяжет) – в общем, выше он стал или ниже, чем конкурент, такой же зерот или ремид. Представьте себе, эти консервативные настроения «выше-ниже» характерны не только для благородной знати. Они живут в консервативном народе и проявляются даже после пролетарских революций (а не только буржуазных) где-то там на отшибе. Совершенно не важно, голубой ли крови очередной разукрашенный петух или только вчера приехал из деревни. Конечно, буржуазия или мещане довели подражание консервативным идеалам до уровня кича. (И вы не смотрите на современную буржуазию капитализма, то есть на 5—8 поколений от первых отцов-петухов.) Самыми смешными и оголтелыми в подражании были французские нувориши, которые ограбили Францию Бурбонов. Но их привел в чувство Наполеон. Война Наполеона несколько отвлекла французов от политики «выше-ниже», всех уже объявили равными до Наполеона. Но консерватизм французов касательно «выше-ниже» был изничтожен, выведен не одними казнями дворянской элиты, а десятилетиями, веками бесполезной показухи. Смысл «выше-ниже» потерялся в толпе. Чего не скажешь о будущих традиционных народах, которые по иронии судьбы из формации намного ниже капитализма попали в капитализм и демократию.

В таких обществах современное божество рефагов – деньги – никак не может иметь значение местного бога. Существовали свои порядки, своя религия, свои нравы, обычаи. Они даже ушли немного под спуд во время так называемого социализма.

P.S. Но даже при социализме традиционная культура определила и выделила партийную аристократию и непартийные низы. Иерархия возродилась как ни в чем не бывало. Как будто так было нужно. И реально так было нужно. Без иерархии традиционные народы, в крови которых есть «выше и ниже» по закону мироздания, падают в пропасть, происходит их ликвидация самими законами природы. Подумаем над этим.

Глава VIII.

Молодые и старые бинго

Бинго выпадает не всем. Все игроки в лотерею знают, что выигрыш зависит от удачи. Джекпот выпадает не всем. Если смотреть на богатство глазами игрока в бинго, то найдется много схожего. Главное – богатство получить. А как там катались шары или замыкали контакты в игровом автомате, нельзя проследить. Так олигархи и коррупционеры сели как бы с молодыми игроками в бинго за один стол. Неважно, как случился выигрыш. Важен джекпот. Кто сорвал, тот и пан. Человек с возможностями, неважно, коррупционер ты, мошенник, аферист, ты – пан. Кто беден, тот лох. Все люди в бинго вне морали и сложных категорий вне бинго. Все, что вне выигрыша, то неинтересно. В этом даже родители молодых игроков за игровым столом не могут разобраться. Родителям самим трудно оставаться авторитетами в своих семьях. Нет денег, твои дети могу думать о чем-то другом. Их прельщают чужие дяди. Пусть они коррупционеры, но они получили выигрыш.

Тут была своя лотерея.

Время так называемых реформ – это время миграции части сельского населения в город. Всю эту жизнь во время реформ можно назвать одним словом – приспособление, но никак не размышление. Обычные люди «мыслят» в старости. В общем, мыслят, когда есть время. Мыслят или делают вид? Если мышление отвлекает от хлеба насущного и выживания, разве это мышление? Те, кто мыслит до старости, тратит время на пустяки. Мыслители, они как груз семьи. С мыслями, кроме как обеспечить достаток, а так ведут себя все традиционные сельские семьи, все обречены были попасть на дно. Кто не думает, а делает, тот джигит. Это, конечно, еще не джекпот. Но уже игра рядом, за соседним столом. Здесь, в отличие от стола бинго, можно рассмотреть, как они жили. Значит, родители поколения бинго не могли думать, не имели возможности, им было просто некогда думать.

Когда тут воспитывать? Они и раньше мало думали. Обычным людям ставят поступки более старшие по возрасту. А что они могли теперь поставить и кому? Кто не думает, а торгует (а торговля на базаре – это только счет), тот и побеждает. Кто кого.

Итак, крайне убогая рефлексия у новой молодежи от отсутствия воспитателей. А воспитателей не было потому, что исчезла старая мораль. Все старые воспитатели оказались на помойке, вне общего внимания. Мир – труд – май? Мир – игра – волк! Игроки в бинго ждут, какие цифры назовет ведущий.

Мир – игра – волк.

И крайне быстрая страсть. Все или ничего. Потому молодежь бинго очень нервная, вспыльчивая и возбудимая. А также бесчувственная, злая и апатичная, быстро остывает, если ей неинтересно даже злиться. Кроме того, из-за примитивности смысла она, скорее всего, жизнь не ценит. Свою еще, может быть. Но чужую – это вопрос. Вокруг всегда звучит: «Не парься, не загружайся». Не хватало еще париться по пустякам. Нет выигрыша, значит, жизнь бессмысленна.

Отчего поколение бинго воспитано на избранности, мы уже знаем. Выигрывают не все. Единицы. Кто богат, тот супермен. Оттого среди молодежи полно сторонников собственности. Молодежь бинго – это вообще рыночная молодежь, вся. Самые «старые» из этих бинго – это люди 90-х годов рождения. Они выросли в мире-игре, мире-волке. Есть еще «старее» бинго. Бинго из 80-х годов, рожденные в середине 80-х. Что можно понять в 5—9 лет? Ничего. Потому самые «старые» бинго росли также вне морали подзаборных лохов. Они встретили 91 год в 5—7 лет. Что они могли понять? Ничего.

Есть еще просто «первобытные» бинго. Просто неандертальцы ледникового периода. Совершенно на молодых людей бинго не похожие.

Тут нужно сразу исключить людей от фонда Сороса и так называемых оппозиционеров, которые оказались оппозиционерами.

Выжить на рынке «мир – игра – волки» нелегко. К тому же речь идет о людях, которые получили уроки морали и фундаментальных категорий в силу возраста. Усвоившие в советской школе понятия добра и зла, справедливости и правды. Они искали бы на рынке игры и волка, чему их учили, днем с огнем. Но поверхностные пласты рефлексии нашли в призывах демократической оппозиции положительные стороны. Власть воров и коррупционеров обирает народ! Можно убрать через честные выборы плохих людей и поставить… справедливого… олигарха – нашего предводителя! Наивность подобной схемы бьет, что называется, в лицо.

Наркоманию можно победить чистыми иглами!

Однако дело в том, что речь идет о двух категориях рефлективности: о зеремидах и ремидах. У одних средняя рефлективность, у других полусредняя. Но есть еще рефаги! Рефажная рефлективноть в ревконе высокая! Она не могла не поглотить ремидов, зеремидов, а зерефов и подавно. Все с 90-х годов были рыночниками! Другой оппозиции, кроме отторгнутой самой властью, быть не могло. Оттого усвоенные навыки прошлой морали у ремидов и зеремидов быстро попали под обаяние демократии. Они все сразу превратились в зефа (зереф + рефаг = зефаг). И чем ниже рефлективность каждого человека, тем ему легче с тех пор делать свой выбор – за демократию или против. Оттого в оппозиции много людей среднего возраста, которые были комсомольцами, пионерами – почти всю жизнь под красным знаменем прошагали на парадах. Но память не кормит. Она борется с желудком. Люди Сороса сделали своей сознательный выбор. Так ремиды-совки стали рефагами-совками. Какая разница, от кого положить себе на совок? Что касается зеремидов, людей с меньшими знаниями и большими комплексами, они выбирают следовать за первыми. Здесь приблизительно такая картина.

Первая демократическая оппозиция была набрана из отбросов самого аппарата. Аппарат избавлялся от самых амбициозных людей. В аппарате власти почти как и на улице. Будешь много думать – заметят и заподозрят. Бинго есть внизу, бинго есть наверху. Думать нельзя. Думать – значит гордиться собой. Наверху делили собственность, операция называлась (официально) «Реформы». Джекпот снимался очень быстро. Оказавшись выброшенными на обочину, оппозиционные олигархи, бывшие чиновники и их клиентела устроили свое бинго на обочине. Работать фундаментально над структурами они не умели, и главное, не хотели.

Куш уплывает, скорее за покерный стол. Быстрее.

Держи вора!

Механизм новой оппозиционной лотереи прост, как пробка. Провокация, вызов у власти ответных действий на провокацию, фотографирование ответной реакции власти и показ всему миру. Свои люди бинго оппозицию не интересовали, а если интересовали, то только как пушечное мясо провокации. Тут как в Голливуде: чем больше шума, чем больше крови, чем больше трупов, тем лучше касса. А это значит, что под роль жертв ремиды от Сороса не подходили, они были только фиксаторами борьбы, считали жертв или снимали побои и передавали куда надо. А вот на роль барашка подбирались люди случайные. Кто согласится быть барашком, тот получит джекпот от передатчика. Заработок похож вроде на халяву. Покричали, пошумели, сфотографировались. Но это совсем не так. На такое пошли бы очень нуждающиеся люди: маргиналы, проходимцы, авантюристы и даже больные – алкоголизмом ли, шизофренией – не так важно. Вся страна была в нужде. А тут реальный шанс достатка и славы, два в одном. Кто согласится на такую славу?! Никакие партии олигархам и их клиентеле были не нужны. Нужны были провокации, а под провокации эти несчастные. Герои в прямом смысле этого слова. Только с низкой рефлексией и малыми знаниями, только такие люди могли пойти на это. Здесь важны деньги, деньги на жизнь. Иногда большие деньги, которые кружили слабую голову. Но в общем, это, конечно, изображение оппозиции.