Губитель женщин

– Да. – Каллиопа положила ладони на стол и подалась вперед. – Мы сами поймаем Вора Лилии!

Общий вздох взлетел к гипсовому медальону на потолке.

– Как интересно! – воскликнула Шарлотта. – Это очень похоже на «Зарок Арабеллы»…

– Мы сделаемся частными сыщиками? – спросила Талия, хлопая в ладоши. – Какая свежая мысль!

– Да, в самом деле! – горячо согласилась Эмлин. – Научные занятия – это прекрасно, но иногда хорошо и размяться.

Перо в руке Клио замерло, брови озадаченно сошлись на переносице.

– И как, по-твоему, мы за это возьмемся, Каллиопа? Если даже полиция оказалась бессильна…

По правде сказать, Каллиопа еще не продумала свое предложение до конца. Идея пришла ей только за завтраком нынешним утром, пока она читала газеты и кипела от гнева по поводу мерзких деяний этого позера, Вора Лилии. Ей вдруг подумалось, что некоторые светские дамы могут оказаться похитрее и порасторопнее, чем полицейские агенты. Женщине проще наблюдать и слушать, не вызывая ни в ком опасений, и в решающий момент она вполне способна уличить злодея. В одном Каллиопа не сомневалась: Вор Лилии принадлежит к светскому обществу. Иначе просто не может быть, ведь он все знает о домах аристократов. Вот только как приступить к его поимке?

– Я предлагаю, – медленно произнесла она, – начать с последней кражи – кражи этрусской диадемы. Кто-нибудь был вчера на рауте у леди Тенбрей?

Сама Каллиопа там не была, она предпочла пойти с отцом в театр, решив, что «Макбет» гораздо занятнее общества, собравшегося в доме леди Тенбрей. Если бы она только могла предположить, что Вор Лилии объявится снова! И Клио с Талией тут не могли ничем помочь – они провели вечер дома над книгами. Но ведь должен же найтись кто-то, на чьи наблюдения можно положиться.

Эмлин неуверенно подняла руку:

– Я была, но боюсь, что не заметила ничего подозрительного.

– Может, кто-то из гостей странно себя вел? – с надеждой спросила Каллиопа.

– Только Фредди Маунтбэнк, – ответила Эмлин. – Но ведь от него ничего другого и не ждешь! Было бы подозрительно, если бы он вел себя нормально.

Девушки дружно захихикали. Бедный мистер Маунтбэнк, он такой непосредственный, так влюблен в Эмлин, но имеет злополучную привычку чертыхаться в присутствии барышень, поскольку их общество заставляет его нервничать. А во время танца он безнадежно путает фигуры и сбивается с такта. Если только мистер Маунтбэнк не дьявольски хитер – а судя по его родителям, это маловероятно, – он точно не Вор Лилии!

– Больше никто? – спросила Каллиопа.

Эмлин с сожалением покачала головой:

– Боюсь, что нет. Гостей было много, но маменька настаивала, чтобы я танцевала с одним мистером Маунтбэнком, так что я весь вечер только о том и думала, как от него скрыться.

По комнате снова прокатился смешок, и даже Каллиопа не сдержала улыбки, представив, как ее рослая подруга прячется за шторы и кадки с пальмами, чтобы спастись от назойливого ухажера.

– Жалко, – вздохнула Эмлин. – Если бы я только знала…

– Если бы только мы все знали, – сказала Каллиопа.

– Так что мы теперь будем делать? – спросила Талия. Судя по тону, она предпочла бы вооружиться, как валькирия, и двинуться в поход на Мейфэр, сметая по пути всех проходимцев.

– Я не вполне уверена, – признала Каллиопа, – но мне кажется, я догадываюсь, где Вор Лилии совершит следующую кражу.

– Правда?

– Где же, где?

– Ну, говори скорее!

В голове Каллиопы еще далеко не все сложилось в ясную картину, но она полагала, что иногда лучший подсказчик – интуиция.

– На балу у герцога Авертона!

– Неужели?

– Ну разумеется!

– Алебастровая Богиня! – проговорила Талия. – А что, неглупо.

– Даже удивительно, что Вор Лилии до сих пор на нее не позарился, – заметила Эмлин.

– Он все больше набирается наглости, – фыркнула Каллиопа, кивая на газету. – Украсть диадему прямо из-под носа хозяев, когда дом полон гостей, – это поступок необыкновенно самоуверенного типа.

Алебастровая Богиня была небольшой, искусно выточенной статуэткой Артемиды с луком и стрелами. Несколько лет назад она была найдена в полуразрушенном храме на острове Делос и приобретена герцогом Авертоном (Алчным Герцогом, как именовали его в определенных кругах) для его знаменитой коллекции. Статуэтка прекрасно сохранилась, и герцог, как ни странно, любил ее демонстрировать, хотя и имел репутацию отшельника. Благодаря богине в обществе даже появилась мода на прически «Артемида» и сандалии «Артемида». Герцог твердил, что скоро статуэтка перекочует в его надежно укрепленный замок в Йоркшире. Но на будущей неделе ее еще можно будет увидеть на маскараде в его лондонском доме. Маскарад он устраивал впервые за много лет, и его темой, разумеется, была Греция.

Да, подумала Каллиопа, отбросив сомнения, Вор Лилии совершит кражу на маскараде.

– Мы все должны пойти на бал, и там…

– Ой! – прервал рассуждения Каллиопы возглас сидевшей у окна Лотти. – Там лорд Уэствуд, а с ним твой мистер Маунтбэнк, Эмлин.

Ее слова, разумеется, заставили барышень, зашуршав шелковыми лентами, кинуться к окнам.

– Ой! – воскликнула теперь уже Талия. – Он в своем чудном фаэтоне. Вот бы папа купил мне такой, уж я бы справилась с лошадьми… Но кажется, они ссорятся! Интересно, из-за чего!

Надо же, как удивительно, подумала Каллиопа иронически. Где бы ни появлялся Камерон де Вер, граф Уэствуд, там немедленно вспыхивают ссоры.

– Кэл, Клио, идите посмотрите сами. Очень забавно, – позвала сестер Талия.

Клио перестала водить пером по бумаге и вместе с остальными приникла к стеклу, словно приготовилась наблюдать научный эксперимент. Каллиопа же не стала любопытничать по примеру подруг, как будто она глупая школьница, никогда не видевшая мужчин, а не разумная воспитанная девушка. Особенно ей не хотелось доставлять удовольствие ему. Но почему-то она ничего не смогла с собой поделать. Ее словно неодолимая сила помимо воли поволокла к окну. К нему.

И она отложила газету и нехотя присоединилась к подругам, заглянув через плечо Талии на разыгравшуюся внизу сцену. В самом деле ярко-желтый с черным фаэтон лорда Уэствуда застрял в заторе на дороге. Гнедые лошади фыркали и гарцевали, а мистер Маунтбэнк в своем экипаже, преградившем фаэтону дорогу, кричал и жестикулировал. Его лицо над крахмальным галстуком побагровело, Уэствуд же рассеянно улыбался, словно происходящее не имело к нему отношения, и он на Друри-Лейн всего лишь сторонний наблюдатель.

– Ой, – заволновалась Талия. – Вам не кажется, что дело может дойти до драки? Это будет жутко интересно.

– Он такой красавец, – вздохнула Лотти. – Прямо как граф в «Роковой тайне Маргариты».

Красавец? Да, несомненно. Это была готова признать даже Каллиопа, хотя и с неохотой. В некоторых вульгарных кругах Уэствуда называли даже греческим богом, и с эстетической точки зрения они были правы. Если бы он сбросил свои бриджи из оленьей кожи и изящный, бутылочного цвета сюртук, то мог бы предстать перед художественным обществом в качестве ожившего Аполлона. Сейчас он был без шляпы, несмотря на яркое солнце, ветер привел в артистический беспорядок его блестящие черные кудри. Кожа, как всегда, отливала бронзой, глаза были темными и непроницаемыми. Нет, подумала Каллиопа вдруг, глядя, как лорд Уэствуд пытается успокоить мистера Маунтбэнка с легкой улыбкой на губах. Он не столько бог, сколько юный греческий рыбак, вполне земной мужчина, но загадочный, как море. Свою незаурядную внешность он, несомненно, унаследовал от матери.

Как и матушка сестер Чейз, покойная мать графа была родом из более экзотических мест, чем Англия. Она родилась не где-нибудь, а в Афинах, в семье ученого.

Мгновение казалось, что вот сейчас Уэствуд выйдет из фаэтона и грудью примет на себя гнев мистера Маунтбэнка. Барышни у окна дружно затаили дыхание, но, увы, кулачные бои на Мейфэре не были приняты. Маунтбэнк, увидев противника прямо перед собой, сбавил пыл и поспешно продолжил свой путь, едва не налетев на угол здания.

Разочарованные девицы отошли от окна и вернулись на места, снова гостиная наполнилась болтовней, музыкой и звяканьем тонких фарфоровых чашечек. Но Каллиопа задержалась у окна. Она все никак не могла отойти. Что-то приковало ее к месту, заставляя смотреть на Камерона де Вера.

А тот от души рассмеялся вслед стремительно скрывшемуся Маунтбэнку, запрокинув голову, так что волосы открыли полностью его прекрасное лицо, потом откинулся на мягком сиденье, свободный, словно пират за штурвалом корабля. Прохожие глазели на него, завороженные непринужденностью этого элегантного молодого человека, а он и не замечал их, слишком хорошо и удобно ему было с самим собой.