(Не)настоящий ангел

– У мамы нет кота! – самодовольно скалится.

Словно в ответ из ванны раздается грохот падающей на плитку сумки со стеклом внутри.

– Ага, – строю ехидную рожу. – Зато, кажется, завелся домовой.

Делаю решительные шаги в сторону открытой ванны, но Антон, ожидаемо, не отступает. Развернул тут свои широкие голые плечи на весь коридор! Я подхожу к нему нос к носу и задираю голову, чтобы взглянуть в хмурое лицо. Переглядки – наша любимая детская игра. Он всегда сдавался первым, а я бессменный победитель. Но годы, кажется, прошли не напрасно, он натренировался. Мы оба не сдаёмся. Пялимся глаза в глаза, не смея моргать, пока веки не начинает щипать от подступивший влаги. И хотя я упрямо смотрю в серые зрачки, вспоминая грозовое небо сентября, в котором он меня бросил, общая картинка изменившегося лица отпечатывается в голове: заросшие густой щетиной скулы, собранные возле уголков глаз морщинки, выбеленный шрам на нижней губе. Всего этого раньше не было, и каждая деталь поражает. Почему-то я была уверена, что время над ним не властно, как над чёртовым Дорианом Греем.

Интересно, что видит перед собой Антон?

– О чем думаешь? – наконец, не выдерживаю тишины. Это ещё одна излюбленная игра: он ненавидел, когда я пыталась залезть к нему в голову.

– Что гребаная планета слишком тесна.

– Ты поэтому уехал на другой конец страны, проверить эту теорию?

– И стоило лишь ступить на родную землю – ты приперлась ее топтать.

– Я могу свалить, кота будешь кормить сам, – цежу сквозь зубы.

– Нет здесь никакого кота, мать ненавидит животных! – выталкивает из себя горячий воздух прямо мне в лицо.

– Мявф-ф, – раздается помесь кота со змеёй под ногами.

Антон широко распахивает глаза и переводит, наконец, взгляд вниз. Возле его голой волосатой ноги трётся самое жалкое существо в мире: Вискас с подранным в неравной дворовой схватке ухом и не зажившим до конца шрамом через весь левый глаз. Помню, когда я только увидела это жалкое зрелище, он был после ветеринара, и плохо сшитые края разодранной морды торчали самым безобразным образом. Сейчас это чудовище Франкенштейна выглядит ещё сносно, но все равно отпугивает не закалённого человека.

Антон в ужасе отшатывается назад, невольно отпихивая мохнатого зверя ногой. Вискас в свою очередь обиженно фырчит и плюется, решая сменить объект для внимания. Мягко переступает по ламинату в мою сторону, и я замечаю, что его лапы липнут к гладкой поверхности. Черт, вляпался в игристое, видать, теперь и его мыть!

Я присаживаюсь и подхватываю с пола нервно шипящее животное.

– Познакомься, Вискарь, это – твой новый хозяин, – тычу котом в лохматого Арсеньева.

– Его зовут Вискарь? – удивляется Антон.

– Вообще-то Вискас, но судя по запаху от этой наглой морды, он успел приложиться к игристому в моей сумке. Впрочем, это больше не мои проблемы. Держи, – чуть ли не кидаю кота в застывшего засранца.

Вискас проделывает дугу по воздуху, истошно вопя на своих мучителей – то есть меня – и попадает точно в подставленные руки Арсеньева. Хорошая реакция, зачёт тебе, Антоша. Полотенце, правда, снова на полу. Я выгибаю брови, не стесняясь снова взглянуть на богатство повзрослевшего друга детства. А там как бы есть на что взглянуть! Правда, мне полюбоваться долго не дают, безжалостно прикрываются драным котом.

Эх, ну ладно. На меня сегодня и так хватило зрелищ.

Шагаю в освободившийся проход и ныряю в ванну. Поднимаю с пола сумку, оценивая ущерб от разбившейся бутылки, вытряхиваю содержимое в раковину. Убедившись, что избавилась от стекла, споласкиваю кожзам под струей воды, вытираю полотенцем, выуживаю среди осколков бутылки то, что осталось живо из моих вещей и снова кидаю в сумку. Я иллюзий не строю: до дома доберусь и сумку придется выкидывать. Черт. Что за дебильный день?

– Ну что, счастливо оставаться. Не хворать вам с Вискасом, "Но пасаран", "Чао бамбино", – приходят на ум дурацкие лозунги.

Не глядя в сторону застывшей парочки, выхожу из ванны. В спину словно воткнули палку, прямее я её ещё не держала – то женская гордость взяла верх и желание не пасть лицом в грязь. Поправляю туфли на полу, всовываю правую ногу в жаркую кожу, сразу становясь на десять сантиметров выше. Лицо обжигает внимательный взгляд. Не насмотрелся, ты посмотри.

Всовываю вторую ногу, ещё раз встряхиваю сумку в руках и шагаю к двери, гордо задрав подбородок.

– В пакете корм и пакеты для какашек, – бросаю перед тем, как дёрнуть ручку.

– Для какашек? – брезгливо отзывается Арсеньев, все ещё застывший с Вискасом вместо щита.

– Да, представь себе, коты иногда срут, – кидаю последний колючий взгляд на волосатого соседа. – Но хотя бы не в душу.

Открываю дверь, перешагиваю порог. Громко стучу каблуками, сбегая по лестнице вниз. Сердце подпрыгивает в такт каждому движению.

Невероятно.

Просто сумасшествие.

Арсеньев вернулся.

Успокойся, глупое сердце, история не повторится. Романтическая прогулка по граблям – совсем не моя тема.

Глава 7

Ангелина

Стою под раскидистым каштаном – нашей гордостью двора и пытаюсь унять сердцебиение. Это какой-то очень трешовый сценарий развития событий. Похоже на одну большую-большую подставу.

Но мама бы не стала, нет. И тетя Валя тоже. Они ведь не знали. Не знали же?

Дыхание никак не придет в норму, а тянущее чувство в груди все разрастается и разрастается до огромной дыры, что казалось, дано затянулась. Я не верю во все эти “пронесенная через года любовь” и “он посмотрел на нее, и все былые чувства нахлынули”. Я за рациональный подход. Он меня бросил? Бросил. Воспользовался? Воспользовался. Ни разу за все эти годы не вспомнил? Не вспомнил. Значит, тот жар, что растекается от макушки до кончиков пальцев – жгучая ненависть, дань прошлым дням.

Надо же было этому засранцу вернуться, когда все мои ментальные щиты трещат по швам, благодаря очередному мудаку на пути. Я всерьез задумываюсь, что выбираю не тех мужчин: закрытые, недоступные, те еще уроды. Не внешне, с этим проблем у меня никогда не было, каждый последующий ничуть не уступал предыдущему: все высокие, темноволосые, с волевым лицом. Самовлюбленные эгоисты и циники. Типаж очень схожий, как и то, что все они, без исключения, в итоге топтались по моей самооценке и уходили, громко хлопнув шатающейся дверцей моей души.

Это надо закурить.

Роюсь в сумке и выуживаю на свет дня измятую, наполовину пустую пачку сигарет. Достаю одну, зажимаю губами, тянусь к зажигалке. Дверь сзади издает протяжный звук, выпуская наружу кого-то из соседей. Я быстро вынимаю изо рта сигарету и прячу. Доложат ведь маме, не лучшее место терять самообладание.

Мимо проплывает дядя Саша с первого этажа, сам любитель покурить у парадной. Он привычно останавливается у урны и достает свою дешевую “Балканскую звезду”. С минуту я решаю, не присоединиться ли, все же мне уже не шестнадцать, у него отличная зажигалка и он любить потрындеть, что, видит бог, мне сейчас не помешает… Но потом мозг все же просыпается, подсказывая, что идея – отстойная и те две минуты отвлеченных разговоров, что я получу, не помогут унять гребаную тахикардию, а в последствии еще и принесут проблем. Что бы ни было, спокойствие мамы для меня все еще на первом месте. Так что я просто здороваюсь с соседом и отхожу ближе к детской площадке. Там стоит трансформаторная будка, за которой я когда-то и попробовала первую затяжку. Излюбленное место всех подростков.

Тут все, как я помню: разбросанные бычки, неприличные граффити на стене. Все-таки что-то никогда не меняется. Снова зажимаю сигарету зубами и чиркаю зажигалкой. В кои-то веке она срабатывает с первого раза. Делаю первую затяжку и блаженно запрокидываю голову к небу. Солнце греет лицо, а дым заледеневшее нутро. Ну вот какого хрена он приперся? Почему сейчас? Почему такой же, как раньше, разве время не должно было нас поменять? Встряхнуть, перевернуть, перепрошить. Мы должны были измениться и повзрослеть, стать другими людьми, мило улыбнуться друг другу – словно все прошлое – в прошлом – и мирно попрощаться, чтобы ни в коем случае не всколыхнуть пожар, что вечно разгорался от наших скрещенных взглядов.

Но стоило лишь встретиться глазами – полыхнуло будь здоров. Ничего не забыто, мы все те же подростки. Ненависть снова пульсирует нервным током по венам. Лишь бы в этот раз не спутать ее с другим чувством, чтобы не появилась очередная кровоточащая зарубка на сердце. Там уже опасно нет места.

Надо искать плюсы.

Например, теперь, раз он вернулся, мне не придется каждый вечер таскаться на кормежку кота. Дерьмо опять же руками убирать. Чем не положительные моменты?

Черт, надо вернуть ключи тети Вали на место, если она приедет, а ее сынок опять куда-то свинтил – будет отстой.

Выкидываю окурок, встряхиваю головой, выгоняя ненужные мысли, и бодро шагаю к парадной.

– Ты бы завязывала, дочь, – отвечает на мою доброжелательную улыбку дядя Саша, докуривая вторую сигарету и ясно давая понять, что мои прятки за трансформаторной будкой не остались тайной. – Не женское это дело.

– Обязательно, – мысленно выставляю ему большой, жирный…

Не женское дело. А что женское? Рыдать в подушку и впадать в депрессию после каждого разочарования? Всем нужны вот такие моменты силы и контроля, когда ты точно знаешь, что владеешь ситуацией. А что сигареты зло – прописная истина, спроси любого, кто держит в руках пачку, просто это осознанный выбор темной стороны. Лучше такая мелкая слабость, чем просто быть слабой.