Святые земли

* * *

От Моник Дюшен – Гарри Розенмерку

Париж, 2 апреля 2009 года

Дорогой бывший муж и как-никак отец моих детей!

Выражусь кратко, но точно. Ты – старый мудак. И это безнадежно. Твой сын написал тебе сотни писем, и все остались без ответа.

Видел бы ты, с каким успехом проходят премьеры его пьес, сколько людей отбили себе ладони, аплодируя его таланту.

«Гениальный автор» – вынесла в заголовок газета «Ла Репубблика» после римского спектакля на прошлой неделе. А он-то, он… Думаешь, улыбался? Нет. Он весь вечер, как всегда, не мог оторвать взгляд от двери, а не от сцены. Так надеялся увидеть, что она открывается и входишь ты.

Изругай его! Поссорьтесь! Это всегда лучше, чем твое молчание старого брюзги!

Признаюсь, мне есть за что благодарить и тебя: с тех пор как ты разводишь свиней, я рассказываю об этом на всех парижских обедах. И имею грандиозный успех! Правда, не уверена, что это снизит градус антисемитизма. Свиньи, отслеживающие террористов? Ха-ха! Подумать только, а ведь ты почти заставил меня поверить, что такое может быть на самом деле…

Это ты вспомнил наш первый обед у Свинека? Как закадрить гойку?

Короче, дела у меня ничего себе. Новые проекты, увлекательные и прибыльные. Благодарение богу, с тем пансионом, какой ты мне положил… Говорила я тебе, что эта старая коза Марин Дюрье снова вышла замуж? За русского. Не за еврея. За настоящего русского. И сделала себе подтяжку лица – когда улыбается, внутри что-то потрескивает.

Не знаешь ли каких новостей от Аннабель? Вот забавно: «новеллы от Аннабеллы» – ни дать ни взять название какой-нибудь из еще не написанных пьес Давида. Мне она не рассказывает ничего. Я чувствую, как ей грустно. Вот-вот она вернется из Нью-Йорка. И, может быть, покончит с этими чертовыми занятиями! Это ж надо – учиться больше десятка лет! Была специалистом высокой квалификации, а теперь подавай еще и докторскую степень… Зачем? Пусть наконец подарит нам внучат!

Слушай, напиши твоему сыну. Его жених очарователен by the way[1 - Кстати (англ.). – Здесь и далее примеч. перев.].

И подходи же к телефону!

Моник

* * *

От Гарри Розенмерка – Моник Дюшен

Назарет, 6 апреля 2009 года

Дорогая Моник,

и это ты называешь краткостью? Твое письмо на целых две страницы, умеешь же ты надоесть.

Гарри

* * *

От Аннабель Розенмерк – Гарри Розенмерку

Нью-Йорк, 10 апреля 2009 года

Дорогой мой папа,

да, как ни крути – никаких новостей, прости… я плакала, плакала навзрыд над своим разбитым сердечком… Мне так трудно поверить, что слезы, испаряясь, попадают туда же, куда и морская вода, и дождевая, или та, что в унитазе. Мне хотелось бы, чтоб существовали такие врачи, которые исцеляли бы от печали. Нет, не психоаналитики, и не иглотерапевты, или другие какие-то целители. А настоящие врачи, умеющие локализовать печаль, дезинфицировать ее. Это было бы доброе дело, хотя и невыносимое. Потом они помазали бы печаль чем-нибудь вроде розовой патоки, полили, как конфетку или пирожное для детей, у которых выпали зубки, и печаль бы задохнулась – она, а не я. И тут разверзлась бы стена, и больше не было бы его лица, а зеркала перестали бы отражать мое. И я заплатила бы врачу за печаль, дала бы ему все, что он захотел. И я оставила бы там у него мои набрякшие тяжестью подошвы, как забывают голландский велосипед. Розовой патоке не по силам совсем стереть печаль, речь не о том, чтобы ее изничтожить, а только превратить бы во что-нибудь сладенькое, что вспоминаешь со смехом.

Никому, кроме тебя, я не рассказываю о своих сердечных горестях. Мама хочет стать мне подружкой, а Давид уж слишком гей. Помнишь первого мальчика, от которого я так страдала? Мне, кажется, было годика четыре. Ему больше нравилась Эсмеральда. Я сказала ему: «Я люблю тебя, Дидье, я хочу быть твоей возлюбленной», а он в ответ: «Мне больше нравится Эсмеральда». Мне казалось, что это будет любовь на всю жизнь. И что эта Эсмеральда прячется за любой из дверей – я их все приоткрывала так робко, готовая отскочить, будто меня ошпарили.

Я ушла из школы. Без слез. Я думала, что другие дети больше не захотят встречаться со мной. Потом я долго сморкалась в твою рубашку, рассказывая о своей любовной ране. Ты не сказал ничего особенного, однако просто утешил, я сжевала сладкую вафлю, и мы пели в машине.

Здесь сейчас холодно. Не верится, что весна вообще когда-нибудь наступит. Она, наверное, ждет моей улыбки, а я жду, что мне улыбнется весна.

Я вернулась к своим привычкам. Всегда и повсюду фотографирую. Вот размытый снимок. Но я вижу в нем волшебную притягательность. Для меня эта фотография пахнет детством.

Как там поживают свинки? Ты не находишь, что было бы проще общаться, будь у тебя телефон? А если ты умрешь от свиного гриппа (а ведь у меня никаких связей с тобой), кто сообщит мне об этом?

Обнимаю тебя,

твоя дочь

Аннабель

* * *

От Гарри Розенмерка – раввину Моше Катану

Назарет, 12 апреля 2009 года

Господин раввин,

не могу я приехать к вам в ешиву. Поверьте, ничего личного, просто я столько времени потратил на то, чтоб заработать на цветной телевизор, что теперь мне уже трудно видеть жизнь в черно-белом.

В школе меня дразнили грязным евреем. Мне было пять лет. Не помню, чтобы моя мать мне что-нибудь говорила об этом. Я был малышом, таким же, как все, но евреем; и я не знал, что это значит. Я не был обрезан, так что мне в голову не приходило прятаться, если меня могли увидеть голым. Меня обучили немецкому, чтобы я мог разбираться в языке врага и при случае читать философов в подлиннике. Еврей? Определенно, я им был. Необходимость трястись от ваших извечных страхов и сливаться с толпой ваших консервативных женщин и черных бород и сутан, под которыми так потеют в тридцатиградусную жару первых весенних дней, – о нет, покорнейше благодарю.

И мне опять-таки остается лишь поблагодарить вас за совет помыться. Разведение свиней не превращает меня в нечто свиноподобное, а вам, я бы сказал, не хватает деликатности.

Если вы хотите поговорить «по-свински» или повязать на меня тфилин, то вам лучше приехать ко мне. Или мы могли бы посидеть в каком-нибудь кафе в центре города?

Когда в религию превращают саму жизнь свою – что тогда знают о жизни? Случается вам беседовать о чувствах, о гневе, ярости, о любви и не думать о Боге?

Я не верующий. Какая тоска!

Разумеется, с превеликим почтением,

Гарри Розенмерк

* * *

От: david.rosenmerсk@orange.fr

Кому: Annabelle.rosenmerсk@mac.com

Дата: 12 апреля 2009 года