Цена свободы

– Я все рассказала, – ответила ему после небольшой заминки.

Воспоминания о первом не самом приятном посещении игровой врываются в мой мозг, отравляют момент мыслями о Кирилле, который почти не общался со мной после наказания. Но это не страх и не боль, а скорее какое-то назидание. Я должна доверять ему, чтобы это не повторилось. Я не должна его обманывать, чтобы это не повторилось. Но я могу отделаться общими фразами, чтобы не пускать его дальше того, за что он заплатил.

Только вот не хочу. Потому что цену моей покорности Салманов измерил не деньгами. Или не только ими. Между нами что-то поменялось. Вчера ночью я поняла это совершенно четко, а сегодня весь вечер Кирилл и не думал это отрицать. Поэтому я была готова рассказать ему… все.

– Не все, – откликнулся Кирилл. – Мне кажется. Я должен знать все подробности, малыш.

– Разве адвокат не докладывает?

– Докладывает, но хотел бы узнать то, что ты знаешь.

– Меня там не было, Кирилл.

– Знаю. Но он тебе говорил что-то?

Я вздохнула.

– Они пошли с одногруппниками в клуб. Праздновали посвящение в студенты. Там были ребята с параллельного потока. Уже на улице они сцепились. У Женьки обострённое чувство справедливости. Он заступился за девушку из группы. Разумеется, все были нетрезвые. Женьке разбили очки. Он больше ничего не видел. Парень, который доставал девчонку, попал в реанимацию. Он до сих пор не в состоянии что-то рассказать толком. Брат проходил свидетелем, а потом за ним пришли. Оказалось, что все изменили показания и указали на него. Женька велел мне нанять своего преподаватель для защиты, сказал, что доверяет ему.

– Гараев, – понял Кирилл.

– Угу. И он…

– Да, доверять мужику, который предложил тебе продаться в БДСМ клубе – так себе идея, – перебил Салманов.

Спорить с ним было сложно.

– Я поняла уже.

– А раньше не понимала? – огрызнулся Кирилл, разозленный моим рассказом.

– Не знаю. На меня как затмение нашло. Женька запретил продавать квартиру. Сказал, что отсидит, если приговорят, и я не должна страдать.

– Герой, вашу мать, – снова рявкнул Кирилл.

– А что еще он мог сделать? – вступилась я за брата.

– Много чего, Дарин. Я вообще не понимаю твоих жертв ему во благо. Сначала ты бросаешь школу и работаешь с шестнадцати лет, потом вот это вот все…

– У меня не было выбора.

– Выбор есть всегда.

– Ты не понимаешь, Женька, он же гений. Он должен учиться. Его на юрфак взяли без экзаменов, хватило ЕГЭ и олимпиады.

– А ты, очевидно, набитая дура. Прости, малыш, но это бред. Ты, конечно, не гений, особенно учитывая твои затмения, но и не конченая тупица.

– Спасибо. Польщена, – выплюнула я ядовито, злясь, что он не понимает.

– И не надо обижаться. Ты знаешь, что я прав.

– Ты всегда прав.

– Разумеется, но сейчас особенно.

Что там я думала о нашей близости и теплоте? Отменяется. Зануда опять меня бесил.

– Вообще, это мой вклад в собственное будущее, а никакая не жертва, – продолжала я гнуть свое.

Кирилл хмыкнул.

– Правда?

– Да, Женька выучится, будет зарабатывать миллионы и помнить, что обязан этим мне.

– О, какой тонкий расчет. Жаль, ты не заложила погрешность в виде срока в кутузке.

Я выпустила изо рта странный звук, одновременно фыркнув, всхлипнув и крякнув. Кирилл тут же сменил тон.

– Ладно, малыш, держи хвост пистолетом. Вытащим твоего гения.

– Тот парень, кажется, сын депутата. За него дадут по полной. И не только по закону.

– Это тебе Гараев сказал?

– Да.

– Он врал, Дарин. По делу твоего брата действительно есть странные движения, но это не со стороны потерпевшего. Хотя папа – да, весьма влиятельный и держит следствие на личном контроле.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю.

Я не стала спрашивать подробнее. Он бы не сказал, да и верилось почему-то. Салманов не производил впечатление обычного человека. С большими деньгам приходит власть и возможности. Денег у Кирилла было море со всеми вытекающими.

– С другой стороны, если бы не твоя привычка жертвовать собой во имя брата, я бы сейчас, скорее всего, летел и думал, стоит ли перепрятать Лизин труп или оставить ее закопанной под пятой елью в саду.

Я не сдержалась и прыснула. Снова повисло молчание. Мерный стук колес заполнял тишину так уютно. Я знала, что Кирилл не спит, и сама растеряла всю дрему. Мне нравилось просто знать, что он рядом. Это было очень странное, непривычное чувство. Эйфория, перемешанная с признательностью, доверием и предвкушением. Где-то на фоне всего этого маячила горчинка. Год. Это всего на год. Возможно, даже меньше, если он наиграется. И я должна стать для него хорошей, служить с радостью, чтобы… Может быть… А вдруг… Если… Помечтать о том, что Кирилл не захочет меня отпускать, не удалось, потому что он проговорил:

– Мне было восемь лет. Мы с родителями возвращались с моря…

Я сглотнула. Кирилл говорил ровно, но я сразу же поняла, о чем сейчас пойдет речь. Сердце забилось под горлом. Он собирается рассказать мне про самолет.

– Мой отец достаточно известный художник. Мы всегда жили хорошо. Можно сказать, я вырос среди богемы и достатка. Каждое лето летали в Крым, на море. Не знаю, почему именно туда. Отец любит. Он и живет там с мамой сейчас. Я предлагал им переехать на Кипр или в Италию, но… – Кирилл сбился. – Впрочем, это их выбор.

Он замолчал, и я уже думала, что не начнет снова, но Кирилл заговорил.

– Самолет трясло турбулентностью очень сильно. За два часа никто даже в туалет не встал. Отец сидел, закрыв глаза, держал маму за руку, а она держала меня. И была тишина. Гробовая. Никто не кричал, не ругался, не плакал. Молились, наверно. Только стюардессы пытались делать вид, что все нормально. Но все знали, что нет. Даже я. Даже годовалый малец ни разу не пикнул. Мы сели аварийно. Уже потом я подслушал родителей. У самолета отказал один двигатель, и при посадке чуть не развалилось шасси. Отец тогда сказал, что самой жуткое, это когда ты ничего не контролируешь, все в руках бога и пилотов. С тех пор я немного повернут на контроле.