Истина: Происхождение

Глава 1

Миры всегда рождали легенды.

Но ни один народ не был готов к той, что началась с одного человека… и одного клинка.

До появления Куро войны были обычными – кровь, сталь, крики, горящие города.

Но в тот день всё изменилось.

Смертный, родившийся на краю света, уничтожил 4999 солдат, даже не обнажив катану своего предка.

Он двигался так спокойно, будто шагал по траве, а не по полю смерти.

Никто не понял – это был талант, проклятие или начало новой эры.

Его клинок, Пожиратель душ, не воровал души, как потом начнут шептать.

Нет.

Он жаждал крови.

Поглощая её, он становился острее, тяжелее, холоднее.

А скрежет стали о ножны – тот самый «крик душ» – был лишь звериным голодом металла, пробуждённого чем-то неизведанным.

Но Куро – только вершина истории.

Где-то далеко от него, в другом конце мира, шатаясь между улицами и кабаками, жил другой человек – Сёдзиро.

Вечно пьяный, громкий, дерзкий.

Смех, запах сакэ и бесконечные драки сопровождали его всю жизнь.

Но те, кто хоть раз видел его в бою, знали:

пока он пьян – он страшен.

Но в трезвом состоянии… он становится чем-то другим.

Силой, что не должна принадлежать обычному человеку.

Ему ещё предстоит бросить полный бурдюк сакэ на землю, вылить его до последней капли и сказать той, которую он будет защищать до конца:

«Смотри мне не умри. Ты мне должна сакэ. Усекла?»

И когда он снимет верхнюю одежду, открыв тело, изрезанное шрамами, мышцы, будто вырезанные из камня, и глаза, ставшие ярче, чем у зверя, – мир впервые увидит настоящего Сёдзиро.

Эта история – не о героях.

Не о избранных.

И уж точно не о спасителях.

Это история о происхождении силы,

которая меняет саму ткань мира.

И о том, что Истина всегда начинается с крови.

Истина 1: Принцесса и самурай.

Сумерки опускались на лес, словно тонкая вуаль из дыма и тишины.

Последние лучи солнца роняли бледное золото на влажные листья, и воздух был пропитан запахом сырой земли и далёкого огня. Между стволов – туман, густой, как сакэ, и в нём, будто тень прошлого, сидел человек.

Пьяный самурай.

Его одежда – грязная, порванная, будто пережила не одну бурю и не одну бойню. На голове – широкая соломенная шляпа, под которой блестели мутные, красные глаза. Зрачки расплывчаты, как кровь в воде. В руке – катана, обагрённая свежей кровью; алый цвет лезвия ещё дышал теплом жизни, которой больше нет. Рукоять – чёрно-золотая, плетение тугое, из верблюжьей кожи и кожи комодского варана; изысканная вещь в руках потерявшего честь.

Он покачнулся, вдохнул вечернюю прохладу, и, усмехнувшись, повалился на траву.

Слова вырвались из его горла, как стоны ветра:

– В дааали мы гуляли-и-и…

Яяя зааа тобой по пятааам…

Тыы и яяя любиилии нас…!

Голос дрожал, ломался, растворялся в шуме леса.

Но лес вдруг стих.

Из тумана выступили двенадцать фигур – ниндзя, беззвучные, как сама смерть. Их глаза сверкнули под масками. Один прошептал:

– Это он… Красная Шляпа Сёдзиро Кусакабэ.

Самурай едва заметно улыбнулся, глаза его закрылись на миг…

А когда открылись – он уже стоял перед тем, кто говорил.

– А у тебя карие глаза, – сказал он тихо.

Лезвие мелькнуло, как вспышка луны, и воздух наполнился влажным хрипом. Кровь брызнула на листья.

Остальные застыли, оцепенев.

Самурай провёл пальцем по клинку, как по музыкальной струне, и сказал:

– Кто не спрятался, я не виноват. Я считаю до одиннадцати.

Вас было двенадцать. Одного уже нет.

Он усмехнулся – тенью, усталой и безумной.

– Давайте сыграем. В прятки… или в догонялки.

Ниндзя сорвались с места.

Сияние клинков прорезало туман. Воздух наполнился свистом стали.

– Это нечестно… – сказал он, склоняя голову. – Я ведь ещё не спрятался.

И одним движением, быстрым как вдох, он обнажил катану.

Тьма вспыхнула – и тут же погасла.

Кровь ударила в небо, как красный дождь.

Деревья теперь несли на себе двенадцать безжизненных тел, тихо покачивающихся в вечернем ветре.

Соломенная шляпа самурая напиталась алым, и теперь капли стекали с её краёв, словно дождь плакал за убитых.

Он сделал пару шагов, чуть покачиваясь, поднял глаза к луне, и, едва слышно, продолжил песню, уходя вглубь леса.

– Тыы и яяя… любиилии… наааас…

И только ветер ответил ему, неся запах крови и тишины.

Лес затих, оставив лишь потрескивание костра.

Оранжевое пламя мягко облизывало мясо на вертеле – сочный запах жареного кролика смешивался с ароматом сакэ.

Сёдзиро сидел, покачиваясь, глядя в огонь мутными глазами, в которых плясали отблески пламени. Его дыхание было медленным, лицо усталым. Казалось, лес наконец дал ему короткое затишье между бурями.

Но покой продлился недолго.

Из тёмной чащи, разрывая ветви, выскочила девушка.

Белые волосы – спутанные, в них застряли сухие листья и тонкие ветки. Её белоснежное кимоно было перепачкано грязью и пылью, будто она бежала сквозь шипы и тени. На щеке – свежая царапина, тонкая, как чернильный штрих.

Луна светила на неё так, что её кожа казалась нереальной – бледной, почти прозрачной, словно сотканной из света.

Голубые глаза, ясные, как зимние воды, смотрели прямо на Сёдзиро.

– Эй, ты! – резко, хрипловато крикнула она. – Есть что пожрать?

Сёдзиро моргнул, не сразу осознав, что перед ним – не дух, а живая женщина.

Он рассмеялся тихо, сипло, и махнул рукой:

– Будет тебе кролик… скоро прожарится. Садись. Хочешь сакэ?

Она дернула плечом и села напротив, приняв чашу с видом охотницы, привыкшей брать, а не просить. Сделала глоток, вытерла губы тыльной стороной руки – и вдруг, будто по велению инстинкта, вскинула взгляд:

– Давай устроим спарринг!

Он не ответил. Только кивнул.

Мгновение спустя они стояли напротив друг друга – луна освещала их лица, а огонь между ними горел тихо, как сердце перед бурей.

Сёдзиро был пьян, но его рука уверенно легла на рукоять меча.

Девушка же стояла легко, словно сама ночь держала её за плечи.

Её клинок был изящен и страшен одновременно – белая рукоять, переплетённая чёрно-белыми узорами, из кожи двух гадюк – белой и чёрной. Лезвие под лунным светом отливало нежным голубым сиянием, будто дышало холодом.

– Этот клинок зовут Нэму, – сказала она, её голос прозвучал гордо. —

И он поможет мне одержать очередную победу.

Сёдзиро усмехнулся, приподняв шляпу, и с пьяной вежливостью произнёс:

– Приступаем, миледи.

Воздух вокруг стал плотным, словно время застыло.

Три… четыре секунды – никто не двигался.

Только огонь тихо треснул, и в тот же миг она ринулась вперёд.

Её рывок был стремителен, как удар молнии. Катана свистнула, прорезая воздух, нацелившись рассечь его надвое.

Сёдзиро парировал удар, металл встретил металл – звон разнёсся по лесу, как песня клинков.

Она закрутила меч в руке, плавно, будто танцуя, и направила лезвие к его плечу.

Но Сёдзиро, пьяный, замер – не в страхе, а в каком-то странном восхищении.

Пальцы его сомкнулись прямо на клинке – и кровь потекла по стали, смешавшись с отражением луны.

– Как тебя зовут, чудо этого мира? – спросил он спокойно, будто во сне.

Она резко толкнула его, и он упал на землю, не теряя улыбки.

Поднял голову – и увидел, как она, лёгким движением, убирает клинок в ножны.

– Я – сбежавшая первая принцесса Юмико Набунага, – сказала она, глядя на него сверху вниз. —

Будем знакомы, Красная Шляпа Сёдзиро. Я видела тебя в деле.

Ты будешь помогать мне построить семью…

Ты проиграл мне.

На миг всё стихло.

Лес вздохнул. Луна поднялась выше.

Её кожа засияла под холодным светом, волосы сверкнули серебром, а глаза – как два озера – отразили всю глубину ночи.

Звон листвы, треск костра, далекий крик птицы – всё слилось в единый аккорд, и в нём было что-то возвышенное.

Она стояла, как воплощённая луна.

Он сидел, всё ещё пьяный, но впервые за долгое время – трезвый внутри.

И лес, казалось, стал свидетелем чего-то большего, чем встреча двух мечей.

Это было столкновение двух судеб – кровавого пьяницы и сбежавшей принцессы,

под покровом японских сумерек, где даже смерть звучит как поэзия.

Ночь медленно стекала с листьев. Костёр догорал, оставляя в воздухе запах кроличьего жира и сакэ. Луна уже спряталась, а первые лучи рассвета касались шляпы Сёдзиро.

Он сидел, покачиваясь, держа в руках пустую чашку.

Юмико стояла чуть поодаль, умыв лицо водой из бамбуковой лужи, и вдруг заговорила.

Юмико:

– В горах, за долиной, есть деревня. Люди там мрут один за другим. Говорят, ночью кто-то шепчет им имена.

(Она поворачивается, холодно, но в её голосе есть усталость.)

– Остался лишь один. Мужчина. Единственный, кто всё ещё жив и будто бы не боится смерти.

Сёдзиро:

(Потягивается, зевает, глядя на тлеющий костёр.)

– Хм. Значит, духи снова решили развеяться. Или человек сам стал хуже демона.

Юмико:

– Меня послали разобраться. Но… (смотрит на него прищурившись) – теперь я решила, что ты пойдёшь со мной.

Сёдзиро:

(усмехается, не глядя на неё)

– Приказываешь, принцесса?

Юмико:

– Не приказываю. Предлагаю. Если откажешься – я всё равно пойду. Но дорога длинная, а я не уверена, что там ждёт человек.

Сёдзиро:

(надевает свою соломенную шляпу, глядя на восход)

– Деревня, смерть и немного тайн… Хм, хорошее место, чтобы протрезветь.

Юмико:

– А если там ловушка?

Сёдзиро:

(поднимается, отряхивает плащ, берет катану)

– Тогда я просто напьюсь ещё раз, чтобы не скучать.

(Юмико слегка улыбается, не показывая этого прямо. Между ними пробегает тихий, почти тёплый момент.)

Юмико:

– На рассвете выдвигаемся. И, Сёдзиро… постарайся не петь в пути.

Сёдзиро:

(мягко смеётся, засовывая бутылку сакэ за пояс)

– Не обещаю. Когда смерть рядом – песня звучит особенно честно.