Профессор, мажор и я

– Я настроился на секс, – продолжил он, горестно вздохнув.

– Серьезно? – удивился я. – Последнее время тебе как будто в тягость было.

– Да, поднадоело. Я страдал ради здоровья собственной простаты.

Теперь пришла моя очередь смеяться.

– Ага, прям мучился, Эр.

– Ладно, шутки-шутками… Я хотел поговорить о Лере Тарасовой.

Смех застрял у меня в горле, я закашлялся, давясь воздухом.

– О ком?

– Валерия Тарасова. Четвертый курс рекламы и пиара.

– Я знаю, кто она. Почему мы должны ее обсуждать?

– Мне подсунули черновик ее курсовой, и я нашел даже сырую идею блестящей. Мы будем работать вместе. Она создаст нам рекламную технологию.

В каком-нибудь идиотском фильме бутылка, что я держал в руке, уже бы треснула. Так сильно ее сжал. Но в реальности, конечно, такой драмы не случилось. Поставив пиво на столик, я уставился на Эрика. С трудом пытался подобрать слова, но так и не нашел ничего нейтрального. Выдал то, что думал:

– Ты ебанулся, Берг?

– Нет, – ответил он со своим непрошибаемым немецким спокойствием. – Очень надеюсь, что ты тоже. Вам придется вместе…

– Нет, – прервал я бредовые планы Эрика. – Я не буду работать с Тарасовой.

– Тебе придется, Клим.

Эрик резал без ножа. Знал я этот его нордический тон. Когда он так говорил, значит нет смысла спорить и упираться. Лишь один раз мы так столкнулись лбами, и я не вышел из этого поединка победителем. Как ни крути, а Эрик главный инвестор и разработчик. Я лишь рассчитываю рентабельность.

Дав мне пол минуты, чтобы переварить новость, Берг продолжил тем же убийственно нейтральным тоном диктора из программы "Время".

– Я понимаю, что вы с Лерой влипли в неприятную историю.

– Я никуда не влипал. Это она…

– Все видели, Клим, что она сделала. И слышали. И даже снимали для тех, кто не был на вечеринке, – продолжал констатировать паршивые факты Эрик.

– Да, – признал я с ядом в голосе. – Даже моя мама видела тот ролик. Не говоря уж об отцах.

Губы Берга подозрительно кривились, но он не позволил себе усмешки.

– Скорее всего, в тот вечер Лера что-то слышала. Она искала тебя в подвале, где ты был с Мати.

– Чего ты сказал? – не сдержался я и повысил голос. – Она искала меня в подвале?

– Да.

– Кто, блять, ее туда отправил?

– Я.

Скотина-Берг развел руками.

– Какого хрена, Эрик? – выдохнул я настолько потрясенный, что даже орать не было сил.

– Она спросила – я ответил.

– И ты мне это только теперь говоришь?

– А что бы изменилось? Ты бы перестал психовать от одного упоминания ее имени? Побежал бы оправдываться и валяться в ногах?

– Нет, но… Она слышала. Скорее всего. Я говорил о ней с Мати. Фак!

Я запрокинул голову, пытаясь найти на потолке какие-то важные послания.

Похоже, Берг прав. Ничего это не меняет теперь. Но тогда…

Не уверен, что смог бы отпустить Валеру после первого секса. Если бы он состоялся.

Чего уж там… Я до сих пор не могу отпустить. Бесило одно воспоминание о ней. Бесило, когда видел ее и потом весь день думал. Бесило, что то самое видео набрало тонну просмотров. Бесило, что она так и не стала моей.

Оказывается, я так глупо прокололся. Чертова Матильда давила, и я говорил то, что заставит ее отъебаться хоть на время.

Какое-то время я просто сидел и пил пиво, глядя в выключенную плазму. Эрик занял мое место у полки с игрушками, выбирал и заодно читал мне лекцию.

– Пора отпустить эту историю, Клим. Вышло, конечно, неприятно, но намного лучше, чем могло.

– И как могло? – спросил я.

– Ты бы все равно ее бросил. Но она бы влюбилась сильнее и страдала больше. А так – быстро отодрался пластырь. Рывком. Три года прошло. Она, кстати, готова с тобой работать. Реагирует куда спокойнее.

Я встрепенулся.

– Ты спрашивал?

– Конечно. Я завишу от тебя точно также, как и от нее. Вы нужны мне оба и желательно без идиотских ссор, ругани и споров.

– Значит, она готова и не против? – продолжал уточнять я, не желая верить с первого раза.

Немного больно принимать правду о ее равнодушии.

Мне казалось, Лерка скучает и все еще чувствует что-то. Иногда она так смотрела… Конечно, мне бы хотелось, чтобы она страдала от собственного паршивого перфоманса на вечеринке Берга. Это была какая-то хромоногая надежда и злорадство одновременно.

Не самое светлое чувство.